Расплата не заставила себя долго ждать. Бандит зарвался и в один прекрасный момент обнаружил, что с высадкой союзников оружия у него поубавилось. Между тем с севера из лагерей для военнопленных стали возвращаться братья, дядья и отцы расстрелянных жертв. Этим мужчинам, многие из которых устали воевать, теперь выпало прикончить бандита, что они и сделали, и потому были арестованы.

Джеймс допросил их, они полностью подтвердили рассказ полицейского. Казалось, они смирились с судьбой, которая готовила им пожизненное заключение в тюрьме «Подджо Реале», где было едва ли уютней, чем в военном лагере, из которого они только что вышли. Джеймс опросил также и священника, который показал ему изрешеченную пулями стену, возле которой была совершена расправа.

— Могу я спросить вас, святой отец, — сказал Джеймс, — как бы вы поступили, если б эти люди признались вам на исповеди в своем преступлении?

Священник подумал, прежде чем ответить:

— Я бы, наверное, сказал им, что они совершили страшный грех, но если они искренне покаются, Господь может им этот грех простить.

— А какое бы вы присудили им наказание?

— Я бы направил их помогать отстраивать заново дома и фермы, разрушенные войной.

И Джеймс подумал, что, наверно, такое наказание принесло бы больше пользы, чем любое, вынесенное судом.

— И они подчинились бы?

— Ну конечно! Здесь жить во грехе считается позором.

Джеймс, погруженный в размышления, возвращался в полицейское управление.

— Ну что? — спросил его комиссар. — Сейчас их заберете или вышлете грузовик?

— Ни то и ни другое, — сказал Джеймс. — Незачем попусту тратить время. Я возвращаюсь в Неаполь и там уничтожу все бумаги.

Комиссар удивленно взглянул на него.

— Ведь это крайне рискованно!

— Возможно, но пока разберутся, что к чему, война уже закончится, и меня уже здесь не будет.

Глаза комиссара понимающе сверкнули.

— Боюсь, сэр, городок наш не так богат. Мы не сможем выразить вам свою признательность в той мере, в какой вы, вероятно, ожидаете.

— Я ничего не ожидаю, — начал было Джеймс, но поправился: — А сколько вы можете себе позволить?

— Гм… э-э-э…, — тянул комиссар, не спуская глаз с лица Джеймса. Наконец выпалил: — Восемьсот лир!

— Идет!

Этот ответ, пожалуй, изумил комиссара еще больше, чем решение не предавать преступников суду.

— Вы серьезно? Вас устроят восемьсот лир?

— Да, если вы выдадите их мне немедленно.

— Я попрошу священника. Он сможет выделить из церковных денег.

Комиссар опрометью вскочил и чуть не кувырнулся через голову в стремлении поскорей завершить сделку. Чуть погодя он возвратился со священником, который молча вручил Джеймсу восемьсот лир.

— Они пойдут на благое дело, — сказал Джеймс, сворачивая банкноты и пряча их в карман.

— Конечно, конечно! — сказал комиссар, явно не веря его словам.

Но священник кивнул:

— Я рад это слышать. И даже если не пойдут, в Касерте уже совершено одно благое дело. Спасибо вам!

Вернувшись к себе в управление, Джеймс стал рыться в буфете, пока не отыскал старую жестянку из-под печенья, унаследованную от своего предшественника. Карло и Энрико ошалело выпучились на него. Вытянув из коробки карандаши, Джеймс молча положил туда восемьсот лир, затем аккуратно поставил в буфет на прежнее место.

Вечером, снова взявшись за коробку для проверки, Джеймс обнаружил, что сумма пополнилась до девятисот пятидесяти лир. Карло и Энрико восприняли его жест как сигнал к действию.

Хотя ущерб, нанесенный авианалетом, теперь был устранен, двор все еще почему-то оставался местом общей трапезы. У американцев хватило мозгов не отказываться от услуг Ливии, и Джеймс постепенно начал осознавать пользу от оказанной им любезности. Ко всему он мог подслушивать кое-какие разговоры американцев. Хотя ничего нового насчет сделок с мафией он не узнал, но ухватил из сплетен несколько полезных тем. Однако так продлилось всего два дня. Вечером, когда он уплетал тарелку с приготовленными Ливией спагетти, к нему за стол подсел Эрик.

— Или я ошибаюсь, Джеймс, или ты все-таки стал меня избегать, — сказал он. — Что за дела?

