Он пялится на меня дикими от страха глазами. — Разве ты не видел его? — спрашивает он. — Того больного? Он умер. Я не могу оставаться здесь.

— Значит, вы впервые увидели, как кто-то умирает в реальной жизни? — уточняю я.

— В Обществе люди не умирали, — отвечает он.

— Умирали, — возражаю я. — Просто они умело это скрывали. — И я понимаю, почему вирусолог боится. Я тоже задумался о бегстве, но лишь на секунду.

***

Главный медик решает открыть блокировку на некоторое время, чтобы отправить нам больше пациентов и дополнительных сотрудников. Он слышал по мини-порту все, что рассказал мне вирусолог, поэтому он будет решать, как сообщить все это Лоцману. Я рад, что это не моя работа.

Но у меня есть одна просьба к главному медику. — Когда вы запустите новый персонал, — говорю я, — убедитесь, что они знают о новой форме вируса, которая не реагирует на лечение. Нам не нужны беглецы. Мы хотим, чтобы они знали, на что идут.

И совсем скоро офицеры Восстания, вооруженные и облаченные в защитные костюмы, сопровождают в наше крыло новых сотрудников. Вирусолога офицеры уводят с собой. Я не знаю точно, куда его поместят, — возможно, он будет находиться в одиночестве в пустой комнате, — в любом случае, он стал обузой, и мы не можем оставить его здесь, учитывая его неустойчивость. Я настолько сосредоточен на том, чтобы ему обеспечили надлежащий уход, что не сразу понимаю: одним из новых сотрудников является Лей.

Как только выдается свободная минута, я отыскиваю ее во дворе. — Ты не должна быть здесь, — тихо говорю ей. — Мы не можем гарантировать, что это безопасно.

— Я знаю, — отвечает она. — Мне рассказали. Они не уверены, что лекарство действует на мутацию.

— Все намного сложнее. Помнишь, как мы с тобой говорили о маленькой красной метке на тех людях, которые заразились ранней формой вируса?

— Да.

— Вирусолог, которого они увели, имел одну теорию на этот счет.

— Какую?

— Он думал, что если у кого-то была красная метка, это означало, что у них был вирус в организме, так же и мы считали — и он также думал, что они, следовательно, защищены от новой мутации.

— Как это может быть? — спрашивает Лей.

— Вирус изменяется, — поясняю я. — Как те рыбы, о которых ты рассказывала. Сначала они одни, а теперь другие.

Она качает головой.

Я пробую снова. — Люди, которым сделали вакцины, подверглись одной форме вируса, мертвой. Затем чума перешла на новый этап. Некоторые из нас, возможно, заразились вирусом, но не заболели по-настоящему, потому что уже переболели. Вакцина сделала свою работу, и наши организмы отвергли болезнь. Тем не менее, мы столкнулись с живым вирусом, и по идее должны быть в безопасности от этой мутации. Мертвый вирус не был достаточно близок к мутации, чтобы суметь защитить нас, поэтому мы все еще рискуем заболеть.

— Я по-прежнему не понимаю, — говорит она.

Я делаю еще одну попытку. — Следуя теории вирусолога, те, у кого есть красная метка, — счастливчики, — говорю я. — Они подверглись нужной форме вируса в нужное время. А это значит, что они в безопасности от мутации.

— Как камни в реке, — на ее лице промелькнуло понимание. — Тебе нужно наступать на них в правильном порядке, чтобы безопасно перейти на другой берег.

— Вроде того, — киваю я. — Или как те рыбы, они меняются.

— Нет, — возражает  она. — Рыбы остаются самими собой. Они адаптируются; они выглядят совершенно по-другому, но в целом они не видоизменились и не погибли.

— Ясно, — отвечаю я, хотя теперь именно я запутался.

— Полагаю, что тебе приходилось видеть их, — говорит она.

— У тебя есть метка? — спрашиваю я Лей.

— Я не знаю. А у тебя?

Я качаю головой. — Я тоже не уверен. Метка не совсем в удобном месте, чтобы ее разглядеть.

— Я могу посмотреть у тебя, — говорит она мне, и прежде чем я успеваю сказать что-то еще, она заходит мне за спину, скользит пальцем за воротник и оттягивает его вниз. Я чувствую ее дыхание на своей шее.

