От сердца сразу отлегло.

Их интимные отношения сложились так, что завлекала всегда она, брала его приступом — как крепость. Но сейчас, едва переступив порог квартиры, он поспешил заморочить ее, затеребить — поцелуями, объятиями, щекоткой, какими-то глупостями. Ему, кстати, очень нравилось, что с ней можно делать любые глупости и от них никогда не бывает неловко, только смешно. Лео любила похохотать.

Протопопов («с шутками-прибаутками», вспомнилась фраза из анекдота) заманил ее в постель, убедив себя, что это ей, а не ему после секса станет спокойнее. Стало — ему во всяком случае. Он перестал замечать ее нервозность и подумал, что, наверное, пора в ресторан. Еще же домой надо вовремя.

Он сладко потянулся и посмотрел на свою подругу. Вяловата она сегодня.

— Ну что, поедем пообедаем? Проголодалась? Тебе за двоих есть положено. — М-да. «Оскар» за пошлость. — У тебя ведь нет токсикоза? Так кое-чего захотелось, что набросился и даже не спросил, как ты себя чувствуешь. Все нормально? Когда, кстати, к врачу? — безостановочно сыпалось из него.

Лео ответила жестким взглядом. Типа, не придуривайся.

— Я правда беспокоюсь, — Протопопов скроил проникновенную мину.

— Чувствую я себя супер, всем бы так, — с неохотой, будто исполняя повинность, ответила Лео. — Ты лучше скажи: с женой поговорил?

— Поговорил, поговорил, — лживо заулыбался он.

— И?…

— Вот за обедом и расскажу.

— Ясно, — вздохнула Лео. — Значит, хорошего мало.

— Ну почему?!.. — вскинулся Протопопов, но подпустил ужасного петуха и стыдливо опустил голову.

Лео села, спустила ноги на пол. Лицо ее будто сползло вниз в брезгливом презрении.

— Пес с тобой, — устало обронила она. — Поехали жрать.

Беременность ее красила. Она казалась ожившей рекламой всего изобретенного человечеством для такой вот светящейся кожи, густых и блестящих волос, белков, отливающих синевой, жемчужных зубов, крепких ногтей, роскошной груди…

На нее оборачивались. Пока они шли через зал к столику, Протопопов на каждом шагу ловил плотоядные мужские взгляды, лепившиеся к его спутнице. Будучи перехвачены, взгляды менялись, как бы признавая за ним право собственности и отступая в сторонку, наполнялись откровенной завистью. Протопопов гордился — и страдал всем нутром: неужто лишиться столь ценного экземпляра? «Что делать, что придумать, как удержать ее тайно от жены?» — скворчало в его мозгах неостановимо, но, увы, без толку.

Они сели. Лео заказала салат, рыбу на пару, морковный сок, чем слегка подпортила Протопопову настроение — даже он понял, что это не забота о правильном питании, а признак растерянности, подавленности. Лео любила красное вино, жареное мясо, острые приправы; в спокойной обстановке, да при любящем муже, она и беременная не стала бы отказывать себе в удовольствиях. Что ж ей так не везет, бедняге? Сначала Иван с ней выкаблучивал, теперь вот он сам… и семью свою развалила… Но об этом Протопопов не знал ничего, кроме примитивнейшей фактографии: любили без памяти, прожили полтора года, поссорились, разбежались. Лео избегала говорить об Антоне; когда Протопопов рискнул проявить любопытство, то так безнадежно испортил себе кайф — Лео из страстной пантеры мгновенно превратилась в мрачный куль, — что сразу зарекся: на фиг, на фиг. Не мое обезьянье дело.

Вот и сейчас он отогнал мысли о нескладной судьбе Лео, сурово отсек жалость — иначе не хватит духу сказать то, что должен, — и погрузился в изучение меню. Решил тоже взять рыбу за компанию, выбрал белое вино. Попросил подогреть хлеб и принести масло с травами. Повозился с салфеткой, поправил тарелки, приборы. Угнездился. И со значением воззрился на губы Лео, телепатируя свое желание. Любил поиграть в эту игру — до сих пор щекотало нервы. Что ж напоследок не побалдеть; неизвестно, как они сегодня расстанутся. Сильно она вряд ли взбрыкнет, материально по рукам и ногам повязана, однако гарантий ноль — характерец у нас ого-го. Что приятно.

Лео вернулась откуда-то издалека, молча встретилась с ним глазами. Тяжело бросила:

— Ну?

