Командир авиабазы взглянул на него, как на сумасшедшего:

— Куда? — изумленно выкрикнул он.

— Там люди, хочу проверить, что с ними.

Командир махнул рукой в сторону черного шлакового ливня.

— Не валяйте дурака! И десяти ярдов не пройдете. Сквозь такое ничто не прорвется.

— Все же я должен попытаться.

— Никуда вы не денетесь, пока это не прекратится. Это приказ.

Жителям деревни ничего не оставалось, как просто ждать приближения лавы. Соорудили носилки, чтобы перенести Нино, к счастью потерявшему сознание, в безопасное место, где Мариза, как сумела очистила ему обгоревшее, покрытое коростой тело. Даже дышать ему было больно: казалось, огонь глубоко поразил легкие. Потом люди организовали живую цепь, чтобы спасти самое ценное из домов, находившихся под угрозой. Ливия вынесла из остерии пару матрасов, одежду, кое-что из снадобий Маризы, и блюдо, принадлежавшее еще матери Агаты, на котором та всегда подавала воскресное рагу.

Последние две сотни ярдов лава прошла за двадцать минут. Сперва занялись виноградные лозы, оплетавшие террасу; листья, ссыхаясь от непомерного жара, буквально испарялись на глазах. Потом пламя охватило двери и оконные рамы соседского дома. Лизнув угол остерии, лава, как наплывающая на берег волна, потянулась вдоль стены. На миг показалось, что дом может устоять под ее напором: но вот вибрирующие и скачущие раскаленные угли величиной с булыжник все же пробили его стены. Дом качнулся, зашатался; крыша с хрустом упала; лава вывернула с фундамента кухонную стену. Та рухнула вниз каскадом рухнувших камней и мебели, и все это кануло в огне лавы, неукротимо ползущей вниз по склону.

Через считанные минуты камнепад с неба внезапно усилился, покрывая все вокруг — лаву, горящие дома, лес, притихшие деревни, — плотным слоем шлака. Жители вынуждены были прятаться в домах, но одна лишь милость была дарована небом: подобно песку, сыплющемуся на огонь, пламя горящих домов тотчас засыпалось слоем мелкого гравия.

Сестры стояли в дверях соседского дома, глядя на происходящее. Мариза положила руку на плечо Ливии.

— Мы сделали все, что могли, — тихо сказала она. — Теперь наше дело — выхаживать отца.

На самом деле извержение Везувия 1944 года вызвало меньше бедствий, чем можно было ожидать. Эвакуация более двух тысяч человек из районов Массы и Сан-Себастьяно проходила организованно, благодаря эффективности плана чрезвычайных мер и героическим усилиям сотен добровольцев союзных армий, помогавшим в их осуществлении. В Сан-Себастьяно, который был почти полностью разрушен, лава, как оказалось, остановилась всего в нескольких ярдах от церкви, и это явилось явным — по крайней мере для местных жителей, — свидетельством того, что святой снова вмешался в события, дабы защитить свою паству. Многим деревням и фермам, однако, повезло гораздо меньше.

Падение лапилли — так именуются вулканические выбросы, — продолжалось, подобно библейскому мору, восемь дней и восемь ночей, блокировав дороги и перекрыв движение по всей округе. Но вот, издав последний оглушительный рык, громадное облако газа и пепла взорвалось в воздухе в тысячах футах от земли. Через десять дней извержение полностью стихло, необозримое пепельное облако медленно потянулось на юго-восток в сторону Албании, породив там невиданные по великолепию закаты. Вершина Везувия, медленно курившаяся более двух столетий, теперь, усеченная футов на шестьдесят, замерла в неподвижности.

Ливия с Маризой прикладывали примочки на истерзанные огнем руки и ноги отца, и, хотя Мариза отважно бросилась под камнепад, чтобы добыть дюжину пчел и их ядом обработать раны, народные средства были уже бессильны помочь Нино. Вскоре начался ожоговый шок, отец метался в сильном жару, раскидывая влажные от пота простыни. Ливия омывала отца водой с целебными травами, но воды было слишком мало, чтобы как следует промыть раны. Нино все чаще и чаще бредил.

