Для многих американцев этот воздушный налет был первым в жизни. В ту ночь разговоры оживились, и вина было выпито больше, чем обычно. Почему-то все вокруг внушало непонятное веселье: и столы, временно поставленные прямо во дворе под лимонным деревом, под звездным небом; и черепичные осколки, продолжавшие скрипеть под каблуком. На столах не было свечей, но кто-то отыскал керосиновые лампы, вдобавок из сломанных кровельных балок устроили костер. Анджело снабдил Ливию вином в таком же количестве, как и снедью, и все это подносили военным полдюжины хорошеньких девчонок, которых метр сумел обеспечить в кратчайший срок.
— Уверен, я только что видал Сильвану Сеттимо, — сказал Джеймс Эрику, провожая глазами очередной кувшин с вином, плывущий к столу.
— Кто такая?
— Я ее опрашивал. Тогда она изображала из себя девственницу. — Повернув голову, он увидел, как еще одна фантастически красивая итальянка поставила рядом миску с пастой.
— А эта определенно Альджиза Фьоре. Когда мы встречались в последний раз, одежда на ней вообще отсутствовала.
— Интересную ты жизнь ведешь, Джеймс.
— Но они же все проститутки!
— Знаешь, пожалуй, эти сведения лучше держать при себе, — предположил Эрик. — Иначе, не исключено, тут завяжется потасовка.
Еда была, конечно же, потрясающая; Ливия превзошла самое себя. Джеймс самодовольно тешил себя надеждой, что американцы не смогут оценить, насколько хороша еда, поскольку вовсе не хотел, чтобы Ливия растрачивала на них свое мастерство. Однако из раздававшихся вокруг восторженных восклицаний стало ясно, что в секрете ее таланты уже невозможно удержать.
С едой покончили, и танцы напрашивались сами собой. Эрик взялся за свой кларнет, другие военные тоже притащили разные свои инструменты, грянул импровизированный джаз-оркестр. И вот уже американцы с энтузиазмом принялись обучать официанток танцевать ду-уоп и джиттербаг. [43]
Джеймс улучил минутку, чтобы объясниться с Ливией.
— Миссис Пертини, — произнес он официальным тоном, — я хочу извиниться за мое недавнее поведение.
— Вы о чем?
— О том, что говорил вам во время налета.
— А что вы говорили? — с любопытством спросила она.
Он смутился:
— Вы не слышали?
— Я слышала, как бомба упала. И заорала, чтоб вы легли на пол, но что говорили вы, нет, не слыхала.
— Я сказал… — он осекся, — я порол всякую ерунду. Должно быть, взрывы вывели меня из равновесия. Как бы то ни было, прошу меня извинить.
— Да уж пожалуйста, — сказала Ливия и как-то странно на него посмотрела.
Тут к ней подошел кто-то из американцев, пригласил танцевать и увел.
Минут через пять Ливия вернулась, слегка запыхавшись, с пылавшими щеками от возбуждения и от множества похвал ее кулинарному мастерству. И запальчиво спросила:
— А вы, капитан Гут, со мной не станцуете?
— Охотно, — отозвался Джеймс. — Но только нормальный танец, не этот дурацкий джайв.
— У вас все по норме, уж это точно, — вздохнув, сказала Ливия.
— Имею в виду, — заметил Джеймс, вставая и выводя ее на простор, — короля танцев, фокстрот.
Ливия призналась, что, как танцуют фокстрот, не знает.
— Вам повезло, я знаю. Просто слушайтесь меня.
Пальцы его левой руки перевились с пальцами ее правой, его левая рука легла ей чуть ниже плеча, и Джеймс легко, но уверенно увлек Ливию скользящим ходом.
— Медленно, медленно, быстро, быстро, — наставлял он. — Уверяю вас, это вовсе не сложно.
— Я вижу, — отозвалась она, прилаживаясь к его шагу.
— А теперь — поворот…. — Он резко увлек ее в обратном направлении, на миг они коснулись бедрами.
— Капитан Гуль! — удивленно воскликнула Ливия. — Вы замечательно танцуете!
