Догорали дрова, и камин погасал,

Ночи сумрачной тень надвигалась на нас,

Бледный месяца луч к нам в окно забегал

И, скользнув, без следа за туманами гас.

Ты вздрогнула во тьме и, желаньем горя,

Твою руку пожал я горячей рукой

И впервые сказал тебе «ты», говоря:

«О, не бойся, мой друг! не дрожи! я с тобой!»

Чуть пожатьем немым мне ответила ты,

Мрак глубоких очей чудным светом блеснул,

Пышно в сердце Любви распустились цветы

И к послушной руке я губами прильнул.

Мне молчать и страдать больше стало невмочь,

В упоеньи Любви я признанья шептал.

И, казалось, светлей улыбалася ночь.

Догорали дрова и камин погасал…

Сучья голые каштанов бьют в мое окно,

На душе моей печально, на дворе темно.

Ночь так робко зажигает в небесах огни,

Но не светят и не греют – мертвые – они!

Лампа тихо догорает, тишина шуршит,

Старый темный дом угрюмо непробудно спит.

Трудно, тяжко волноваться, одному страдать!

Погашу я лучше лампу и залягу спать…

Я хотел бы быть птицей могучей,

Я хотел бы высоко взлететь

И, поднявшись за хмурые тучи,

Песню огненной Страсти пропеть.

И напев мой, как звон музыкальный,

Обаятельный, ласковый, нежный,

То, как гаснущий месяц, печальный,

То, как молнии вспышка, мятежный.

Тебя песней баюкал бы сладкой,

Тебе б легкие сны навевал

И, нагрянув нежданно украдкой,

В страстных звуках томил и сжигал.

Ты б открыла окно, мне внимая,

И глаза бы ко мне подняла,

И, Бессилью себя отдавая,

Мне себя, всю б себя отдала.

Опьяненная чарой эфира, лежала она на кровати,

Смоль волос выделялася резко на матовом фоне лица и на

белой подушке,

И бессильные руки вдоль тела лежали,

И высоко под девственным платьем поднималася юная грудь,

И улыбка сквозила смущенно на алых, упругих губах.

Полный чувства святого: Любви-Преклоненья,

К изголовью ее тихо я опустился

И тихонько, безвольно руками обвил ее стан,

И пожал едва слышно.

Распахнулася кофточка скромная – краюшек белых грудей

Чудным светом манящим и чистым сверкнул,

Я к нему, полный чувства святого, губами прильнул.

Знаю я – в этот миг она видела дивные сны,

Она в мире нездешнем жила,

И я богом ей светлым казался.

Протекали часы опьяненья, блаженства,

Дивный мир уходил, расплывался, и снова сходились

унылые стены,

И из мира видений пред ней лишь одно уцелело:

Обнаженная грудь и на ней поцелуя святого следы,

И склоненный к подушке тот Бог, что ее целовал.

С этих пор для нее навсегда я остался сияющим Богом.

Туманной толпою виденья слетели

И звонко запели вверху надо мною.

Спускается ниже лазурное небо,

Алмазные крылья шумят и трепещут;

Лечу я, – и синие волны играют,

Душистые волны ласкают меня.

Все выше и выше к чудесным пределам

С земли подымаюсь незримый и легкий.

И звезды, могучие звезды улыбкой привета

Дарят меня, гостя далекой земли.

Тебя я, звезда дорогая, заметил,

Когда еще был на земле полной Горя.

К тебе я душою стремился, я жаждал тебя и искал.

И вот ты теперь предо мною.

Сплетаюсь с лучами, сиянье впиваю,

Светлей становлюся, в лучах утопаю.

Без конца лобзанья, вихрь объятий бурных,

Аромат кос влажных, блеск очей лазурных,

Шепот, полный тайны, робкий и неясный,

Скрип кровати легкий, тихий, сладострастный.

Косы распустились и глаза блестят,

Грудь волною ходит, сброшен прочь наряд

И бесстыдно топчет Страсть его ногой,

А любовь уходит робкою стопой.

Долго пела вьюга надо мною,

Долго выл свирепый ураган,

Но вперед все слабою стопою

Шел я через сумрак и туман.

И дошел я до стены высокой,

И упал на землю я без сил,

Утомленный, слабый, одинокий,

И победно ураган завыл.

Но недолго буря ликовала,

Неподвижным мало я лежал.

Что-то нежно робко прозвучало

И твой образ предо мной предстал.

И поднялся я усталый, одинокий,

Грудь в грудь столкнулся со стеной,

А она, смеяся, в край меня далекий

Ласково и тихо звала за собой.