Флегонт взволновался: он увидел в этом добрый знак — символ, если хотите.

Старо–киевские казаки стояли «смирно»; куреневские, проходя мимо, лихо печатали шаг. До Марины оставалось шагов двадцать.

Но сотник уже подал команду: «Стой, вольно, можно перекурить!» — и все казаки Куреневской сотни тоже разом загомонили.

Флегонт подбежал к Марине.

— Марина! — кричал он. — Победа! Как жаль, что нас, «вильных козаков», держали в резерве! Но все равно: мы победили, вот что важно! Какая же ты красивая, Маринка…

Марина встретила Флегонта безучастным взглядом — в ее глазах Флегонт не увидел отклика на его восторженные чувства.

— Кто это — мы?

— Вот тебе и раз!.. — Флегонта взяла досада. — Ты всерьез? Или только дразнишься?

— Я лишь спрашиваю: кто и кого победил? Без шуток.

— Ну… революция… вообще… контрреволюцию…

— Победить, — сказала Марина мрачно, — или быть побежденным может только тот, кто воевал… Воевали восставшие большевики и Временное правительство между собой…

— Конечно! Я и говорю: мы победили Временное правительство…

— Большевики и Временное правительство воевали, а ты празднуешь победу?

Флегонт заторопился:

— Я ж и говорю: как жаль, что наши сотни не были в бою. Но ведь таков был общий план боевых действий, и мы не успели. Я уже объяснял казакам… Но важно не это, важно, что мы наконец вместе: Центральная рада и большевики…

— Не вместе! — даже крикнула Марина. — Ну неужто ты, в самом деле, не понимаешь? Это же подло! А!

Она отвернулась.

Флегонт стоял растерянный. А ведь правда… Недаром же все время у него что–то скребло на душе…

Вокруг шумели «вильные козаки» из Куреневской сотни — гимназисты, ученики городского училища, отпрыски огородников с Плоской и Оболони; «вильные козаки» из Старо–киевской сотни — семинаристы, канцелярские служащие присутственных мест и приказчики из лавок Сенного базара.

Сердце Флегонта стиснула тоска. Он тоже отвернулся, сердитый.

Вокруг бронзового гетмана бурлила толпа «вильных козаков», и все задирали головы вверх: какой–то шустрый мальчонка забрался на бронзового коня и прикреплял к булаве бронзового гетмана желто–голубой стяг.

Флегонт совсем расстроился. Опять — проблемы, дилеммы… А–а!.. Счастливые Данила и Харитон — они–то были в бою…

6

Данила с Харитоном лежали в сухой полыни на пригорке в Аносовском парке — там, где центральная аллея выбегает на небольшую площадку, спускающуюся затем террасками прямо в Провал. Как раз тут, на той вон скамеечке под ветвистой липой, Флегонт сказал Марине: люблю…

Перед Данилой и Харитоном была широкая и глубокая впадина, по правую руку — лавра, по левую — Никольский монастырь над Аскольдовой могилой, а прямо внизу — стальная лента Днепра и просторы–приволья заднепровских далей: Дарницкие пески и Броварский бор.

Данила и Харитон лежали у пулемета. Стрелял, первым номером, Харитон. Данила, вторым, тянул ленту из цинки.

Они стреляли прямо по Цепному мосту, что ровным настилом, висящим на причудливых витках чугунных цепей, выбегал из–под Провала, из самой земли, и, перекинувшись через днепровскую быстрину, исчезал в зарослях лозняка на левом берегу. Из кустов все появлялись и появлялись, вперебежку, фигурки в серых шинелях, и все рвались и рвались на мост — чтоб добраться сюда, на правый берег. Трамвайные рельсы на мостy поблескивали в сумерках рассвета четырьмя туго натянутыми струнами.

— Кончается! — крикнул Данила Харитону в самое ухо.

— Давай другую! Не копайся, дурило!..

Юнкера печерских школ, вчера вечером прекратившие сопротивление, утром снова поднялись и теперь пытались захватить авиапарк и «Арсенал». Связь между «Арсеналом» и авиапарком они уже прервали. А с Левобережья — по железной дороге от Полтавы — как раз прибыл эшелон «вильных козаков» Лубянского коша. Киевские железнодорожники не пропустили состав через железнодорожный мост. Тогда «вильные козаки» решили пробиться в Киев через Цепной.

Авиапарковцы пошли на юнкеров штурмом. Красногвардейцев бросили на берег, чтобы отбить идущее к юнкерам подкрепление еще на подступах.

