Все. Он указал даты и подписался инициалом. Казалось бы, хорошее письмо. Скупо-проникновенное, сдержанное, в меру лирическое. И предложение не самое неприятное. Можно даже сказать, заманчивое.

Так почему она не ответила? Вот уже сколько дней он ходит как оплеванный. Черкнула б хоть что-нибудь. «Спасибо, нет». Или: «Пошел в болото». Все лучше, чем безразличное, ледяное молчание.

У Протопопова возникло чувство, будто его медленно погружают в кислоту, к счастью, не серную, но какую-то отвратительно щипучую. Кислота сомкнулась над макушкой, и он тихо, страдальчески застонал: стыдно! Дернул же черт… И ведь для полноты счастья позорное письмо каждым словом выгравировалось в памяти и бесконечно прокручивается в голове. И он опять, опять, как много лет назад (правда, чаще не с тоской, а с раздражением), непрерывно думает о Тате.

Тем более что работа не радует абсолютно и уж о ней-то думать не хочется ни секунды. Вернуть утраченные позиции не получается. Наоборот, с каждым новым шагом он как будто откатывается все дальше назад. Всюду, куда ни повернись, Иван успевает первым. Наобзаводился связями, проныра… пусть не затем, чтобы кому-то досадить. Пусть он толковый специалист и печется о деле, и немалого достиг еще до болезни Протопопова, в которой, кстати, нисколько не виноват… Умом Протопопов все это понимал. Но досада в нем зудела: вот не уйди Ванька от Таты, у меня не было бы с ней романа, я не затеял бы бросать жену, не страдал бы, не переживал, не получил бы инсульт и остался бы в седле.

Гениальная логическая цепочка из серии «не родился бы и не умер». Все сложилось, как сложилось, Иван не при чем. Такая же рыбка в сетях божьего промысла, как остальные страдальцы.

Тем не менее, Протопопов злился и по-детски мечтал о том, чтобы Иван куда-нибудь делся, а когда «узурпатор» уезжал в командировки, внимательно прислушивался к новостям: не сообщат ли о катастрофе. Или мысленно рисовал картины жестокого профессионального посрамления дурака — ну, дурака же! — Ваньки и своего возвращения на трон… Он-то, Протопопов, тоже молодец, в люди выбился благодаря мозгам, а не дуриком.

Короче, ситуация: с работой облом, с любовью облом, в семье вообще черт-те что. С женой жизнь, как у двух шапочных знакомцев в гостинице. Случайно встретились в коридоре, здрасьте-здрасьте, погодка-то, а? — и разбежались по углам. Вначале, на волне ревнивой обиды, Протопопов воинственно готовился разводиться, но после запал угас, и стало непонятно, зачем это нужно. А что думала жена, он не знал. Хочет ли она свободы? Или, напротив, боится и оттого затаилась? По виду понять невозможно; держится, негодяйка, вызывающе и высокомерно. Поразительно: виновата же. Или именно потому? Поди разбери.

И вот еще странно: сын не замечает их разлада. Протопопов ужасался: неужели со стороны мы всегда выглядели такими чужими? Конечно, у сына сейчас своих забот полон рот — скоро родится ребенок, но… как можно проглядеть, что родители не спят в одной комнате?

И это, кстати, постепенно превращается в проблему. Ну, в смысле, Это. Не то чтобы в пятьдесят с хвостом, да после инсульта, оно так уж необходимо, однако, как Протопопов совершенно правдиво сообщил Тате, он полностьювыздоровел. И в принципе нисколько не возражал бы… настолько, что, как ни странно, решился бы подъехать к жене, если б практически на сто процентов не был уверен в отказе. Там теперь все, вечная мерзлота. Но ведь не на улице же ему знакомиться, не в кафе? Или, того чудовищней, в Интернете. По сравнению с этим целибат несравненно достойнее.

Протопопов устремил взгляд за окно, и неожиданно в его мозгу распахнулась дверка, о существовании которой он не подозревал, и оттуда рекой хлынули воспоминания о былых победах. Как мало когда-то требовалось, чтобы очутиться с дамой в постели. Быстрый обмен взглядами, пара условно многозначительных фраз, нелепейший предлог — и готово: вы наедине в квартире, у нее или у тебя, неважно. Интереснейшая книга, хотите, я занесу? Не зайдете ли посмотреть фотографии? Коллекцию марок? Монет? Бабочек?

