VI ЦВЕТОЧКИ С ПУСТЫРЯ Посвящаю тени Ф.П. Карамазова Вступление Люблю ходить по пустырям, Средь сорных трав и хлама: Там все составлено из драм, Там что ни шаг, то драма. Беззубый белый гребешок, Клочки турецкой шали И бесподошвенный носок – Мне много рассказали. Скрывались долго вы в пыли, Ненужные предметы, И, наконец, во мне нашли Любовного поэта. Из пышных спален и дворцов И из глухих хибарок Судьба приносит мертвецов Пустырику в подарок. И – завершенности любя, – Люблю я вас, огрызки! И Жизнь, и Смерть идут, губя! Все к Пустырю мы близки! 6 декабря 1908 Москва Плевочек Любо мне, плевку-плевочку, По канавке грязной мчаться, То к окурку, то к пушинке Скользким боком прижиматься. Пусть с печалью или с гневом Человеком был я плюнут, Небо ясно, ветры свежи, Ветры радость в меня вдунут. В голубом речном просторе С волей жажду я обняться, А пока мне любо — быстро По канавке грязной мчаться. март 1907 Старый сюртук Я старый, скромный сюртучок. Потерт. Изъеден молью. Повешен в темный уголок, В унылое подполье. Здесь пауки во мне кишат, И – под покровом мрака – Супругов самочки едят Сейчас же после брака. И вот вишу я на крючке В подпольном заточеньи И вижу только в паучке Вселенной отраженье. Декабрь 1908 КОСТЬ Я – обглоданная кость. Мною брезгуют собаки. Но во мне таится злость, Как паук во мраке. Мне лежать здесь не всегда: Станут возле двое драться, – Постараюсь я тогда Под руку попасться. Обезумеет рука, Череп чей-то вкусно хряснет; Пропадет моя тоска, Злость моя погаснет. Попаду затем я в суд Для свидетельства о драке, А потом меня начнут Вновь глодать собаки. Декабрь 1908 Весна На весенней травке падаль… Остеклевшими глазами Смотрит в небо, тихо дышит, Забеременев червями. Жизни новой зарожденье Я приветствую с улыбкой, И алеют, как цветочки, Капли сукровицы липкой. 6 декабря 1908 Москва Влюбленный скелет Я давно уж на погосте. Ноют тлеющие кости. Гроб мой тих, и глух, и нем. Приходи, соседка, в гости: Истомился я совсем. Здесь в могильной клыбели Щели глаз в глазные щели, Полны страсти, мы вонзим. От любви мы в жизни тлели, А в могиле догорим! Май 1908 Молитва гада Я – гад. Я все поганю Дыханьем уст гнилых И счастлив, если раню Невинных и святых. Любовь и благородство Мне любо осквернять, Я лишь свое уродство Могу благословлять. Мой горб – моя отрада, Он мне всего милей, И нет прекрасней смрада, Чем смрад души моей. Влюбленными глазами Смотрю на гниль свою И черными словами Создателя пою. Хвала Тебе, Всесильный, За то, что я урод, За то, что червь могильный Во мне живом живет, За то, что я не знаю К Тебе любви живой, За то, что презираю Я рай пресветлый Твой! 27 апреля 1910 Москва Ретроспективные воспоминания На свет родился я впервые птицеядом, Свирепым пауком; Имел я восемь лап, был переполнен ядом И жил в лесу глухом. Я бережно растил лоснящееся брюхо Среди сетей тугих И терпеливо ждал, когда птенец иль муха Запутается в них. Тогда я, не спеша, в испуганную гостью Свой я переливал И, жаждою томясь и сладостною злостью, Горячий труп сосал. Цвело в моей душе, в моем паучьем теле Немного чувств тогда: Лишь ярый гнев да страх во мне всегда горели, Да похоть иногда. Я часто издали горящими глазами Смотрел на паучих, Я восхищался их роскошными телами, Но я боялся их. Однажды видел я, как самкою нарядной Растерзан был сосед, И стал с тех пор смотреть на брак я безотрадно И горестно на свет. И, проведя всю жизнь отшельником смиренным, Я в должный час издох. Мой ядовитый труп раздавлен был надменным Нажатьем чьих-то ног. Но вот опять живу, опять на свете белом Томлюсь под игом мук; На этот раз одет я человечьим телом, Но все же я – паук! Как и тогда, я зол, и боязлив, и жаден, Живу в глухих углах, И если вижу я родных свирепых гадин, Меня объемлет страх. Встает тогда в мозгу жизнь прежде прожитая, И меркнет разум мой, И воскресает вновь душа паучья, злая В груди моей больной. Мне хочется тогда в углу укромном скрыться, И паутину ткать, И ядовитым ртом в немую жертву впиться, И кровь сосать, сосать! 12-17 июня 1910 Москва |
