Около пяти часов Харилал пропустил к Фаредуну Язди.

— Да, Язди? — спросил Фредди, не отрывая глаз от письма, которое читал. — Садись. Что случилось?

Язди присел на краешек стула. Фредди поднял голову. Язди был напряжен до предела, и его огромные мечтательные глаза были непривычно яркими.

— Я хочу жениться, папа, — сказал он, глядя прямо в глаза отцу.

— Как я не догадался! — хлопнул себя Фредди по лбу.

Язди вспыхнул — сколько раз пытался он поговорить с отцом один на один, а Фаредун все время уединялся с Соли!

— Тебе не кажется, что ты еще молод для женитьбы? Тебе всего пятнадцать лет. На какие средства ты думаешь кормить семью?

Язди молчал.

— А кто же эта счастливица? — спросил Фредди, рассчитывая завоевать сердце сына интересом к его любовным переживаниям. Он понимал, что в пятнадцать лет надолго не влюбляются. Ну, а если эти полудетские страсти выдержат проверку временем, пускай женится. Годика так через четыре в самый раз будет.

— Так кто она? — опять спросил Фредди. Он облокотился о стол и всем телом подался к сыну, весело посматривая на Язди из-под слегка нависающих век. — Мы ее знаем?

— Не знаете. Это девочка из нашей школы. Ее зовут Рози Уотсон.

Вот этого Фредди никак не ожидал. Он заметно изменился в лице.

— Странное имя. Я не встречал парсов по фамилии Уотсон.

— Она не из парсов. Из англо-индийцев.

И отец, и сын побелели как мел.

— Подойди ко мне, — сказал Фредди странным полузадушенным голосом. Лицо его подергивалось.

Язди обошел вокруг стола и встал перед отцом. Фредди поднялся с кресла, посмотрел в упор на сына. Язди дрогнул всем своим длинным, худущим телом, но мгновенно взял себя в руки. Неожиданно Фредди хлестнул сына по лицу тыльной стороной ладони. Язди отпрянул.

— Ты посмел сказать, что хочешь жениться на полукровке? Вон с глаз моих! Вон отсюда!

Язди выбежал из конторы, насилу удерживая обжигающие слезы.

Фредди обессиленно рухнул в кресло. У него дрожали руки.

Впервые в жизни Фредди поднял руку на своего ребенка.

Путли налила Фредди чай. К столу были поданы соленое печенье, пирожки с чечевичной начинкой, хлеб, масло. В доме теперь трудилось целое семейство прислуги: муж с женой, их сын и невестка, — но Путли упрямо мужчин своей семьи обслуживала сама. Путли вставала с зарей и, как подобает хорошей жене, наполняла дом пением. Путли пела с настойчивой жизнерадостностью, зазывая в дом духов процветания. Потом рисовала знак рыбы у порога и украшала свежими цветами дверь — на счастье.

Путли не выносила лености в прислуге, потому все время находила работу для всех. Дом каждый день чистили, мыли, скребли. Выколачивали ковры, обметали стены, сдвигая мебель, терли с мылом полы, пока они не начинали светиться, как дрезденский фарфор. Кирпичные полы уже давно выложили глазурованной плиткой в цветочный рисунок. Путли прилежно занималась домом, а когда заканчивалась ежедневная оргия генеральной уборки, переходила на кухню и готовила что-нибудь вкусное. Слуги нарезали лук, чистили овощи, мололи пряности, месили тесто. Но дальше Путли все делала своими руками, прислуге разрешалось только подносить и помешивать в кастрюлях. Невзирая ни на что, Путли упорствовала в том, что картофель и помидоры нужно мыть с мылом, — и мыла.

В оставшееся время она изготовляла пояса — кусти. Пряла белоснежную шерсть в семьдесят две нити, ткала из них узкую длинную полоску, которая потом сшивалась по краю, выворачивалась налицо, стиралась — и не просто, а с молитвой. Кусти, тщательно сделанные руками Путли, славились не только по всему Лахору, но и в Карачи тоже.

Это были счастливейшие минуты в жизни Путли — когда одного за другим ее детей посвящали в зороастризм на ритуальной церемонии навджате. После обряда, облаченные в одежды настоящих парсов — безрукавку-судре, подпоясанную кусти, — они были готовы приступить к служению богу Жизни и Мудрости.

