Парсы двинулись к выходу, оживленно болтая об Аденвале. Они привлекали к себе всеобщее внимание. Группа дико бородатых сикхов с изогнутыми мечами на поясах и с хоккейными клюшками в руках, разинув рты, таращила глаза на зороастриек, которые по-особому повязывали сари, выставляя спереди треугольный расшитый краешек. Сзади у зороастриек покачивались кисти ритуальных шнуров, завязанных вокруг талии. Лбы были плотно стянуты чопорными матхабанами. Мужчины щеголяли в отутюженных широких белых штанах, развевающихся свободных куртках, завязанных тесемками на шее, в плоских тюрбанах.

Словом, выглядели парсы достаточно примечательно.

Фредди посмотрел на сикхов и, заметив, куда устремлены разгоревшиеся глаза, стиснул зубы. Фредди не выносил, когда смотрели на его жену. Вообще в Индостане не любят, когда посторонние пялятся на женщин.

Фредди свирепо зыркнул на сикхов. Те сразу отвели глаза и зашагали в сторону, волоча по перрону свои клюшки. Мимо прошаркал брахман, на чисто выбритой голове которого был оставлен по обычаю клок волос. Брахман раскланялся с Банквалой. Что может быть общего между священнослужителем и учителем бальных танцев? — затормошили Банквалу развеселившиеся парсы. Банквала со смаком ответил.

Прошел величественный мусульманин с бородой, похожей на слюнявчик, отворачиваясь, как положено, от иноверцев. За ним тянулся хвост женщин, спрятанных под покрывалами, и детей. Двое мальчишек, приотстав, выкрикнули нараспев:

— Ворону съели парсы! Вороноеды парсы!

Джербану угрожающе шагнула к ним. Мальчишки тут же улепетнули к своим. Мужчины добродушно усмехались: когда человек много и громко говорит, его спрашивают — ты что, ворону проглотил? А парсы как раз славились тем, что, собравшись вместе, начинали все разом гомонить, как стая ворон.

Перрон опустел, парсы разошлись по домам, довольные проведенной неделей. Фредди вернулся в хорошем настроении и бодро отправился в лавку.

Покупателей не было, и от нечего делать Фредди стал подсчитывать, что ему даст страховой полис. Его губы раздвинулись в мечтательной улыбке, пальцы выстукивали энергичный ритм. Будет, будет он богат — может, к старости, но ведь как раз тогда ему больше всего и понадобятся деньги. Согретый ощущением обеспеченности и удовлетворения, он грезил наяву.

Увидев приближающегося Харилала, Фредди вздрогнул, сел прямо, стер улыбку с лица и с деловитым видом схватился за карандаш. Но поскольку делать было все равно нечего, он выписал столбиком суммы, которые ему придется выплатить за страховку. Рассеянно подбил итог и ахнул! Будто ступил на толстую, надежного вида льдину, а она треснула и он провалился в волны Ледовитого океана. Только тут Фредди наконец сообразил, в какой расход ввел его обаятельный гость. Астрономические суммы поплыли перед его глазами, и он тяжело повалился головой на руки.

— Вам плохо? — испугался Харилал.

Фредди отрицательно мотнул головой, и приказчик осторожно удалился.

По всей вероятности, Пивовала, Чайвала, Вискивала и Банквала испытывали такой же ужас в эти минуты.

Еле сдерживая слезы, Фредди старался уразуметь, что же толкнуло его на такую глупость. При том, как скверно шли дела в лавке, и надеяться нечего было выплатить страховку, даже частично. В какую аферу впутал их всех гость с медовым голосом, какую же змею пригрели они!

Фредди застраховал что только было можно. Застраховал детей, жену и тещу — тещу, исходя из ее старости, которой она всем прожужжала уши. Гость давал понять, что Фредди получит изрядный куш после тещиной кончины, а об отбытии Джербану на небеса говорил как о событии, которое вот-вот произойдет.

«Жди теперь!» — с горечью подумал Фредди.

Он готов был по щекам отхлестать себя за идиотскую импульсивность. Диагноз английского доктора не шел у него из ума — теща всех переживет…

Что касается лавки, то никаких надежд на то, что она сгорит, обвалится или что ее ограбят…

Фредди сжал побелевшие губы и застонал.

