Полчаса спустя она все еще лежала на широкой, некогда супружеской, кровати и рассматривала полотняный мешочек со шнурком из красного мулине. Внутри находился амулет «на деньги и мужиков» — Сашка ее таки уломала. Амулет, по мнению Таты, срабатывал: Митчелл сообщил о желании издать второй тираж второй книжки, да и мужики поглядывали…

Действие деревянного кружочка с выжженным на нем красивым узором ее устраивало. Но речи Ефима Борисовича жгли мозг и будто требовали амулет уничтожить. Как поступить? Сжечь талисман, съездить в Израиль и ждать осуществления «воли Его»? Учитывая, что Его пути неисповедимы? Вдруг, к примеру, вернется Ваня? Ведь она этого не хочет? Или хочет?… Да и вернуть можно по-разному; нам «сверху» любят подкидывать испытания. Если Ваня, к примеру, заболеет или лишится средств к существованию, она же первая его назад позовет.

Тата поежилась, как от холода. Что за апокалиптические настроения? Нечего накликать несчастья. Все будет хорошо. А в обычной жизни новое всегда интересней старого. И для нее еще есть надежда. И костыль — подпорка — в виде амулета ей вовсе не повредит.

Словом, Тата не готова была отказаться от счастья, пусть рунического. Но придется ли оно ей по вкусу, уже сомневалась.

Красивая, элегантная, великолепно причесанная и накрашенная Ласточка скучающе рассматривала витрины ювелирного магазина. Она выбирала себе подарок на день рождения, хотя, признаться, ужасно это занятие не любила. Раньше ей казалось, что в подарке главное — сюрприз. Нечаянная радость. В смысле, та, которой не чаяли. Но такие подарки остались в далеком детстве. Это мать любила ее баловать, заметим, без всяких денег, и умела сделать так, чтобы ерундовая игрушка или пирожное стали настоящим праздником.

Еще мастером порадовать был Питер; в воспоминаниях Ласточки их роман был, словно гобелен, заткан узором из приятных, иногда нелепых и смешных мелочей. Поводы для подарков юное романтическое воображение рождало в изобилии. Два месяца, два дня, два часа две минуты знакомства — пара конфет «Моцарт» в коробке-сердечке. «Сегодня я люблю тебя как никогда» — букет нежнейше-розовых роз. «Правда, на меня похож? Не даст забыть» — металлический, глупо-щеголеватый половник. (Ласточка пользовалась им до сих пор и действительно всякий раз думала о Питере). «На меня никто еще так долго не обижался» — большой лимон к чаю им в отдел, куда Питер без разрешения приперся мириться. И еще дурацкая курочка, при взгляде на которую Ласточка всегда таинственно улыбалась.

Украшения он тоже дарил, но никогда не таскал с собой выбирать. Не все они Ласточке нравились, но она их любила и носила — память.

Ласточка вздохнула. Жизнь с Протопоповым приучила ее «не чаять» сюрпризов. Он подарки не жаловал — «нужное сам куплю, а ненужное на черта сдалось» — и категорически не понимал, зачем они другим. Ласточка привыкла получать дежурное ювелирное украшение на день рождения, духи на Восьмое марта и Новый год и букет на годовщину свадьбы. Привыкла не испытывать при этом эмоций — и забывала о презенте раньше, чем выпустит из рук. Она приняла мужнины воззрения и к получению подарков, в том числе от любовников, стала относиться утилитарно: раз уж хотите отметиться, лучше бы чем-нибудь полезным. Ласточка не стеснялась намекнуть, подсказать, попросить.

Поэтому если она сейчас и скучала, то исключительно умиротворенно. Да, из одежды, обуви и сумок ей ничего не приглянулось, но украшения лишними не бывают. Главное, сообразить, с чем их носить. Бывает, схватишь в ажиотаже бирюльку, а потом изволь подбирать к ней гардероб.

На крайний же случай всегда остаются духи.

И белье. Но это — если кое-кто будет себя очень, очень, очень хорошо вести.

Глупо, что Глеб в его годы так возбуждается от покупки белья и совсем дуреет, когда она его перед ним примеряет. С другой стороны, пусть глупо, зато ей на руку.

