— Салют! — сказал Антопель и ухмыльнулся: — Что, за хлебом послали?

— Ага. С маслом и колбасой.

— Чего так? Наталья ж тебя до хозяйства не допускает? — Этот факт был предметом многих шуток и большой зависти сослуживцев-мужчин.

— Да вот, понимаешь… Обстоятельства изменились.

Антопель вопросительно поднял брови.

— У нас прибавление ожидается.

— Да ты что? — С предсказуемой расстановочкой и деланным изумлением.

Антон кивнул и развел руками: мол, все под богом ходим — невольно подражая тем, с кем аналогичная история случалась раньше. Сам от себя не ожидал. Обычно он по серьезным поводам с народом не заигрывал.

— Слушай, надо отметить! Зайдем в кафе?

Антон замялся.

— Ладно тебе! Задержишься на двадцать минут, всего делов! Потерпит твоя Натаха. Пользуйся, пока можно, потом так припашут, что ни вздохнуть, ни… ну, ты в курсе. — Все знали, что Антон не любит бранных слов и пошлости.

Будущий отец неохотно согласился и полчаса спустя с удивлением обнаружил, что занят ровно тем, что еще недавно осуждал. Он сидел за столиком с кружкой пива, трепался с приятелем… и его впервые за долгое время отпустили тревоги.

Они обсудили экономику, политику, футбол. Возникла пауза, и Антон уже собирался предложить отправиться за продуктами, когда Антопель спросил:

— Теперь-то поженитесь наконец?

Антон ответил тем, что называют «громким молчанием».

— Не хочешь, не отвечай, я так, — засуетился собеседник. — Оно и не обязательно. Извини, если…

— Нет, ничего, — успокоил Антон. — Все нормально. Поженимся конечно. Только мне сначала развестись надо.

— А-а, ну да…. — Антопель не знал, что сказать, но глаза его зажглись любопытством. Он помялся, поерзал, и все же закинул удочку: — Моя, кстати, интересовалась, не слышно ли чего о твоей Клеопатре. Вы общаетесь?

— Нет. — Антон не рискнул продолжать, боялся не совладать с голосом. Он не ожидал, что так бурно отреагирует: под ним как будто провалилось дно лифта.

— Даже не знаешь, где она?

— Нет.

— Жалко, что у вас не сложилось. Уж такая она у тебя была… — с аппетитом начал Антопель и опомнился: — Нет, Наталья тоже супер и… я тебе один вещь скажу, только не обижайся… как жена она тебе лучше подходит. Хозяйственная, спокойная… — Он заметил испарину на лбу Антона. — Ну, неважно… не мое дело. Извини.

— Ерунда, — махнул рукой Антон, плохо изображая равнодушие, и вдруг с откровенной грустью добавил: — И вообще ты, наверно, прав.

— Еще бы! — радостно подхватил Антопель: слава тебе господи, обошлось. Не обиделся. — Я, между прочим, знаю, что говорю. На собственной шкуре испытал. Была у меня одна, еще до Олеськи… вроде Лео твоей: яркая-жаркая… секс обалденный… с ума по ней сходил, жениться хотел… ревновал — страх! Вместе не жили, хоть я предлагал, но она все тянула: подождем, подождем. Так, веришь, минуты покоя не знал! Что она, с кем? Проверял по телефону, на квартиру заваливался неожиданно… А когда отставку получил — нашла, гадина, другого, — чуть не сдох. Но, видишь, прав оказался: значит, крутила хвостом! Иначе откуда тот хрен взялся? С Олеськой иначе… тихо-спокойно, волноваться не за что…

— Почему? — удивился слегка захмелевший Антон. — Она же такая симпатичная?

— Да, красивая, но по-другому, вроде твоей Натальи — тихая, домашняя. У таких в голове своя программа: гнездо вить. А всякие… Клеопатры, они… опасные… с ними не то что гнезда не совьешь, а так о землю хряснешься, костей не собрать!

Антопель остекленевшими глазами уставился в пространство и ощутимо затосковал. Антон слушал с интересом. Он, естественно, считал свою историю уникальной и не думал, что подобное происходит и с другими. Алкоголь развязал ему язык, и он спросил:

— А у тебя это совсем прошло? Ну, к той… опасной?

— Да, да, — закивал Антопель. — Совершенно!

Но по его тону не слишком проницательный Антон догадался, что все не совсем так — а может, и совсем не так.

М-да. Печально.

