«До свидания, дорогая», – говорю я Джованьини, когда она заканчивает свои милосердные хлопоты. Она укутала меня одеялом, чтобы я немного поспала. «Мы довольны? Нам понравились яички всмятку? – спрашивает она, употребляя это покровительственное «мы», – так обычно обращаются к детям, старикам, больным и особенно к сумасшедшим. – Подремлем чуток? Поднимем немного одеяльце?» Я притворяюсь спящей, а может, и на самом деле уже сплю, потому что иначе откуда это видение? Откуда возник огромный пароход, закрывающий улыбающееся лицо Джованьини?

Ассунта на цыпочках удаляется, закрывает дверь на четыре замка, но видение не исчезает. Теперь у меня не остается сомнений: это корабль, сумевший проникнуть сквозь стены комнаты Беллы Отеро. Интересно, видит ли его Гарибальди?

Гарибальди? Гарибальди! Но, похоже, канарейка ничего не видит: она повернулась к балкону, высматривая своих друзей голубей.

Боже мой, кажется, голова снова собирается сыграть со мной злую шутку. Это проклятие стариков – вспоминать против воли и забывать, когда мы этого не хотим. Или, может быть… это не воспоминание, а просто кошмарное сновидение – из тех, что посещают нас в полусне сиесты. Сновидение или воспоминание какая разница? Но я готова поклясться, что сейчас перед моими почти мертвыми, глазами возникла статуя Свободы.

Ровно через сто десять лет после того, как пароход «Ла Бургонь», доставивший Каролину Отеро в Америку причалил к пристани, я прилетела в Нью-Йорк в поисках сведений о начале ее артистического пути. Мое пребывание в Америке оказалось весьма плодотворным – я нашла немало интересных документов. Мне было известно, что Эрнест Джургенс, используя различные ухищрения и подкуп прессы, сумел сделать Каролину звездой. Однако мне хотелось знать об этом периоде ее жизни подробнее, покопаться в архивах и побывать в тех– местах, которые она посещала, хотя до наших дней мало что сохранилось. Мои друзья Людмила и Ченчо Ариас предложили пожить у них, а еще один друг, Франсиско Серрано, имевший больше терпения, чем святой Иов (оно ему, например, понадобилось, когда я пришла в отдел периодики Колумбийского университета, чтобы посмотреть на микрофильмах газеты той эпохи… без очков), любезно снабжал меня любой социологической информацией о том времени. В результате удалось собрать сведения о первом успехе Каролины Отеро как танцовщицы, а также другие данные, необходимые для понимания событий, произошедших во время ее пребывания в Америке с конца 1890 года.

Теперь мне хочется обрисовать Нью-Йорк; Представший перед Каролиной Отеро. Разумеется, в те времена существовало много «Нью-Йорков»: город рабочих, живших почти впроголодь, портовый и деревенский и город иммигрантов, прибывавших со всех концов света, и Нью-Йорк миллионеров. И каждый существовал отдельно, потому что в этом городе, как нигде на земле, сосуществующие миры никогда не пересекаются.

Нью-Йорк миллионеров, открывшийся Каролине Отеро, только что заменил газ на электричество. Автомобили получали все большее распространение, особенно после Первой международной автомобильной выставки. На Бродвее, этом зеркале прогресса, уже пару лет с большим успехом шла комедия, рассказывавшая о преимуществах и недостатках нового изобретения, называемого телефоном. С другой стороны, интересно отметить, что в последнее десятилетие XIX века двадцать пять процентов населения имело немецкое и голландское происхождение, и самые влиятельные семейства из них были известны как «Четыреста». Эти состоятельные «Четыреста» жили в замкнутом мире, не допуская в него тех, кого они называли new money(«новые деньги»). Представителями последних в то время стали семейства Вандербильтов, Морганов и других нуворишей, сделавших состояние че на земле, как первые, а в промышленности и банковском деле.

