Свершилось! Долгожданное признание все–таки пришло.

Владимир Кириллович Винниченко — глава правительства, президент, как его теперь величали, выдающийся общественный деятель, лидер партии украинских социал–демократов, борец за возрождение нации, знаменитый писатель, беллетрист, драматург, эссеист, европеец и европеизатор, первый человек в государстве и не последний в его культурной жизни — был взволнован и растроган.

Исторический акт! Отныне Украинское государство — не игра воображения, оно существует как равное среди прочих мировых держав. И заметьте: не господину Грушевскому, не атаману Петлюре, даже не генеральному секретариату в целом, то есть правительству новорожденной УНР, и не Центральной раде, ее парламенту, а именно ему, названному «Президентом», — персонально адресованы эти мирового значения и эпохальной важности документы!

Слезы умиления набегали на глаза…

Сии документы Владимир Кириллович получил на домашний адрес. Кто это знает, почему так вышло, — почему полномочные официальные представители двух самых могущественных мировых держав сочли нужным адресоваться на Пушкинскую, 20, а не на Владимирскую, 57 — по другую сторону квартала, за садами миллионеров Терещенко и Галагана… Документ Французской республики привез адъютант генерала Табуи, документ королевства Великобритании принес обыкновенный городской рассыльный, которых в Киеве называли «красная шапка».

Оба отныне официальные полномочные представители своих государств, в записках, приложенных к документам, просили назначить им день и час, когда они смогут — в официальном порядке — нанести дипломатический визит и, таким образом, приступить к исполнению своих высоких обязанностей и полномочий. Генерал Табуи приписал еще на скорую руку: «Прошу возможно скорее!» Мистер Багге, по своей врожденной скромности, такой приписки не сделал — он целиком полагался на учтивость и деловитость самого господина президента.

Официальный прием, разумеется, будет устроен безотлагательно — сегодня же! Обставить его надо как можно торжественнее — и пышно и скромно; этикет и такт! Будет присутствовать дипломатический корпус, весь состав секретариата межнациональных и международных дел но главе с генеральным секретарем Шульгиным, ну и вообще весь генеральный секретариат. Полномочные представители и главы новопризнанного государства обменяются торжественными рукопожатиями, потом Винниченко произнесет полагающуюся в таких случаях речь, а генерал Табуи и мистер Багге торжественно выскажут свои заверения. И среди этих заверений еще раз будет подчеркнуто, что «союзные державы всеми своими силами будут поддерживать украинское правительство в его начинаниях на пути… начертанном союзниками…». Затем состоится дипломатический банкет — будут провозглашены тосты и спичи, оркестры музыки, скрытые на хорах, исполнят гимны Франции, Великобритании и УНР, по фужерам разольют шампанское… И жизнь нового государства на мировой арене начнется…

Свершилось!

Владимир Кириллович — в халате и шлепанцах, только что с постели, взволнованный, возбужденный и ликующий стоял в своем кабинете у окна, выходившего на Пушкинскую, и выбивал пальцами по стеклу:

Гей, не дивуйте, добрії люди, що на Вкраїні повстало,

Що під Дашевом та Сорокою множество ляхів пропало…

Правда, как раз под Дашевом и Сорокою сейчас… восстали дашевские и сорокинские крестьяне, и не ляхи там пропадали в настоящий момент, а как раз гайдамаки Центральной рады… Но до того ли было в столь торжественную историческую минуту?

Владимир Кириллович сменил мотив и замурлыкал:

Чубарики–чубчики, ка–ли–на–малина, гей…

В своих официальных речах на официальном приеме, а также и произнося спичи на официальном банкете, представители Франции и Англии, конечно, не преминут еще раз напомнить — потому что они об этом напоминают неизменно, — что теперь их правительства рассчитывают на немедленное провозглашение Украины не федеративным, а независимым, совершенно независимым на международной арене государством. Ибо до провозглашения такой независимости Франции и Англии трудно будет осуществлять свою помощь… в полной мере. Знаете — финансы, расчеты в международных банках, подписание конвенций или там… концессий, ввоз товаров или там… поставки оружия…

Провозглашения независимости Украины — вместо федеративной связи с Россией — добивались и австро–германские представители в Бресте на мирных переговорах. В частности, их глава, граф Чернин. Ведь только если Украина объявит себя самостийной, представители центральных держав, а значит, и сами центральные державы — Германия и Австро–Венгрия — смогут признать правомочной де–факто делегацию УНР, значит, и признать государство УНР де–юре.