— Не знаю, чем еще ему помочь, — призналась Мариза, глядя, как отца трясет лихорадка. — По-моему, у него начинается заражение крови.

— Насколько он плох?

Мариза медлила с ответом. Потом сказала:

— Похоже, он умирает.

Ливия закрыла лицо руками.

— Ему нужен настоящий врач, Ливия! Но я не знаю, откуда сейчас его взять.

Ливия пригладила влажную простыню, прикрывавшую плечи Нино. Она знала, кто может дать ей пенициллин, но даже подумать об этом ей было невыносимо.

Весь следующий день она просидела над отцом. Ему становилось все хуже. На глазах у Ливии он слабел, мелкая дрожь перешла в жуткую, нескончаемую тряску. Обожженная кожа на ногах постепенно становилась все белей и белей. Он часто и мелко дышал, то приходя в себя, то теряя сознание.

Они по-прежнему были полностью отрезаны на своем вулкане, отторгнуты неоглядным морем серого шлака от окружающего мира, словно затеряны на острове посреди необъятного океана.

— Мне кажется, ему хуже, — сказала Мариза. — Прости, Ливия. Я ничего больше поделать не могу, разве что менять простыни.

Ливия решилась. Встала.

— Побудь пока с ним.

— Куда ты?

— Добывать пенициллин для отца.

Камнепад прекратился, но все вокруг было покрыто черным вулканическим песком — растения, тропинки, деревья, даже ложбины пересохших ручьев. Кругом все походило на лунный ландшафт, где отсутствует все живое. Или, подумалось Ливии, это похоже на картину из какого-то сна: мир, в котором самое немыслимое вдруг обретает какой-то свой непостижимый смысл.

У меня нет выбора, твердила она себе, пробиваясь сквозь громадные серые наносы. У меня нет выбора. Ради жизни отца, что-то должно во мне умереть.

До фермы, где обитал Альберто Спенца, было около мили. Ферма была старая, уединенная: отличное место, где camorra могла бы хранить контрабанду. Ливия знала, что Альберто ни за что не согласится эвакуироваться, это означало бы кинуть тут все свои контрабандные трофеи. Ну да, в сарае стоял его «Бугатти», хотя даже сарай не спас его от извержения. Камнями, пробившими крышу, содрало краску, капот был засыпан пеплом.

Альберто тряпкой оттирал свою машину. Увидев приближавшуюся Ливию, он выпрямился, но ни слова не сказал.

Она остановилась перед ним.

— Мне нужен пенициллин. Срочно.

— Зачем?

— Не твое дело.

— Нет, все-таки мое. Пенициллин-то мой.

— Нужно для отца.

Жирные губы округлились.

— Ты знаешь, что это недешево?

— Знаю.

— И, если он очень плох, тебе нужно столько, чтоб хватило на пару недель. И как же ты будешь со мной рассчитываться?

— У нас остались кое-какие деньги. Можешь забрать.

— Сколько б ни осталось, все равно мало будет. — Он издевательски тянул время. — Хотя, может, мы сумеем договориться.

— О чем?

— Все зависит от того, насколько тебе нужен пенициллин.

— Альберто… — Ливия терпеть не могла просить, но выбора у нее не было. — Дай мне пенициллин, я как-нибудь с тобой расплачусь.

— Твои деньги, Ливия, мне не нужны.

— Что тогда?

Он просто стоял, смотрел на нее, выжидая.

Она ведь прекрасно знает, о какой плате идет речь, и пришла, понимая, чем именно придется расплачиваться.

— Ладно, — бросила Ливия. — Пусть будет, как ты хочешь.

— Входи! — Он протянул руку.

Она подала свою не сразу. Они вместе вошли в дом.

В кухне он подвел ее к своей кладовке, распахнул дверь. Какой только немыслимой роскоши тут не было: foie gras, [61]суп из омаров, банки с cassoulet [62]и бутылки арманьяка.

— Одна из выгод, что воюем бок о бок с французами, — пояснил Альберто. — Те по-прежнему считают, что офицеров надо кормить соответственно. Ну и, конечно, эти русские. — Он ткнул пальцем в небольшой штабель банок. На этикетках под странно заверченными назад буквами была картинка с изображением рыбы: «Икра».