Лента кончилась, пулемет на минутку замолк — серые точки сразу же хлынули на настил моста. Данила спешил заправить в магазин новую ленту. Пальцы его путались, не попадали куда надо, сердце замирало —ведь пулемет здесь был только один.

— Скорее! Недотепа! — ругался Харитон. — Видишь: катятся уже к середине? А ну, давай!

— Пар идет — испуганным шепотом откликнулся Данила.

— Ты о чем?

— Пулемет сейчас закипит!

— Что он тебе — самовар? — Харитон нажал спуск, и тело пулемета снова затряслось как в лихорадке, и снова загремело эхо в Провале. — Глянь, глянь! — заорал Харитон. — Тикают–таки, чтобы мне больше «Марии–бис» не видать!.. Подтяните ремешки, а то штаны потеряете! — кричал он, как будто «вильные козаки», в полуверсте отсюда за грохотом пулемета, могли его услышать.

— Уже кипит! — охнул Данила.

— A!.. Тоська! Беги, принеси холодной воды!

Данила и Харитон были здесь не одни. Сразу позади них, припав к земле и спрятав голову среди сухих стеблей полыни, лежала ничком Тося. Данила был послан сюда еще ночью, а вчера он тоже не ужинал, и Тося прибежала с кошелкой: холодная картошка и уха из окуньков — Даниле и Харитону перекусить! Ее уже гнали прочь, и она сейчас, ей ж богу, уйдет — вот только пускай Данила с Харитоном похлебают горячей ушицы! Когда пули из–за Днепра визжали над полынью, Тося плотней припадала к земле и даже прикрывалась сверху сухими стеблями. Война — это было страшно, даже сердце останавливалось и немели руки.

— Воды?.. А во что я ее наберу?

Данила схватил крынку, решительно выплеснул содержимое и подал Тосе.

Тося с ужасом смотрела, как масляными ручейками растекалась уха — до чего же хороши и жирны были окуньки! — тяжко вздохнула, взяла крынку, вскочила, подняла плечики выше головы и метнулась прочь, к улице. Данила озабоченно смотрел ей вслед.

— Не прыгай! Не беги! Не спеши! — крикнул он вдогонку.

Когда Тося бежала, и ее большой живот колыхался снизу вверх и из стороны в сторону, Данила прямо холодел от страха: что же будет с малышом, если мать так прыгает? Еще, не дай бог…

Лия поняла взгляд Данилы и сказала, успокаивая:

— Не волнуйтесь, это для нее только хорошо. Понимаете… физические упражнения ей сейчас…

Лия была четвертой — с санитарной сумкой.

Серые точечки из кустов за рестораном «Венеция» снова ринулись на мост — и Харитон снова нажал гашетку. Над кожухом пулемета подымался пар, вот–вот начнет заедать! Сколько они уже выпустили лент? Хорошо, что пулеметных лент сейчас хоть отбавляй.

«Вильные козаки» снова отхлынули назад — нет, не пропускал–таки их пулемет Харитона! И Харитон весело заорал:

— Ура! Так их и так! Чтоб мне больше «Марии–бис“ не видать!

Но пулемет дышал паром, в самом деле — как самовар, и Харитон закричал сердито:

— Где ж эта Тоська, чтоб ей… Попроворнее жены не мог себе подобрать, чертова кукла!.. Эй–эй! Гляди! — прервал он себя и кивнул головой на левый берег. — Кажись, нащупали нас!..

В чаще кустарника над самыми водами Днепра, ниже причала летнего Делового клуба, блеснул огонек. Там начал действовать пулемет. До сих пор выстрелы раздавались то тут, то там беспорядочно, по всему берегу — «вильные козаки» стреляли только из винтовок. И не прицельно: пули визжали впереди и позади. Теперь веер пулеметного огня прошел почти над головами.

— Держите голову ниже! — сердито крикнул Харитон Лии, которая тоже поднялась, чтоб посмотреть, куда показывает Харитон.

Но серых пятнышек на мосту уже не было, и Харитон прервал стрельбу.

Стало тихо, как ранним утром в лесу. Только чуть шелестели сухим листом кроны дубов позади, чуть доносился гул в вершинах сосен.

Лия тихо ахнула и перевела дыхание. Пуля визгнула совсем низко, и ее синий берет слетел с головы. Враг таки пристрелялся. А что, если у них пушка и они сейчас ударят сюда?