Владимир Кириллович перестал напевать — он задумался, но пальцами по стеклу окна все барабанил.

Черт побери! Как же быть?

Ведь Франция и Англия воюют против Германии и Австро–Венгрии, а Германия и Австро–Венгрия, в свой черед, воюют против Франции и Англии?

За кем же идти?

За Антантой или австро–германцами?

А ну его к дьяволу! Опять меж двух сил. Опять… гм, гм… между двух стульев…

Винниченко задумался. Пальцы его машинально выбивали дробь по стеклу. Барышни–балеринки театра Бергонье как раз высыпали на улицу из актерского хода после утренней репетиции. На стук в оконное стекло по ту сторону улицы они оборачивались и видели за окном мужчину комильфо с красиво подстриженной бородкой и усиками, но в домашнем дезабилье: в халате поверх расстегнутой ночной сорочки. Балеринки стреляли глазками, фыркали и птичками улетали по направлению к Фундуклеевской. Вон та, беленькая, с кудряшками из–под белой шапочки, была совсем куколка. Да и та, брюнетка, брови шнурочком, в пушистой шубке, тоже знаете, цыпочка… Эх, за этими государственными и международными делами… А ведь есть еще порох в пороховницах…

Владимир Кириллович оглянулся через плечо в комнату — не зашла ли в кабинет жена, врач–педиатр Розалия Яковлевна, — и помахал балеринкам ручкой.

Что ж, и те требуют, и те требуют: Франция с Англией — с одной стороны, Австрия с Германией — с другой, а тут еще и свои: банкир Добрый, промышленник Демченко, национальная элита во главе с литератором Ефремовым, да и съезд партии самостийников — тоже…

В конце концов, ведь можно же объявить независимость, а там видно будет…

В это время фельдъегерь принес с телеграфа последние известия: утреннюю порцию. Известия были уже с «театра военных действий». В Донецком бассейне вообще больше не осталось воинских гарнизонов Центральной рады: активно действовали части группы Антонова–Овсеенко и шахтеры–повстанцы… Лозовая и Синельниково были тоже в их руках… На Полтавском направлении червоные козаки перекатились через Артемовку и Кочубеевку… На Киевщине восстали села Миновка, Кутелево, Кидановка. На Подолии — Ялтушково и Ненемия. На Волыни — Ярунь и Подлубы… Забастовки в депо Гречаны, на заводе в Фастове, на сахароварнях графа Бобринского, в экономиях графини Браницкой…

Гм!..

Винниченко в раздумье подергал бородку. Франция и Англия признали. Признают Германия и Австро–Венгрия. А… свой собственный народ?..

4

Первым в списке был Леонид Пятаков — председатель ревкома, Кузнечная, 5.

Филер стоял на улице перед тоннелем–воротами во двор, второй — во дворе у двери флигеля. Третий должен был караулить позади домика, под окнами, в саду.

— Дома? — спросил барон Нольде.

— Так точно, ваше… пан сотник! — вытянулся филер в гороховом пальто: пальто, шапки, валенки и все прочее штатское обмундирование для внешних наблюдателей перешло «по наследству» с Житомирской, 35, из царской охранки. — Только осмелюсь доложить, — филер отдал честь, приложив руку к шапке, — их в квартирном помещении двое мужчин и одна, которая женщина, полагаю — мать.

Барон Нольде глянул через плечо: за ним следовало двадцать гайдамаков в шапках с черными шлыками — генеральный секретарь разрешил для этой тайной операции взять людей из его личной охраны. Другая двадцатка, с Наркисом во главе, направлялась сейчас на Печерск — за Ивановым, еще три — на Нестеровскую, Пушкинскую и Подвальную, за Смирновым, Картвелишвили и Гамарником.