Тора Джой родилась на неделю раньше положенного — пять минут назад наступило 4 июля, и стране исполнилось 195 лет. У девочки были густые черные волосы, длинные реснички и сморщенное личико.

— Оказывается, не картошка, скорее слива. Правда ведь она красивая? — Чарли широко раскинула руки навстречу подходящей к кровати Жени и обняла подругу с такой силой, что почти повалила на себя.

— Материнская слепота, — заявил Тору, стараясь сохранить серьезное лицо. — Наш ребенок выглядит, как все новорожденные: что-то среднее между Черчиллем и ракообразным, — улыбка, которую он старательно сдерживал, все же прорвалась на лице. — Но она чудесна!

Тора Джой лежала рядом с матерью в небольшой кроватке, и Чарли не могла оторвать от нее глаз дольше чем на минуту.

— Больше шести фунтов, — объявил Тору. Он оставался с женой с начала родов и в больнице пребывал лишь в роли мужа, а не врача.

— Утирал мне лоб, — с гордостью сообщила Чарли Жени, — советовал, как дышать, а сам затаил дыхание, говорил, когда тужиться, и все время держал за руку.

Он первым заметил головку и остальное тельце, показавшееся между ног Чарли — покрытое кровью и связанное с утробой матери.

— Девочка! — закричал Тору и лишь тогда на миг отвернулся и выпустил руку матери.

Чарли глядела на мужа с любовью.

— Роды дались ему труднее, чем мне. Я просто тужилась, а он следил за всем.

— Пустяки, — Тору пожал плечами.

Жени была названа крестной матерью. Она сумела вырваться рано, хотя четвертого июля и дежурила — успела на двухчасовой рейс и еще до четырех оказалась в госпитале Вет Дэвид. Побыв там лишь три часа, она поспешила на последний рейс в Нью-Йорк, чтобы с утра уже объявиться на работе.

Когда она вошла в вестибюль своего дома, сзади кто-то появился из тени. Она почувствовала, что он следует за ней. Жени пошла быстрее, но ощущала, что преследователь приближается. Она подумала, не стоит ли повернуться и попытаться прорваться на улицу, но вспомнила, что в праздничный вечер улица совершенно безлюдна. Он был сзади, совсем уже рядом. Тело сковал страх. Ударит ножом или выстрелит? Нельзя жить одной, было ее последней мыслью перед тем, как он крепко схватил ее за плечо. Жени зажмурила глаза.

Он впился губами в ее губы. «Изнасилование», — подумала Жени. Она открыла рот, чтобы закричать, но его язык проник глубоко в горло, заглушая вопль. Он крепко держал ее за обе руки, рот делал немой, язык кругами носился по внутренней стороне губ.

Руки двигались к талии. К ужасу Жени, насильник оказался нежным. Но еще страшнее было то, что она отвечала на его ласки.

Она открыла глаза, и он ослабил напор.

— Дэнни!

— Привет, Россия!

Она обняла его за шею. Закрыв глаза на этот раз, провалилась в нежное искрящееся пространство. Они пошли назад к лифту.

Поднимаясь, не прикасались друг другу, но пространство между ними становилось осязаемым и заряженным. На шестом этаже они вышли, и Жени провела его к своей двери. Пальцы не слушались. Она неловко копалась с ключами, уронила их на пол. Дэнни поднял, подал ей. Она взяла со смущенной улыбкой и наконец сумела открыть дверь.

— Ты смущаешься, — тихо проговорил Дэнни. — Это тебе идет, красавица.

Жени прошла вперед, включила свет и кондиционер.

— Ужасно жарко.

— В самом деле? Погода просто пугающая.

— Хочешь выпить? — предложила она, застывая на миг.

— Превосходная идея.

Он остался у бара, а Жени принесла из холодильника лимонад.

— Разбавить? — она разлила по рюмкам водку. — Откуда ты взялся?

— Из Калифорнии. Вылетел сразу, как только ты меня позвала.

— Я тебя позвала?

Дэнни кивнул.

— Ясно, как будто по телефону. Я прогуливался вдоль берега в Малибу в сопровождении лишь пеликана и веретенника. Ближайшие люди были в милях от меня. Внезапно твой голос окликнул меня с волн. Мы все трое его отчетливо слышали. Мои пернатые друзья сразу же рванулись к тебе, и я тоже вылетел вслед за ними и вскоре оказался в тени твоего подъезда.