Но вслух он сказал:

— Значит, оно и правильно. К лучшему.

Антопель, как заведенный, продолжал кивать. И вдруг встрепенулся:

— Слушай! Можно спрошу?….

— Валяй.

— А если б твоя Лео сейчас приехала, ты бы…

— Что?

— Смог от нее отказаться? — Выпалив это, Антопель скорчил испуганно-виноватую физиономию: только не убивайте.

Антон и не стал убивать. Он помолчал, справляясь с эмоциями, и спокойно, размеренно ответил:

— К счастью, вопрос риторический. Этого не произойдет. Исключено.

— Ну и отлично! — с облегчением выдохнул Антопель. Разговор получался дурацкий, бабий. Все пиво, подлое, виновато. — Слыш, а не пора сворачиваться? Дома-то заждались.

— Пора, — отозвался Антон.

Они в дружеском молчании прошлись по магазину, купили что нужно, попрощались на выходе и разошлись в разные стороны.

Наташа, услышав: «Засиделся за пивом», посмотрела взыскующе, и Антон в странном прозрении понял, что этой сцене предстоит не раз повториться. Он глупо, виновато улыбался, парадоксально радуясь тому, что за ним в кои-то веки есть грешок, и думал, что ему позарез, непременно, обязательно необходимо повидаться с Лео. Чтобы окончательно все понять и все для себя решить.

Благо есть повод: развод.

А для Наташи ничего не изменится. Точно.

Иван недолго ломал голову над вопросом, почему его уволили. Ясно как божий день: Главный прознал про их с Мурашовым левые заработки. И уж тем более ясно, от кого. Иван был не настолько наивен, чтобы после визита Лео не ждать неприятностей; при ее-то чудесном характере? Дождался. Что же, он не маленький, с самого начала знал, в какую игру ввязывается. Кстати, из-за нее же, предательницы Лео; очень хотелось денег на новую жизнь. Точнее, хотелось новой жизни, а на нее требовались деньги. Эх, подсмотреть бы тогда где-нибудь в волшебном блюдечке, чем все обернется! Он бы, конечно, действовал иначе, но, увы, фарш невозможно провернуть назад…

По тем временам ситуация виделась совсем в другом свете.

Он как сейчас помнил их с Лео разговоры, ведь прежде чем подкатить с «пикантным» предложением к Мурашову, Иван обсуждал это с ней, и не раз. В принципе, хотел, чтобы отсоветовала. Но Лео, наоборот, убеждала: никакое тут не преступление, не воровство.

— Ваш Главный на вас давно миллиардером стал, причем не рублевым, — возмущалась. — Собственную старость обеспечить не забыл. А у тебя, случись чего, подкожных запасов ноль. Ты, между прочим, сидишь на его должности и задницу его от государства прикрываешь, работаешь за него — он, блин, небось, и не помнит, как это делается, знай себе купоны стрижет! Но тебе проценты почему-то выдаются как большой подарок. От щедрот.

— Ну, монастырь-то его, — примирительно улыбался Иван. — Соответственно и устав тоже.

— Пусть засунет свой устав в одно место, — отмахивалась Лео. — Я тебя не прошу общие порядки менять. Ты о себе позаботься, и хватит. И уж обо мне, кстати. А то на что кушать будем? Ты ж свою тунеядку по гроб жизни содержать вознамерился!

— Она моя жена, мать моего ребенка. — Здесь Иван был неколебим, и это до чертиков бесило Лео. Про «мать» она слышать спокойно не могла; обязательно передразнивала противным голосом: «Перемать переребенка».

— И вообще: жена! Бывшая, не забыл? Вы разошлись! И про ребенка молчи: не ребенок, а лоб здоровущий, самому сто лет работать пора!

— Закончит институт и будет работать, — в сотый раз отвечал Иван, втайне изумляясь: откуда у него эти мерзкие, долдонистые интонации? — Но учти, помогать им я буду всегда. Предупреждаю заранее.

— Даже если они сами зарабатывать начнут? Даже если Тата снова замуж выйдет? — вопила Лео.

— Что это меняет? — холодно вопрошал Иван. Он тщательно скрывал, что мысль о новом Татином замужестве для него точно нож вострый: как это, его семья, и вдруг перестанет в нем нуждаться? Считать семьей Лео он так и не научился. — В жизни всегда много проблем. В любом случае можно дарить подарки. Что я, не имею права? Хотя бы сыну.