Непрерывно звоня, Фредди пытался подъехать как можно ближе. Когда он понял, что дальше тонге ходу нет, он остановил лошадь и стал продираться сквозь толпу пешком.

Фредди ломился напрямую, через газон, на котором уже была вытоптана вся трава. Пивовала не отставал ни на шаг. Остальные сразу затерялись в людском море.

Подняв глаза, Фредди неожиданно увидел в просвете между деревьями свой балкон, а на балконе распатланную, полураздетую Джербану и двух растерянных пожарников. К балкону была прислонена узенькая металлическая стремянка, выглядевшая игрушечной. С земли вдруг взлетела струя воды и обдала находившихся на балконе. Почти в тот же миг Фредди заметил гладколицего лавочника-индуса, всю одежду которого составляло белоснежное дхоти, аккуратно повязанное на бедрах.

— Пожалуйста, господи, — взмолился Фредди, — господи, сделай так, чтоб он не устроил скандал!

У него заурчало в животе и неодолимо потянуло опростаться.

Деньги на выполнение своего замысла Фредди взял взаймы у этого самого индуса. На них он и закупил товары. Гладкий, жирный процентщик обязательно должен был поднять крик, видя, как его денежки улетают дымом в небо. Тогда конец доверию к Фредди — и никто уже не поверит, что ему вдруг повезло в делах.

Фредди осторожно покосился на индуса. Процентщик невозмутимо смотрел на пожар и отнюдь не выглядел встревоженным. На всякий случай Фредди решил все-таки держаться от него подальше.

Тем временем на балконе разыгрывался напряженнейший драматический сюжет. Пожарный поднялся по стремянке, перегнулся через перила, поставил на балкон низкую табуретку, спустился на несколько ступенек и стал ждать. Двое других крепко ухватили Джербану за руки выше локтей и водрузили на табуретку. Джербану вцепилась рукой в стремянку, неумело перекинула толстую ногу через перила, осторожно нащупала ступеньку. Пожарники держали ее. На мгновение она приподняла было и другую ногу, но тут же перемахнула обратно и снова прочно встала на табуретку обеими ногами.

— Отпустите! — завизжала она, вырываясь из рук пожарников.

Те пытались схватить ее, но Джербану упиралась изо всех сил. Когда балкон обдало еще одной струей воды, пожарники выпустили женщину, и она с размаху плюхнулась на пол. Скрестив руки на груди, она с вызовом смотрела на двух мужчин, которые беспомощно топтались перед ней.

Третий просто слез со стремянки на землю.

Полиция, оцепившая горящий дом, едва сдерживала напор толпы. Перед домом суетились пожарные в касках, управляясь со своими шлангами и насосами. Из соседних лавок торопливо вытаскивали вещи.

Руководил операцией брандмейстер — пожилой, потный, краснорожий ирландец.

— Что у вас там происходит? — набросился он на пожарного, спустившегося по лестнице.

— Она не слезает!

— Какого черта! Она что, не понимает — еще пятнадцать минут, и она там зажарится! И так ее счастье, ветер в другую сторону!

— Боится спускаться по стремянке. И стесняется, вдруг кто-нибудь под юбку заглянет.

— Дура старая! Кому она нужна? Под юбку ей еще заглядывать! Чего там хорошего увидишь? Короче, быстро обратно на балкон, надавайте ей по заднице и волоките вниз. Ясно?

— Сами попробуйте, сэр, — сухо ответил перемазанный сажей пожарный и зашагал в сторону.

Красное солнце повисло над пылающим домом.

Пивовала потерялся в толчее, а Фредди прокладывал себе путь магической фразой:

— Пропустите! Это мой дом!

Наконец он вырвался к линии оцепления, и тут полицейская дубинка опустилась прямо на его густую шевелюру. Фредди так и присел, но, увидев, что полицейский готовится огреть его вторично, возмущенно завопил:

— Да я владелец!

Дубинка дрогнула и, чуть сменив траекторию, треснула по голове человека, норовившего пролезть следом за Фредди.

— Пропустите меня! — распорядился Фредди и, оттолкнув полицейского, бросился прямо в дом.

Трое пожарных рванулись за ним и притащили обезумевшего от горя владельца к брандмейстеру.

У Фредди были чуть опалены волосы, белая куртка прожжена в нескольких местах.