— Если вирусолог прав, тогда ты в безопасности, — говорит она, и я слышу веселье в ее голосе. — У тебя есть метка.

— Ты уверена? — спрашиваю я.

— Да, — говорит она. — Уверена. Метка прямо там. — После того, как она убирает руку, я все еще чувствую то место, где палец был прижат к моей коже.

Она знает, что я собираюсь спросить.

— Нет, — говорит она. — Не смотри. Я не хочу, чтобы это изменило то, что я делаю.

***

Позже, когда мы покидаем двор, Лей останавливается и смотрит на меня. Я осознаю, что не очень много людей имеют подобный цвет глаз: по-настоящему черный. — Я передумала, — говорит она.

Сначала я не уверен, что она имеет в виду, но потом она откидывает на плечо свои длинные волосы и говорит: — Я думаю, что хочу знать, — ее голос слегка дрожит.

Метка. Она хочет знать, есть ли она у нее.

— Ладно, — говорю я, и вдруг чувствую неловкость. Смешно, ведь я осматривал множество тел, и они были лишь телами. Я знаю, что они люди, и я хочу им помочь, но в какой-то степени они все безымянны.

Но ее тело будет ее.

Она поворачивается ко мне спиной и расстегивает униформу, ожидая. На мгновение я колеблюсь, мои пальцы зависают. Затем я делаю глубокий вдох и оттягиваю воротник вниз, осторожно, чтобы не задеть ее кожу.

Метки нет.

А затем, не задумываясь, я прикасаюсь к ней. Моя ладонь плотно прилегает к кости у основания ее шеи, а пальцы зарываются в ее волосы. Как будто я могу скрыть это от нее.

Затем я вздыхаю и убираю руку. Как глупо. Даже если у меня полный иммунитет, это не значит, что я не могу заразиться некоторыми формами чумы. — Мне жаль… — начинаю я.

— Я знаю, — прерывает Лей. Она скидывает мою руку, не глядя на меня, и на мгновение наши пальцы переплетаются и застывают.

Потом она отстраняется, толкает дверь и, не оглядываясь, заходит внутрь здания. И из ниоткуда приходит мысль: вот как чувствуешь себя, когда стоишь на краю ущелья.

Столица Ории выглядит так, будто ей повыбивали зубы. Заграждение больше не образует аккуратный круг. Его пронизывают проломы.

У повстанцев, должно быть, закончились белые стены, чтобы оградить зону безмятежья, поэтому взамен они использовали металлические ограждения. Когда мы пролетаем мимо них, я вижу горячий блеск, отраженный весенним солнцем. Я стараюсь не смотреть в сторону Холма.

Снизу нам машут офицеры Восстания в черной униформе. Мы летим низко, и я замечаю людей,  мародерствующих и прорывающихся через слабые места в заборе. Стены вот-вот рухнут. Даже находясь сверху, я чувствую панику.

— Ситуация слишком плоха, нельзя совершать посадку, — объявляет наш командир. — Будем скидывать груз в воздух.

Должен признаться, были времена, когда я мечтал, чтобы с населением Ории случилось что-нибудь плохое. Как в тот раз, когда меня забрали офицеры Общества, и никто, кроме Кассии, не последовал за мной. Или когда люди смеялись во время показов в кинотеатре, потому что они не понимали, что такое смерть. Я никогда не хотел увидеть, как ониумирают, но мне бы хотелось, чтобы они узнали, каково это бояться. Я хотел, чтобы они знали, что их беззаботная жизнь имела свою цену. Но это зрелище ужасно. За последние несколько недель Восстание утратило свою власть над народом инад чумой.

Они не говорят о том, что случилось, но что-то идет не так. Даже архивисты и торговцы куда-то исчезли. У меня даже нет возможности отправить сообщение Кассии.

В один прекрасный день мне, наконец, придется полететь в Центр.

— Самый безопасный район сосредоточен перед Сити-Холлом, — говорит командир. — Будем сбрасывать груз туда.

— Весь груз? — уточняю я. — А как насчет городков?

— Все перед Сити-Холлом, — повторяет он. — Это самый безопасный путь.