Она умчалась, дверь кухни с грохотом захлопнулась.

Вздохнув, он оглядел испорченные документы и форму, потом принялся вытирать носовым платком измазанные листы. Тут дверь отворилась снова. Он в негодовании повернулся в ту сторону, и очередной помидор засветил ему прямо в лоб.

— Ну, погоди! — распалился он, припуская за ней в кухню.

В подхваченном подоле платья у Ливии оказалось полдюжины помидоров.

— Это возмутительно! — рявкнул он.

Она швырнула в него помидором, но он на полпути поймал его рукой. Запустила еще один, он поймал и очередной. Проделав все довольно ловко, отметил, что это ее несколько изумило.

— Надеюсь, ты усвоила, — сказал он жестко, — что лучший в Аппингеме защитник крикетных ворот, номер одиннадцатый, способен пресечь твои дурацкие фокусы.

— Ага, руки-то у тебя теперь заняты! — И она метнула очередной помидор.

Этот угодил ему прямо в грудь.

Джеймс запустил в нее помидором из правой руки. Тот взорвался у нее на плече.

— А-а-а! — завопила она.

— Так тебе и надо.

Он швырнул помидором из левой. Этот тоже плюхнулся прямо в цель.

Очередной ее помидор в него не попал и благополучно шмякнулся об стенку, глаза Ливии мстительно вспыхнули. С возмущенным криком она кинулась на него, помидоры в ее подоле, расплющившись между ними, облепили обоих красной жижей. Джеймс, ухватив Ливию за запястья, заломил ей руки за спину, как вдруг она поцеловала его, и весь пыл потасовки перешел уже в нечто совсем иное. Она впивалась ему в губы острыми зубками, ее руки блуждали у него под рубашкой, царапая и гладя его тело, и вот уже его руки тянули вверх ее платье. Она оторвалась от его губ, успев произнести только:

— Да, Джеймс, сейчас! — И платье скользнуло через голову на пол.

Под платьем на ней ничего не оказалось, кожа все еще была влажная после ванны. Ее пальцы потянулись к пуговицам его брюк. И тут она направила его прямо внутрь себя — он погрузился так тепло, так непринужденно, как пальцами в оливковое масло. И приостановился, смакуя этот миг, а она, улыбнувшись, подняла руки, скользнув ими ему за шею. Лениво подняла одну ногу, обхватила ею его сзади, возбудив новую россыпь сладких ощущений.

— Ну вот… — радостно проурчала она, подставляя губы для очередного поцелуя.

Из соседней комнаты раздался нетерпеливый оклик:

— Гулд!

— Твою м…! — буркнул Джеймс. — Это мое начальство, чтоб его… — Высвободившись от нее, схватился за брюки. — Ах ты!..

Ливия прыснула.

— Ничего смешного! — прошипел он.

— Погоди, я счищу… Или нет… хватай полотенце. Пусть думает, что ты принимаешь ванну.

Она озирала полотенце, пока он в него оборачивался:

— Хотя, пожалуй, спереди слишком выпирает…

Майор Хеткот желал обсудить весьма сложную, а, по мнению Джеймса, ужасно нудную, ситуацию, связанную с размещением офицеров управления. Джеймс, старался изо всех сил ускорить беседу, все это время пытаясь как-то скрыть следы помидора на своем письменном столе, но к тому моменту, когда он вернулся в кухню, к ужину уже начал собираться народ. Хоррис тянул бесконечный сюжет про девятилетнего итальянского мальчишку, который был пойман с поличным, умыкнув забитый сигаретами грузовичок. Поймав страдальческий взгляд Джеймса, Ливия беспомощно развела руками:

— Не поможете мне смолоть перец, капитан Гулд?

Джеймс вынул пестик со ступкой. Стуча тяжелы каменным пестиком по ступке, он испытывал искупительное удовлетворение, видя, как перчинки расплющиваются под его ударом. Бах… бах… бах!

— Полегче, — шепнула Ливия, проходя мимо на пути к плите. — Так и убить можно.

Не отвечая, он принялся молотить пестиком еще сильней.

— Нет, — сказала она, кладя поверх его руки свою руку. — Надо не бить перец, а толочь. Вот так. Медленней и легче. — Она убрала руку и некоторое время следила за его движениями. — Ага, теперь, пожалуй, отчасти ухватил.