Отношения с Глебом Ласточка восстановила сама. После непродолжительного периода отвращения к мужчинам она, успокоившись, рассудила, что, коль скоро секс все-таки нужен, а Протопопова необходимо проучить, придется завести любовника. А поскольку в ее возрасте искать кого-то нового абсурдно — только нарвешься на новые гнусности, — то лучше старого, проверенного Глеба ничего не придумать. По крайней мере известно, чего от него ждать. Ведь не дай бог вляпаться в историю с каким-нибудь проходимцем. Скепсис по отношению к худшей половине человечества отнюдь не гарантия от ошибок.

Короче, она позвонила Глебу, предложила встретиться поговорить — «а то глупо как-то расстались», — и нисколько не удивилась, когда в тот же день вновь очутилась с ним в постели. Все шло по плану. Удивило другое: Глеб без раздумий напялил обратно личину пылко влюбленного.

Вот уж, кажется, лишнее.

Ласточка невольно вспомнила Новый год в детском саду и маску козла на мальчике, который ей нравился. Очевидно, это был знак судьбы… Что бы ей раньше догадаться.

К бывшему любимому человеку она теперь относилась с легким презрением и не считала нужным это скрывать — что, как ни странно, очень подогревало Глеба. Он проводил с Ласточкой все свободное время и скорее мог претендовать на звание ее мужа, нежели Протопопов, с некоторых пор бесконечно пропадавший на работе. С Глебом она ходила по магазинам, Глебу поручала купить зубную пасту, на Глебе срывала плохое настроение, тщеславию Глеба потакала, разрешая сесть за руль своей шикарной машины… С ним Ласточка обедала, ужинала и даже завтракала чаще, чем с официальным спутником жизни, и, внезапно осознав это у витрины с золотом, подумала: «Не нанять ли мне детектива? Не выяснить ли, чем занят благоверный? Учитывая его послужной список, не повредит. Да и, собственно, что мне мешает? Деньги, слава богу, есть».

Она холодно улыбнулась Глебу — тот отходил купить кофе и сейчас с видом дрессированной обезьяны совал ей в руку пластиковый стакан, — молча ткнула миниатюрным пальчиком в колечко с сапфиром и бриллиантами и отошла от витрины, предоставив «второму мужу» возиться с оформлением покупки.

Умудренность опытом вещь хорошая — но вид Протопопова в компании длинноволосой дылды привел Ласточку в бешенство. Она, помимо всего прочего, испытывала классовую неприязнь к высоким женщинам.

Молодой сыщик, детектив частного агентства, успевший привыкнуть к ее неизменной гранитной непрошибаемости, подпрыгнул в кресле, когда Ласточка, спокойно просмотрев пачку фотографий, со всего маху запустила ими в стену над его головой. Но, в свою очередь не теряя самообладания, подобрал их и вернул на место, в конверт.

— Берете? — поинтересовался. С понтом, не удивишь, у нас каждый день — театр.

Ласточка кивнула.

Он назвал цену, больше той, о которой изначально договаривались, и ощутимо напрягся, ожидая торга. Но клиентка, вся в своих мыслях, расплатилась хладнокровно, практичной своей ипостасью сознавая, что, очевидно, на ее шоковое состояние и делался расчет. Действительно, не до споров.

Она забрала конверт и ушла.

По дороге домой, в машине, перед ней чередой мелькали инкриминирующие кадры. Кафе; ее муж с идиотской улыбкой наливает вино в бокал своей коровище, которая зачем-то подняла гриву и выставила напоказ лебяжью шею (да, несостыковка по части зоологии, но все равно). Те же, идут к подъезду, он — ростом ей до уха! — лапает ее литую задницу. Она садится в его машину. Они в парке, она виснет у него на шее, гогочет…

Вот мерзость! Подлец! А она-то поверила сказке о безумной любви к Тате и якобы единственной связи на стороне за двадцать пять лет — это еще хоть что-то оправдывало! Ну, сволочь, погоди. Я тебе устрою хорошую жизнь.

А кстати — вот вам хваленое колдовство, рунка на восстановление семьи. Что ж не сработала? Не захотела? Поехать к той шарлатанке, предъявить претензии? Нет, ну ее! Правды не добьешься, только разозлится, ведьма — все же опасно.

М-да… не соваться бы изначально в темные дела, не верить ворожеям как Святому Писанию, может, жила бы сейчас в Канаде с любимым мужем Питером и сыном и горя не знала. Серафима, Вадим… Бесспорно, многие их предсказания сбылись, но явно не без эффекта обратной связи — ведь Ласточка выстраивала свою судьбу как велено, наперекор не пошла ни разу.