Свобода выбора веры есть основа учения Зороастра. Дитя, рожденное в зороастрийском браке, не считается зороастрийцем до совершения обряда навджате. В Гатах сказано:

«Склони ухо свое к Великим Истинам. Пусть всякий человек сам за себя, просветившимся разумом изберет себе веру».

Свобода зороастрийца касается и различия между добром и злом, ибо оба есть качества бога. Зло необходимо существует, чтобы могло торжествовать добро. Однако понимание зла относительно, оно зависит от степени отдаленности человеческого разума от бога, от того, насколько продвинулся человек на пути Аши — Вечного Знания, великого вселенского закона.

Путли села за стол напротив Фредди и, дождавшись, когда он допьет первую чашку чая, задала вопрос:

— Что происходит с Язди? По-моему, он был сегодня у тебя в конторе, а вернулся весь красный, возбужденный. Заперся в своей комнате и никому не открывает. Не могу понять, что с ним, — ты не накричал на него?

— Я его ударил.

— Ох! — выдохнула Путли.

— Идиот желает жениться на англо-индийке.

Лицо Путли приняло пепельный оттенок. Больше она ничего не спрашивала. Зная, что Фредди вечером не будет дома, она велела принести ему свежего чая, рассказала о домашних делах, выложила очередную порцию жалоб на прислугу. Когда Путли решила, что Фредди достаточно отвлекся, она осторожно заметила:

— Правильно сделал, что ударил Язди, хотя едва ли так можно наставить его на путь истинный. Лучше бы вы с ним как следует поговорили.

— Это я и собираюсь сделать, — согласился Фредди, деликатно окуная краешек печенья в чай. — Дай только поесть спокойно.

— Это я! — объявил Фредди, постучавшись в дверь комнаты Язди.

Дети были приучены слушаться родителей — больше из любви и уважения к ним, чем из страха. Так их воспитали. Правда, с матерью дети иной раз спорили, но с отцом — никогда.

Язди немедленно отпер дверь. Его подвижное лицо было угрюмо, веки и губы распухли. Он явно плакал.

Фредди испытал острую жалость к сыну. Он обнял его за узкие плечи, поцеловал припухшие глаза и почти отнес на кровать. Севши рядом и не отпуская сына, Фредди осторожно начал разговор. Очень скоро он узнал все.

Язди был единственным в семье, кто учился в школе, куда брали и девочек тоже. Путли опасалась, что Язди, с детства болезненный и впечатлительный, не сможет найти общий язык с мальчишечьей ордой в школе Святого Антония. Она сначала собиралась перевести Язди в мужскую школу, когда тот подрастет, но потом убедила Фредди оставить его в смешанной.

Мягкость Язди и безупречность манер сделали его любимцем учителей. В классе он охотней дружил с девочками, чем с мальчиками.

Рози Уотсон училась вместе с Язди с подготовительного класса. Рози росла ужасающе тощей, необщительной, сумрачной, и только год назад Язди немного сблизился с ней. Была в ней загадочная, трагическая замкнутость, которая взывала к добросердечию Язди. Друзей у Рози не было. Иногда на переменах с ней заговаривали старшеклассники. Рози вела себя с ними независимо, держалась гордо в отличие от хихикающих девчонок из их класса. Поведение Рози заинтересовало Язди: Рози казалась посвященной в какие-то невеселые взрослые дела, и эта взрослость придавала женственности ее хрупкой фигурке, а красивое личико превращала в неулыбчивую маску.

Язди добивался расположения Рози всевозможными мелкими знаками внимания и дружбы. Он отошел от прежней компании, стараясь проникнуть в замкнутый мир ее одиночества.

В классе он пересел к Рози и даже выражением лица старался соответствовать ее холодноватой безучастности. На переменах он прохаживался с ней, угощал ее своими бутербродами. И понемногу Рози начала оттаивать, отзываться на дружелюбие Язди, посвящать его в свои горькие, злые секреты. Рози рассказала о своей гнусной мачехе, о сварливых братьях и сестрах. Каждый день он выслушивал новую историю о ее домашних мучениях, и ему казалось, что он впервые соприкасается со скорбностью жизни. Душа Язди исполнилась сострадания — Рози жила в мире нужды и лишений, о котором он прежде и не подозревал.