— Владелец… — сочувственно покачал головой ирландец. — Не повезло вам, черт побери!

Душераздирающий крик хлестнул по толпе.

— Мамочка! — Это прорвалась через оцепление Путли и увидела на балконе Джербану.

Возбужденная толпа чуть подалась назад. Женщины захлюпали носами, стали утирать глаза краешком сари.

— Спаси меня, доченька! — заревела сверху Джербану.

Путли в отчаянии заломила тонкие, изработавшиеся руки.

— Мамочка, мама, не волнуйся!

Фредди почувствовал потребность включиться в действие.

— Мама! Бедная наша мама! — крикнул и он.

Настоящие — от дыма — слезы потекли по его щекам. Откуда-то появился сосед-маклер и, обхватив руками своего убитого горем друга, зашептал:

— Придите в себя, Джунглевала-сахиб, успокойтесь, бог не оставит нас… — и увел Фредди в сторонку.

Стайка женщин, сопровождаемых мужьями, прибыла в наемных экипажах из дома Пивовалов. Одна из них оторвала Путли от насыщенного, хоть и однообразного диалога с матерью. Женщины передавали Путли из рук в руки, обнимая ее, утешая:

— Все будет хорошо… ах ты, горе какое… успокойся… пожарники сейчас снимут ее… ах ты, боже мой…

Увидев Фредди, женщины закружились и вокруг него, немолодые прижимали его к своим пышным телесам.

Семь лавок по правую сторону от пожара были освобождены от людей и товаров, но было ясно, что едва ли удастся уберечь от огня игрушечный магазин и маклерскую контору. Брандмейстер распорядился оцепить и их. Ничего страшного, уверил он владельцев. Мера предосторожности. Ситуация под контролем.

Женщины и дети, эвакуированные из домов, которым грозил огонь, расположились болтливыми группками, приглядывая за вещами, пока их мужчины суетились, озабоченные размещением семей. Зороастрийки, прибывшие из дома Пивовалов, обходили соседей, жадно вызнавая подробности, сострадательно прищелкивая языками. А когда узнали про пожар? И что сделали? А дети, дети, бедные малыши, как они, наверное, перепугались! Ужас, просто ужас! Боже мой! Да что вы говорите? Правда? Кто б мог подумать! — восклицали они, когда им рассказывали, как именно все было. Не оставаясь в долгу, они наперебой рассказывали про Фредди и Путли — представляете, играли в карты, ничего не подозревали, в голову же не придет! Были в чудном настроении, веселились от души. Как назло! Забыть нельзя, как несчастный Фредди встретил это известие! Чуть не убил ни в чем не повинного приказчика! Ужас!

Женщины успокаивали друг дружку, глаза у них горели, слова утешения звучали визгливо.

Обходя их сторонкой, Фредди слонялся среди зевак, пока не наткнулся на того самого факира. Факир опирался на ржавый трезубец, нестриженые черные волосы космами лезли в его горящие глаза. Фредди почтительно коснулся пальцами лба.

— Да пребудет с тобой бог, сын мой! — прорычал факир, буравя Фредди демоническим взором. В этот миг Фредди больше всего хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила бы их обоих. Он низко склонил опаленную голову и смежил веки. Факир возложил грязную руку на его макушку. Потом резко повернулся и двинулся через толпу, расступавшуюся перед звоном бубенцов, привязанных к его щиколоткам. Мерное звяканье доносилось до ушей Фредди долго после того, как факир потерялся из виду.

Солнце нырнуло в густой дым, розово высветив его. Фредди отметил красоту цвета с гордостью человека причастного — оранжевое зарево на фоне закатного багрянца.

Фредди почувствовал на себе чей-то взгляд. Неохотно оторвавшись от созерцания неба, он перевел глаза на масляно лоснящуюся массу смуглой плоти рядом с собой и вздрогнул. Черные глазки индуса-лавочника резиновыми мячиками отскочили от его лица.

— Пандит-джи, как приятно, что вы здесь! — проблеял Фредди, тиская руки соседа и приникая к ним лбом.

И замер в ожидании, внутренне сжавшись и страшась продолжения, как подсудимый перед объявлением приговора — и ужасаясь, и желая, чтоб страшный миг скорее наступил и миновал.