У Жени вырвался смешок:

— А я думала, что ты собираешься напасть на меня, когда вот так возник из темноты.

— И я тебя не разочаровал? — Дэнни подошел к ней сзади, в то время как Жени наклонилась над столиком, чтобы расставить стаканы, пропустил пальцы под мышками, погладил шею. — Я по тебе скучал.

Она выпрямилась, повернулась, коснулась рукой его щеки, потом губ, кончики пальцев наткнулись на его язык. Заглянула в глаза и задрожала, схватила его голову и крепко прижалась губами к его губам.

— Дэнни, — шептала она в его открытый рот, вновь и вновь повторяя имя.

Он кивнул. Их руки встретились, и они направились в спальню. Там встали над кроватью, так сильно прижавшись друг к другу, что их тела пронзила общая дрожь. Слова сами собой возникали в ее голове: «Это было так давно».

Но ее руки помнили, и пальцы помнили; губы тоже помнили. Она расстегнула его рубашку и ощутила соль на его коже. Он пах океаном, и она почувствовала, как в ней самой нарастает прилив.

Сбросив рубашку, расстегнув ремень, он стоптал с себя брюки. Они стояли и, обнявшись, раскачивались. Он опустил молнию на ее юбке, и та упала к лодыжкам. Переступив через юбку, она сбросила блузку, сняла бюстгальтер и снова повернулась к нему:

— Дэнни.

Он снял ее трусики, потом свои, нежно коснулся бедер. Дыхание вырывалось толчками, тело пронзали разряды. Они пошатнулись, но он ее поддержал, медленно, будто в танце, повел к стене. Она прижалась, наклонилась, коснулась пальцем его плоти. Он застонал, отбросил ее руку, прижался к ней всем телом, нашел ладонью ягодицы и вошел в теплый поднимающийся прилив ее любви.

— Дэнни! — имя слетело с губ, и понесло на гребень волны, где обоих разбило в мелкие брызги.

Потом они прижимались друг к другу — выжившие после кораблекрушения, и он обвел пальцем границу ее влажных волос.

Она взяла его за руку и повела к кровати. Скинула одеяло. Их тела остывали под бризом из кондиционера, работавшего в соседней комнате. Потом он поднялся на локтях, заглянул ей в лицо, губами лаская все ее тело.

Язык касался кожи, передавая легкие и возбуждающие послания: по груди, вокруг сосков, невесомо, быстро, вниз к животу, потом проник меж потаенных губ, кружил у теплой пуговки снова и снова. Волна прилива вновь поднялась в ней. Она закричала, и тело внезапно выгнулось, рванулось к нему. И он повел ее к общей вершине.

Утром будильник прозвонил в шесть. Жени автоматически выключила его и уже почти спустила ноги с кровати и только тут вспомнила. Повернулась. Ей улыбался Дэнни.

— Выходи за меня замуж.

— Не могу, — она тоже улыбнулась ему.

— Тогда возьми отгул.

Она рассмеялась и решила попробовать. Она позвонит и скажет, что заболела. Раньше она никогда этого не делала. Ей требовалась работа, и она была благодарна за то, что сумела ее подыскать на лето в хирургическом отделении своего же госпиталя.

Поговорив по телефону, Жени вернулась в кровать.

— Хорошо, — одобрил ее Дэнни. — Первый шаг сделан. Самый трудный. А теперь выходи за меня замуж. Я знаю, ты уже много лет назад рассталась со своим Горе-Вандером,хотя и узнал об этом только месяц назад — от старых знакомых из Кембриджа.

Она не смогла ему сказать, что до сих пор еще официально замужем — простая формальность, которую легко ликвидировать, — не хотела, чтобы Пел и теперь стоял между ними и уязвлял его гордость.

— К тому времени, когда я закончу здесь практику, и еще через два года специализации я превращусь в старуху.

Он поцеловал ее в мочку уха:

— Разве ты забыла? Мы ведь одного возраста. К тому же одного веса и прекрасно друг другу подходим: и в вертикальном и в горизонтальном положении. Будешь стареть со мной.

Жени посмотрела на него: черные кудри, полные смеха глаза, чувственный рот. Если бы у них был ребенок, он был бы на самом деле красив.