Особо капризным он говорил, что бард и предлагал спеть свои песни. Срабатывало.

Разумеется, в сравнении с некоторыми приятелями он был просто младенец. Те обходились и без квартир. Были известны тихие московские подворотни, малообитаемые подъезды в центре с широкими подоконниками; обладатели собственных автомобилей вовсе горя не знали. Эх-х!.. А у него сейчас? Три машины, квартира с таким количеством комнат, что и он и жена могли бы одновременно привести любовников и не узнать об этом, и даже вечно пустой, чистый, уютный подъезд… Но вот поди ж ты! Оба сидят на голодном пайке. У жены на личном фронте тоже вроде затишье.

Протопопов, растревоженный собственными мыслями, нервно отер ладонью лоб, схватил со стола пульт, ткнул не глядя за спину, включил кондиционер. Духотища.

И вообще… Тем, кто тратит время на столь идиотские размышления, точно пора на пенсию. Надо заняться делами. Протопопов решил для начала проверить почту. Спама-то, спама навалилось. Он открыл соответствующую папку, и его взгляд сам собой уперся в приглашение посмотреть «лучшие попки Франции». Вот уж подгадали так подгадали, учитывая предстоящий Париж. Он усмехнулся и уже повел мышью к кнопке «Удалить», как вдруг, совершенно для себя неожиданно, воровски огляделся по сторонам и, припав к экрану, заслонив его своим телом, стал разглядывать упругие, золотистые женские ягодицы и все, что к ним прилагалось… И от запретности своих действий, от собственной бурной реакции — сам не ожидал! — распалился еще больше.

Больше некуда.

Тут в кабинет постучали — коротко, для проформы, и через секунду дверь медленно начала открываться.

Протопопов в панике засуетился, заерзал, спешно закрыл непристойный сайт и постарался как можно глубже укатить рабочее кресло под стол. Господи, до чего ж неудобно устроен мужской организм! И рожа вся потная, побагровевшая… Он схватил со стола бумаги и принялся ими обмахиваться с видом «ну и жара», а левой рукой для чего-то зачесал в ухе… Словом, втиснул в те мгновения, что открывалась дверь, столько действий, что никак не мог сообразить, кто пришел, хоть и смотрел в лицо посетителя.

Точнее, посетительницы. Кто это? Молодая девица. Внешность вроде знакомая… Ну кто же? Протопов моргнул — и его озарило. Ну да: бывшая подруга Ивана! Она ведь у нас недолго работала, кажется?

«Между прочим, весьма и весьма», — была его первая, полуосмысленная, реакция. Почему он раньше не замечал — или она так похорошела? Протопопов придерживался мнения, что женщины достигают пика красоты годам к двадцати восьми, не раньше. А эта только еще расцветает… Что ж, Ивана можно понять. Какова! Прямо «Аллегория молодости и здоровья». Светящаяся кожа, яркие до синевы белки, блестящие волосы… словно сошла с одной из только что виденных фотографий. Его опять бросило в жар. Черт, как с ней себя вести? Не в силах мыслить здраво, он решил притвориться, будто не узнает ее. Пускай сама объясняет, какого рожна ей понадобилось.

Протопопов, навесив суровую мину, недовольно посмотрел на вошедшую. Молча, не здороваясь. Типа, шляются всякие, а тут люди работают.

Лео нерешительно замерла на пороге. Кашлянула.

— Здрасьте, — пробормотала. Блин. Надо было, конечно, сказать «здравствуйте».

— Добрый день, — раздалось в ответ. Бесцветный, неживой, сипловатый голос. — Чем обязан?

— К вам можно? — спросила Лео. Будто к врачу на прием.

— Прошу. — Протопопов указал на стул по другую сторону письменного стола. Он стремительно проникался жалостью к оробевшей красотке. — Присаживайтесь.

Но Лео уже перестала смущаться. Подошла, повесила сумку на спинку стула и села — все это быстро, экономными, точными движениями, напомнив одолеваемому бесами Протопопову гарцующую лошадку. Он ждал, когда она скажет, зачем пришла. Лео посмотрела на него через стол, ненадолго отвела взгляд, провела длинными пальцами по сетчатому стаканчику с карандашами и, уставившись Протопопову прямо в глаза, тихо заговорила: