— Прекрасно выглядите! — подбодрила миссис Пивовала похожую на призрак Путли, которая едва нашла в себе силы слабо улыбнуться в ответ.

Нервничала и Джербану, хотя вовсю старалась изобразить деловитость. Должен же кто-то иметь голову на плечах!

Хуже всех чувствовал себя Билли. Он почти сварился в своем плотном костюме горчичного цвета в узкую зеленую полоску, висевшем на нем как на вешалке. Высокий крахмальный воротничок натирал ему шею, но Билли не смел оттянуть его пальцем, чтоб не испортить модно затянутый узел галстука.

Подали пароконный экипаж Пивовалов, миссис Пивовала быстренько перецеловала всех на счастье, усадила и помахала вслед.

Билли сидел между матерью и бабушкой, вытянув шею, судорожно сглатывая комок, который неудобно катался где-то под кадыком. Женщины видели, как он перепуган, и участливо держали руки на его костлявых плечах.

Сейчас никто не замечал ни модных улиц, ни плавного изгиба набережной Марин-драйв — каждый из седоков был погружен в свои надежды и опасения.

Джербану первой заметила, что экипаж въехал в очень тихий и очень красивый квартал. Зелень рвалась наружу из-за высоких изгородей, лишь изредка позволяя увидеть статные особняки в глубине садов.

Кучер перегнулся со своего высокого сиденья и сообщил, что уже почти приехали. Он указал кнутом на особняк Даромгрошей, экипаж въехал в ворота. Копыта процокали по прохладной аллее, затемненной кокосовыми пальмами и гуль-мохурами в пламенеющих цветах. К стволам деревьев льнули широколистые лианы. Гостям почудились в парке фонтаны и белые греческие статуи, но всмотреться они не успели — перед ними оказался дом. Слово «монумент» больше подошло бы для роскошного массивного здания, облицованного розовым камнем и мрамором, с большими колоннами и маленькими окошками, прикрытыми сеткой от мух.

Гости выбрались из экипажа. Билли неловко наступил на край сари Джербану и чуть не сдернул его с бабушки. Поправляя туалеты, они стояли перед величественной лестницей из белого и серого мрамора.

По ступеням сбежал слуга, с улыбкой, бережно взял Джербану под локоть. На слуге был белоснежный, туго накрахмаленный тюрбан, красный с золотом широкий пояс. Его приветливость и почтительное дружелюбие сразу возродили самоуверенность Джербану. Лестница привела на полукруглую веранду с колоннадой, и едва успели гости сделать несколько шагов по мраморному полу, как из резных дверей стремительно вылетела закутанная в сари фигурка. Хозяйка дома сияла улыбками, ямочками на щеках и радостным возбуждением. Путли, приготовившаяся к встрече со здоровенной бабищей, сумевшей произвести на свет двадцать штук детей, была поражена видом этого хрупкого создания.

Леди Родабаи Даромгрош обняла Джербану и приникла к Путли — одно взволнованное сердце к другому взволнованному сердцу. Женщины оказались одного роста и сложения и с первого взгляда полюбили друг друга.

Нужно было обладать острым глазом, чтобы разглядеть все, что разглядела Путли в те секунды, пока миледи приближалась к гостям с распростертыми объятиями. В сознании Путли запечатлелась каждая деталь одежды, каждая черта облика хозяйки дома. Сари из голубого жоржета, три нитки серого жемчуга, широкие золотые браслеты на обоих запястьях, холодный блеск бриллиантов в ушах, бриллиантовые, рубиновые, изумрудные кольца на пальцах. Волосы миледи собраны в пучок, не менее строгий, чем у самой Путли, и Путли всем нутром поняла, что перед нею женщина ее породы. Путли теперь знала, что эта женщина родилась в бедности, как она сама. Что богатство и лавры ее мужа принадлежат ему не по рождению. Один взгляд на изработавшиеся руки в крупных голубых жилках сказал ей, что и миледи — хорошая хозяйка, чистюля и тоже моет помидоры с мылом.

Держа за руки Путли и Джербану, по-птичьи быстро, но с одобрением посматривая на Билли, Родабаи провела гостей в элегантную гостиную — большую прохладную комнату, освещенную хрустальными люстрами и солнечными лучами, пробивавшимися сквозь тяжелые парчовые занавеси. Большой французский гобелен на стене, тусклая позолота мебели в стиле Людовика XIV. Мягкие персидские ковры с изображением сцен охоты и садов.

Джербану и Путли обменялись многозначительными взглядами и осторожно присели на вышитые кресла. Хозяйка хлопотала вокруг них так суетливо и так гостеприимно, что гости начали осваиваться с давящей элегантностью обстановки. Что будет угодно дорогим гостям? Может быть, рюмочку вина? Соблюдая достоинство, соответствующее характеру визита, Джербану положительно восприняла это предложение.

На Джербану в этой операции была возложена роль наблюдателя и стратега. Она сопровождала Путли, оказывая ей внушительную, солидную поддержку: так контрабас создает необходимый фон ансамблю музыкантов.

— Я бы выпила чего-нибудь прохладительного, если можно, — попросила Путли. — И то же самое для моего Бехрама. Он, слава богу, пока не притрагивается к спиртному.

— Моя Рошан будет в восторге. Она тоже совершенно не пьет, — восхитилась Родабаи и, одарив Бехрама улыбкой, поспешила за угощением. Слуга побежал за ней вслед.

— Заметили? Никаких тебе «подай то, принеси это!». Из таких же простых и работящих людей, как мы, — одобрила Джербану.

Путли кивнула, сияя.

Гостиная потихоньку заполнялась: две кислые, беззубые тетки, с полдюжины замужних сестер, дети. Все разглядывали жениха.

Билли закашлялся, сглотнул, двигая кадыком, и запрокинул шею наподобие лебедя, выставив вперед квадратный подбородок. Его голова под слоем бриллиантина вспотела от волнения. А вдруг от него запахнет потом? А вдруг жирная от бриллиантина капелька сбежит на лоб? Ладони Билли от ужаса стали холодными и липкими.

Старшая из сестер ввела невесту. Рошан, закутанная в желтое сари, увешанная золотыми украшениями, выглядела при этом какой-то уж очень малокровной и тощенькой. Она смущенно посмотрела на гостей, которые сразу, несмотря на затененный свет, заметили на ее лице оспинки. Путли, не забывшая опасений Фредди, была готова и к худшему. Воображение рисовало ей вереницы хромоногих, горбатых уродин с заячьей губой. Оспинки, впрочем, не особенно портили приятное лицо девушки, а фигурка у нее оказалась стройненькая. Путли нечаянно подумала и о немалом приданом.

Невесту представили Путли и Джербану, потом подвели к резному креслу рядом с Билли. Девушка сидела потупившись, скромно поднимая ресницы, лишь когда ей нужно было отвечать на вежливые расспросы гостей. Голосок у нее был певучий, но еле слышный.

Придя в себя после разочарования, Билли обнаружил, что ему даже нравится ее застенчивость, а когда она тайком бросила взгляд в его сторону, у него забилось сердце.

В гостиную вкатили столики на колесах, заставленные пирожными, индийскими сладостями, сандвичами с черной икрой. Билли оторвал глаза от ковра, чтобы посмотреть, чем соблазняют его желудок, и прямо обмер…

Он увидел пару гладких, округлых икр и изящные ступни, которые с неизъяснимой женственностью прятались в белые теннисные туфли. Билли поднял глаза — перед ним стояла безусловно самая красивая девушка в мире. На ней был спортивный костюм, под которым обрисовывались твердые полушария попки и тоненькая, рукой перехватить, талия. А выше вздымалась полная, роскошная, да еще приподнятая лифчиком грудь, о которой и мечтать было страшно.

Девушка улыбнулась Билли, и Билли, не смея верить своим глазам, испуганно перевел взгляд на ковер позади нее, словно пытаясь укрыться в его рисунке. Но на ковре ему виделся правильный овал лица, отброшенные со лба вьющиеся волосы и ясные, невинные очи, улыбающиеся ему из-за модных очков без оправы.

— А это моя Тани. Прямо с тенниса, — объявила Родабаи, извиняясь за непарадный вид дочери. И добавила со вздохом: — Следующая на выданье она, надо полагать. Но с Тани некуда спешить, ей всего шестнадцать.

— Совсем современная маленькая леди! — любуясь девушкой, сказала Путли.

— Ну что я могу сделать? — беспомощно пожала плечами миледи.

Легко ступая своими потрясающими загорелыми ножками, Тани подошла поцеловать мать, потом расцеловалась с Джербану и Путли, поклонилась остолбенелому Билли и села рядом с сестрой. Рошан откинулась на спинку, а Тани устроилась на ручке ее кресла. Она небрежно положила руку на колени Рошан и разглядывала Билли.