— Знаю, — бросил он, легким движением возвращая Ливию обратно. — Быстро… теперь медленно…
Ливия перевела взгляд на свою левую руку, лежавшую на плече Джеймса. Плечо было довольно крепкое, сильное плечо. Она вспомнила его плечо без рубашки, когда сестра обрабатывала рану, и невольно подумала: интересно, если скользнуть рукой слегка под китель, окажется ли у него такое же мускулистое предплечье? Понятно, проверять она не стала, и, встретившись взглядом с Джеймсом, переключилась на спасительный танец.
Что же касается Джеймса — он внезапно и остро ощутил ее близость. С каждым ее поворотом блестящие черные волосы овевали его волнами розмаринового аромата. Рука от лопатки, обхватываемой им, казалась ему нежной, как птичье крыло, а огромные глаза впервые с момента знакомства смотрели на него с выражением, в котором уже угадывалась улыбка. Джеймс почувствовал внезапное напряжение ниже живота и был вынужден немедленно сделать еще несколько поворотов от бедра, чтобы Ливия ничего не обнаружила.
«Что я делаю? — думала Ливия. — Эти люди убили моего мужа. Эти люди пристрелили Пупетту».
Ей вдруг сделалось немного совестно, что она обе эти гибели свела в один ряд. Но что поделать, как убивали Пупетту, она видела своими глазами, а бедный Энцо погиб, отвоевав четыре года, — а ведь вместе они прожили всего год.
Но почему, спрашивала себя Ливия, сейчас мне так хорошо? Ведь это всего лишь танец, и ничего особенного в нем нет.
Музыка кончилась. Оба партнера восприняли это и с облегчением, и с разочарованием.
Джеймс отвел Ливию назад к столу, между ними повисла неловкая тишина. То она взглянет в надежде, что он что-нибудь скажет, то он взглянет, будто готовый что-то сказать. Но язык словно к горлу прирос, да и ее неаполитанское красноречие на этот раз как будто ей отказало.
Внезапно Ливия вскочила:
— Хотите, научу вас плясать тарантеллу?
Джеймс, по-прежнему мучимый то и дело возникавшими ниже пояса сложностями, замотал головой:
— Это замечательно, но лучше не сейчас. Пока с меня хватит.
— Между прочим, — с вызовом сказала она, — у нас это не просто танец, это такой флирт!
Отошла на несколько шагов, взметнула над головой руки, раскинула пальцы и, взвившись на каблучках, вплыла на площадку перед костром.
Джеймса так и подмывало рвануть следом.
— Нет, все же, нет, — сказал он. — Пожалуй, я пропущу.
Она повела плечом.
— Карло!
В ту же секунду Карло стоял перед ней и, распрямив плечи, уже двигался с нею в лад. Энрико подхватил у кого-то из американцев гитару, со знанием дела тронул струны.
— Почти во всех итальянских танцах, — бросила Ливия через плечо Джеймсу, — мужчина обхаживает женщину. Но в тарантелле страстью охвачена женщина. В общем, мужчина стоит на месте, женщина на него наступает.
Пальцы Энрико уже быстрей бередили струны гитары, подхватывая ритм, в котором Ливия, кружа, подступала к Карло.
— Но вот она передумала. Не нужен он ей вовсе, она и без него обойдется.
И Ливия вихрем унеслась прочь.
Все взгляды устремились на нее, остальные танцоры подались назад, расчищая ей место. Ливия вилась, кружилась, юбка всеми складками взвивалась вокруг.
— Теперь она поняла, что скучает. Она возвращается. Но к себе прикасаться ему не позволяет. Он уж думает, что поймал ее, а она не дается.
Ливия прикрыла глаза и, грациозно покачивая бедрами, принялась обходить кругами почти неподвижного Карло. Ритм гитарного аккомпанемента нарастал.
— Вот она сдалась. Она страстно, безумно любит его, она вся горит! — выкрикнула Ливия. — И позволяет ему приблизиться.
Она протянула руки к плечам Карло. Спина застыла, как в объятии, но бедра все еще извивались в плавно пульсирующем ритме танца. Финальный вскрик, музыка оборвалась. Такого эротичного зрелища Джеймс никогда еще не видал. Рядом с этим чувственным, мощным явлением страсти джиттербаг с ду-уопом казались просто бодрой физзарядкой.
Мужчины, поднявшись из-за столов, шумно аплодировали, выражая свой восторг. Энрико стал наигрывать другую мелодию, и офицеры повлекли официанток в освещенный костром круг, с энтузиазмом принявшись воспроизводить только что увиденное.