Среди людей этого круга, куда вскоре попала Каролина Отеро, возникли clubmans– новоиспеченные миллионеры, состояние которых позволяло тратить деньги на поло, регаты и, конечно, на женщин. В любовницах принято было иметь певиц или красивых артисток, которых полагалось обожать и осыпать драгоценностями. Подобная щедрость (за исключением немногих случаев, осуждавшихся в обществе) объяснялась не безумной страстью или широтой души – это был всего лишь вопрос статуса. Поскольку брак в то время был не более чем социальной или денежной сделкой, то обаяние и состоятельность господина той эпохи оценивались по внешнему виду demi-mondaine, [30]которую он вел под руку; и чем дороже и капризнее была она, тем богаче казался ее покровитель. На самом деле следовало выглядеть не только щедрым, но и экстравагантным: сочинялись легенды, преувеличивались подарки, рассказывались невероятные истории – согласно одной из них, какой-то мультимиллионер, познакомившись с Беллой Отеро, решил угостить ее несколькими дюжинами устриц. Это была бы всего лишь история о чрезмерно обильной трапезе, если бы не одна подробность; каждый раз, раскрывая устрицу, Каролина находила в ней жемчужину большого размера. В результате из них получилось колье весом в четыре (!) килограмма. Мне неоднократно рассказывали эту историю, но я упоминаю о ней мимоходом лишь по той причине, что она мне кажется неправдоподобной: думаю, наша героиня умерла бы от заворота кишок, прежде чем собрала бы такое увесистое украшение. Но мне довелось услышать и другие, на мой взгляд, достоверные рассказы. Америка была молодой богатой страной, и неумеренность составляла часть ее очарования.

И в это молодое общество – контролировавшееся до сих пор замкнутой группой богатых, более ревностно охранявших границы своего круга, чем равные им по положению европейцы, – вошла 14 сентября 1890 года Каролина Отеро, окутанная рекламным фимиамом. Джургенс, ее импресарио, обеспечил ей великолепный прием, обозначивший; начало блистательного пути артистки в мире избранных.

Ни разу в жизни Белла не призналась, что чувствовала полуграмотная деревенская девчонка, говорившая лишь по-галисийски, с примесью испанского и французского, когда оказалась в таком обществе. Однако хорошо известно, какой прием оказал город фальшивой звезде. Ниже приведены отрывки из различных изданий, свидетельствующие об эффективности стараний Эрнеста Джургенса в подготовке встречи «великой испанской танцовщицы» в «Эден мюзе», соадминистратором которого он был:

«Сеньорита Отеро, знаменитая испанская танцовщица, прибыла вчера на французском судне «Ла Бургонь», – сообщала нью-йоркская газета «Геральд», – она собирается заключить долгосрочный контракт с «Эден мюзе». Когда корабль достиг Сороковой станции, он был встречен импресарио Джургенсом, господином Ф. М. Рейнольдом и другими персонами на борту парохода «Лаура М. Старин» – они приготовили королевский прием для танцовщицы. Однако забыли важную деталь – специальное разрешение сеньориты, чтобы она могла высадиться на берег. Поэтому судну «Ла Бургонь» пришлось плыть до следующей пристани, а пароход «Лаура М. Старин» делал невероятные усилия, чтобы держаться рядом с огромным пароходом. Отеро ждал великолепный прием. Она пересела на маленький пароход, сошла на пристани и отправилась на 23-ю улицу, тогда как несколько экипажей доставили всю труппу в гостиницу «Бартольди», где собирается поселиться сеньорита».

Другие газеты, например «Уорлд», сообщив, что «тысячи зрителей заполнили пристань на улице Мортон, чтобы посмотреть на сеньориту Отеро», добавляли также сведения о личной жизни артистки. Некоторые из них утверждали, что Каролина, «из скромности предпочитающая называться просто сеньоритой», является внебрачной дочерью императрицы Евгении. Еще писали, что она андалусская графиня, а газета «Пресс» утверждала:

«Главная причина, благодаря которой импресарио Джургенсу удалось убедить мадам Отеро оставить блестящую карьеру в Европе и приехать в Америку, – ее желание скрыться от двух обожателей, представителей европейских королевских фамилий, собиравшихся драться из-за нее на дуэли. Выживший получал право предложить очаровательной танцовщице свою руку».