Джеймс изобразил нечто неопределенное, помахав рукой в воздухе. К счастью, рот у него был занят спагетти, да и в любом случае в такой ситуации удобней обойтись жестом.

— Смотри-ка, ты уж и руками машешь, как итальянец, — благодушно произнес Эрик. — У вас, у англичан, так руками не машут.

Джеймс прожевал свои спагетти.

— Ну, махнул, что из этого?

— На здоровье. Кстати, я слыхал, ты снова собираешься прижать Дзагареллу.

— Кто тебе сказал?

— Значит, это правда?

— Раз твои источники утверждают, — сказал Джеймс, мастерски наматывая на вилку ком спагетти, — значит, так оно и есть.

— Ну-у, Джеймс… — с деланным разочарованием протянул Эрик. — Зачем же темнить? Что, снова будем его арестовывать? Только на сей раз, по-моему, чтоб не выглядеть полными идиотами, нам нужны железные доказательства.

— Вообще-то, — небрежно бросил Джеймс, — я рассчитывал сам заняться этим делом. Ни к чему привлекать столько народу, как в прошлый раз.

— Но в прошлый раз, — заметил Эрик, — мы действовали вместе, хотя пока его не прижучили. — Внезапно его как будто осенило: — Не хочешь же ты сказать, что наша контрразведка имеет отношение к тому, что его выпустили?

— Что ты, как такое может в голову прийти!

— Но ты так думаешь!

Не зная, что ответить, Джеймс смолчал.

— Если б мы не были союзниками, я бы оскорбился, — продолжал Эрик. — Похоже, ты уцепился за нелепую утку, будто мы каким-то образом связаны с мафией?

— Я мало интересуюсь сплетнями.

— Джеймс, мы оба офицеры контрразведки. Сплетни наш хлеб. Но эта, уверяю тебя, имеет под собой еще меньше оснований, чем вся прочая чушь, которая здесь в ходу.

Вышла Ливия с очередным блюдом пасты. Джеймс невольно проследил за ней взглядом. Заметив это, Эрик сказал:

— Кстати о сплетнях. Тут поговаривают всякое насчет миссис Пертини.

— Что именно?

— Будто вас с ней видят вдвоем. — Эрик весело хохотнул. — Честно сказать, меня это несколько удивило. Ты же сам уверял, что у тебя дома в Англии есть девушка.

Джеймс не нашелся что ответить.

— Я сразу даже не поверил, — не унимался Эрик. — Я тоже не большой любитель сплетен, но Ливия сама вмиг подтвердила. Тогда, выходит, ты врешь либо ей, либо мне.

— Прости.

— Тут-то я и понял, что при всем твоем британском благочестии, на самом деле ты куда двуличнее, чем кажешься. По-моему, Джеймс, мы тебя недооценили.

— Кто это «мы»?

— Надеюсь, тебя обрадует, если я скажу, что так о тебе думаю только я, — продолжал Эрик, игнорируя вопрос. — Для всей прочей нашей контрразведки ты по-прежнему обычный британец, составляющий рапорты по брачным делам.

— Счастлив слышать. Соответствует действительности.

— Сильно советую тебе, Джеймс, — тихо сказал Эрик, — делиться тем, что имеешь, с друзьями и союзниками.

— Мерзавец! — взорвался Джеймс. — Глаза у него налились кровью, он вскочил, сжимая кулаки. — Ливия не шлюха!

Эрик тоже вскинул кулаки.

— Ничего подобного я не говорил!

— Ты сказал, чтоб делиться…

— Я имел в виду сведения, ты, жалкий британский обормот!

— Кто это обормот?

— А что? — презрительно фыркнул Эрик. — Разве есть другие претенденты?

Джеймс понятия не имел, что означает «обормот», но дело было не в этом.

— Извинись! — рявкнул он.

Они грозно ходили друг за дружкой по кругу, сжав кулаки. Некоторые из присутствовавших офицеров заулюлюкали, подзуживая и предвкушая любопытное зрелище. Первым ударил Джеймс, потом Эрик, и вот они уже кулаками дубасили друг дружку.

— Прекратите! — выкрикнула Ливия, выбегая из кухни. — Прекратите, вы оба! Прямо как дети малые!

Они остановились пристыженные. Физиономии обоих были в крови, но, кто пострадал сильней, сказать было трудно.