Он прочел в ее глазах скрытую лукавую усмешку.

И уже позже, когда он сидел за ужином, его осенило, что теперь он уже фактически не девственник. Хотя особой значительности момента он не ощутил.

Джеймс брился, когда к нему явился этот сейсмолог. Вернее, пытался бриться: водоснабжение, вечно нерегулярное, похоже, снова отказывало, а редкое капанье ржавых капель из крана совершенно не покрывало его потребностей. Он принялся с раздражением вытирать намыленные щеки. Правда, для того, чтобы иметь основание бриться, поросли у него было явно недостаточно, и это по-прежнему раздражало, — но, к его изумлению, Ливии определенно нравились его гладкие лицо и торс, она с явным восторгом гладила его грудь и спину.

При мысли о Ливии ему сделалось еще более не по себе. Она уехала навестить родных на несколько дней. Он бы и сам с радостью отправился вместе с нею, но в Неаполе сложилась слишком напряженная обстановка, и отлучиться сейчас он никак не мог. По крайней мере, там, вдали от бомбежек, ей будет безопасней, чем здесь. Прошлой ночью был особенно неприятный налет, и Джеймс страдал от бессонницы, не говоря уж об отсутствии Ливии и ее кухни.

В дверь туалетной постучали, дверь приоткрылась, просунулась голова Карло.

— Тут один профессор хочет с вами поговорить. Его имя Боми. Кажется, он все знает про землетрясения. Отослать?

— Нет, я приму его, — бросил Джеймс, вытирая руки полотенцем. — Проводите в кабинет, пожалуйста.

Пожалуй, не вредно иметь представление, когда, наконец, перестанет трясти. Судя по всему, неаполитанцев это не очень трогает, но все это весьма тревожно для военных, потому что никогда точно не знаешь, то ли это землетрясение, то ли первые признаки немецкого авианалета.

Профессор Боми, невысокий, солидного вида человек, пребывал в несколько взвинченном состоянии. Первоначально, пояснил Боми, он попытался встретиться с командиром авиаполка в Терциньо, но вместо этого был направлен к заведующему продовольственным складом в Черкола, который в свою очередь переадресовал его в управление союзной военной администрации оккупированных территорий, откуда его посылали еще в десяток разных ведомств, ни одно из которых не проявило ни малейшего интереса к тому, что он стремился им сообщить.

Вздохнув про себя, Джеймс уселся в свое рабочее кресло и спросил:

— Насколько я понимаю, это насчет землетрясений?

Боми развел руками.

— Да, возможно. Причиной могут быть землетрясения, хотя это не точно. Плиний утверждает, что перед извержением 79 года их случилось необычное количество.

— Не понял. Какое отношение к этому имеет Плиний?

— Вы ведь прочли мой доклад?

Джеймс признался, что не только не читал доклада профессора, но до этой минуты даже не подозревал о его существовании.

— В моем докладе… — Тут профессор осекся. — Неважно. Я уже здесь, вы меня слушаете, и это главное. Итак, суть моего доклада в том, что Везувий становится активным.

— Вы уверены? — Джеймс выглянул в окно.

Гора выглядела так же, как и обычно, правда, Джеймс заметил, что струйка дыма, всегда взвивавшаяся над вершиной, теперь отсутствовала.

— На мой взгляд, ничего необычного.

Профессор Боми нетерпеливо взмахнул руками.

— Это потому что вы от него в восьми милях, и вам не видно, что конусовидная стенка частично провалилась внутрь кратера. Он полностью перекрыт. Потому оттуда не идет дым.

— Это опасно?

— Вы, вероятно, слышали о судьбе Помпеи? — трагическим голосом осведомился профессор.

— Постойте-постойте! — Джеймс во все глаза смотрел на профессора. — Вы хотите сказать, что ожидается такое же извержение, какое однажды погребло Помпеи?

Professore явно умерил свой пыл.

— Ну, разумеется, это доподлинно утверждать нельзя. В последний раз, когда Везувий оживился в 1936 году, мы просто стали свидетелями новых потоков лавы, — кстати, это было весьма красиво, — но особого урона не нанесло. Хотя до этого, в 1929 году, поток лавы почти докатился до моря, уничтожив два городка. Это непредсказуемо.