— Что «ну»?

Протопопов делал вид, будто не замечает враждебности, и, как игривая каракатица, старательно пыхал чернилами сексуальных флюидов. Слова его прозвучали кокетливо.

Лео досадливо дернула ртом и хотела ответить, но тут принесли сок и воду, и разговор ненадолго прервался. Однако Лео явно надоело ходить вокруг да около.

— Что сказала жена? — в лоб спросила она, едва отошел официант.

Протопопов внутренне сжался от страха: сейчас на него как выльют морковную жижу! С Лео станется. И вообще, опять выяснять отношения, тоска!.. Он машинально сложил ладони домиком, закрыл ими лицо и медленно провел от щек к кончику носа, будто пытаясь его вытянуть. Лео, не обращая внимания на эти манипуляции, молча ждала ответа.

— Во-первых, она сама нас выследила. Наняла детектива, — заговорил, наконец, Протопопов.

Лео усмехнулась, но, надо отдать должное ее стоицизму, не произнесла ни слова.

— Во-вторых, как ты понимаешь, аналогичная история у нас уже была. Из-за Таты… — В этот миг чья-то большая рука вздумала подоить его сердце: ухватила в кулак, требовательно потянула вниз и отпустила; выжатая кровь, запульсировав, взорвала сосуды. В глазах почернело. Протопопов мотнул головой, глубоко задышал. Прошло. Он увидел, что от Лео не ускользнуло его состояние; она смотрела с насмешкой — недоброй, уничижительной. Это вызвало раздражение: много ты понимаешь в чувствах, сопля. Но он сдержался, продолжил: — И второго подобного испытания моей жене не выдержать. Она переживает, плачет постоянно, давление подскочило… Любит меня.

Вралось легко; он и сам уже верил в собственное сочинительство — оно так приятно меняло картину происходящего. Протопопов горестно забубнил дальше:

— Мы с ней люди немолодые. У нас внук, невестка его еще кормит, а живем мы вместе, потрясения в семье ни к чему…

«Много оправдываюсь», — думал он параллельно, — «вообще-то не обязан. Она знала, с кем связывается».

Но ее гробовое молчание нечем было заглушить, кроме потока слов.

— Поэтому о некоторых вещах, то есть, о ребенке, я ей говорить не стал. Сказал: любовница, ничего серьезного, брошу. Чтобы усыпить подозрения. Чем скорее, тем лучше — чаще сможем видеться. Но пока, как ты догадываешься, со встречами придется повременить: если детектив опять нас с тобой накроет, жену это убьет. Я не имею права так сильно ее травмировать. Мы вместе почти тридцать лет, она мать моего сына…

Протопопов осекся: у Лео сделалось страшное лицо.

— Заткнись, а? — очень тихо и очень грозно произнесла она. Так грозно, что семейный человек заткнулся как миленький. И сразу растерял гонор.

Принесли салат, рыбу — донельзя кстати; это чуть-чуть разрядило обстановку. Они неохотно, без аппетита, заковыряли в еде вилками. Несколько минут прошло в молчании, но вскоре Лео, дожевав, сказала:

— Короче. Давай без лирики и потрясания сединами. Ты, конечно, заслуженный пенсионер, но малютку все ж таки сделал. Поэтому придется договариваться об условиях. Поступишь как человек, твоя жена ничего не узнает. Обманешь, тебе же хуже: мне никого не жалко. Я теперь не только есть, я и глотку буду перегрызать за двоих: за себя и своего ребенка. Но вообще-то он и твой тоже, и по-моему, ты просто обязан о нас заботиться. Тем более что работать я какое-то время не смогу.

Она выдала все это равнодушно, без интонаций, чужим голосом и, закончив, судейским молотком опустила вилку на край тарелки.

Протопопов от столь окончательной бесповоротности заерзал на стуле, нервно отпил вина, поперхнулся, закашлялся. С неудовольствием понял, что вспотел и покраснел до ушей.

— Заботиться я не отказываюсь — в смысле материальной части. А насчет остального… пойми, жить с тобой, не спать ночами, гулять с колясками я не готов. Возраст не тот, а здоровье тем более — ты должна учитывать. Потом, у меня семья… Собственно, мы о детях не договаривались, с твоей стороны странно рассчитывать… был ведь и другой выбор… и сейчас еще есть… причем не исключено, что это намного благоразумнее…