По мере того как шли недели, отчаяние все более плотным облаком окутывало Фредди. Он даже перестал обращать внимание на Джербану и позволял ей поедать за обедом всю куриную печенку и обгладывать все ножки. Путли заволновалась. Она попыталась выспросить мужа, но тот огрызнулся.

Фредди и так уже был в долгах, что парсы считают грехом. Хоть сумма была не так уж велика и он никому не говорил, что задолжал, но его воображению рисовались жуткие картины разорения, нищеты и позора. Фредди видел, как его объявляют банкротом и сажают в тюрьму, как идет с молотка имущество, как обнищавшая семья скитается от одних добрых людей к другим, прося милостыню.

Мрачные предсказания Джербану усугубляли его собственное ожидание катастрофы. Фредди не сомневался, что именно теща своими злобными пожеланиями и мерзким своим языком накликала беду. Против него действовали силы зла, сводя на нет все попытки выкарабкаться. Джербану была воплощением злых сил. Фредди опять чувствовал, как его затягивает в омут — с той только разницей, что на сей раз еще и с камнем на шее.

Выход настроению Фредди, как всегда, дала теща. Перед ужином она бродила из комнаты в комнату, набожно окуривая дом сандаловыми палочками. Тещина головная повязка была аккуратно заправлена за уши и свободно ниспадала на плечи, напоминая египетский головной убор. Джербану и за стол села, не подобрав ее, и Фредди подумал, что теща похожа на мумию.

Эта мысль лишь мимолетно отвлекла его от тягостных раздумий о том, что же будет дальше, и от мрачнейших предчувствий. Он угрюмо молчал и ел без охоты. Египетская мумия между тем умудрялась с непостижимой ловкостью и набивать рот, и трещать без умолку. Никто не слушал, что она говорит: Фредди обращал на нее не больше внимания, чем на муху, жужжащую над столом, Путли раскладывала еду по тарелкам, подливала воду в стаканы, следила, как едят дети.

Монотонный монолог Джербану длился и длился, пока она не произнесла тех слов, которые вывели наконец Фредди из отупения.

— Как же мне не переживать? — тараторила Джербану. — Может быть, мне уже не свидеться ни с братьями, ни с сестрами. Так они и умрут друг за дружкой, а я их и не повидаю. Ему, конечно, все равно! Вы на него только посмотрите — жует и жует, как жвачное животное, и ни о чем не думает. Он даже не слушает, какая ему разница, жива я или умру?

Жива или умру.

Жива или умру!

Слова тещи гулко отдались в мозгу Фредди и будто искорку зажгли там — забрезжила идея, которая заставила его вздрогнуть и побледнеть. Он почувствовал слабость в ногах. Руки так задрожали, что ему пришлось бросить салфетку на стол и в наигранном гневе выйти из комнаты, чтобы никто не заметил его состояния. Раньше он никогда себе не позволял такого, хотя Джербану случалось и посильнее донимать его. Путли и Джербану обменялись недоумевающими взглядами и долго сидели в молчании.

А Фредди заперся в своей комнате и, все еще дрожа, бросился на кровать. Неслышный взрыв, произошедший в мозгу, потряс самые основы его души. Фредди чувствовал себя обессиленным и потерянным.

Только через час он отпер дверь в ответ на встревоженный стук Путли. Впустил жену, побрел, как зомби, обратно к кровати и натянул одеяло на голову.

Путли пыталась расспросить его, но, натолкнувшись на каменное молчание, вскоре заснула. Фредди провел ночь без сна, сражаясь с собственной совестью.

К утру жребий был брошен.

Несколько последовавших за этим месяцев Фредди прожил в мучительных терзаниях. В его мозгу бродили бредовые идеи и убийственные сомнения. Совесть его попеременно негодовала, насмехалась, восторгалась и издевалась. Фредди впервые в жизни испытывал такое напряжение, у него раскалывалась голова, он глотал таблетки горстями и бродил, стянув носовым платком лоб. Мысль, появившаяся за ужином в тот роковой день, внедрялась и развивалась, словно болезнетворный микроб, питаемый угнетенным состоянием, стесненными денежными обстоятельствами, ужасом перед Джербану. Она отравляла своим ядом душу Фредди.