Поначалу он рассказывал Саре, как он предан своим детям, говорил, что тренировал малышей и ходил на все их игры. Но в конце концов она поняла, что Фил был просто фанатиком спорта и прекратил тренировать детей, потому что это отнимало у него слишком много времени. Он не виделся с ними по уик-эндам, потому что хотел использовать это время для своих нужд. Он ужинал с ними дважды в неделю, но никогда не оставлял их у себя на ночь, потому что они его утомляли. Детям было тринадцать, пятнадцать и восемнадцать лет. Теперь один из них учился в колледже, а двое других жили пока дома с матерью. Насколько он знал, его бывшей жене было нелегко с ними справляться. Фил считал, что это наказание, которое она заслужила за то, что предпочла ему кого-то другого.
Сара не раз чувствовала, что Фил переносит на нее свою злость на бывшую жену, наказывая ее за проступки, которых она не совершала. Но ведь кто-то должен был понести наказание, причем не только за грехи его бывшей жены, но — что еще хуже — также за грехи его матери, которая имела наглость умереть, а следовательно, бросила его, когда ему было всего три года. У него накопилось немало старых обид, за которые хотелось рассчитаться, и если Фил не мог в чем-то обвинить Сару, он сваливал вину на бывшую жену или детей. У Фила, конечно, были свои недостатки. Но было в нем и многое другое, что нравилось Саре и что заставляло ее оставаться с ним. Поначалу она считала их отношения временными, и было трудно поверить, что эти временные отношения длились уже четыре года. Ей не хотелось признаваться в этом себе, тем более — Боже упаси! — своей матери, но отношения, границы которых четко определил Фил, были бесперспективными. Сара еще время от времени надеялась, что все изменится. Она ожидала, что Фил станет ей ближе. Но надежды не оправдывались. Фил продолжал сохранять дистанцию между ними, ограничивая встречи двумя днями в неделю и сохраняя за каждым право жить своей жизнью.
— Я позвоню тебе завтра, по пути домой из спортивного зала. А в пятницу вечером мы увидимся… Я люблю тебя, малышка. А теперь пока. Мне пора домой. В гараже очень холодно.
Сара хотела сказать «хорошо», но не сказала. Ее обижало, когда он не оправдывал ее надежд, что случалось частенько, и она разочаровывала сама себя, мирясь с этим.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала она, сомневаясь в том, что это что-нибудь для него значит.
Что может означать слово «люблю» для человека, мать которого умерла и оставила его одного, бывшая жена которого променяла его на другого мужчину, а дети которого хотят от него больше, чем он может дать? «Я люблю тебя…» Что вообще это означает? «Я люблю тебя, но не проси меня отказаться от занятий в спортивном зале или встретиться с тобой вечером в будни… или заехать, чтобы обнять тебя, в тот вечер, когда встреча не предусмотрена, потому лишь, что тебе грустно»? У него имелся весьма ограниченный ассортимент того, что он мог дать. Это просто не было заложено в его эмоциональную копилку, как бы Сара ее ни трясла.
Она легла и целый час тупо смотрела в телевизор, пытаясь ни о чем не думать, а потом так и уснула на кушетке. Проснувшись в шесть утра, она снова подумала о Стенли и поняла, что ей нужно сделать. Она не позволит им поместить его прах в мавзолей так, чтобы никто при этом не присутствовал. Возможно, это было непрофессионально, как сказал Фил, но она хотела присутствовать при этом ради своего друга.
Приняв это решение, Сара около часа простояла под душем, оплакивая Стенли, своего отца и Фила, а потом поехала на кладбище.
Глава 3
Сара прибыла на «Сайприс-Лон» чуть раньше девяти часов. Через несколько минут подъехали и люди из похоронного бюро. Урну с прахом Стенли поместили в небольшую нишу, а потом потребовалось еще полчаса, чтобы запечатать нишу небольшим куском мрамора. Сара наблюдала за работой. Она занервничала, заметив, что на куске мрамора ничего не написано, но ее заверили, что пластинка с именем усопшего и датами будет установлена через месяц.
Сорок минут спустя все было закончено, и Сара, одетая в траурное черное платье и пальто, остановилась ошеломленная, выйдя из мавзолея на солнечный свет. Взглянув на небо, она сказала: «Прощай, Стенли». Потом, села в машину и поехала в офис. Возможно, Фил прав и она вела себя непрофессионально. Но как бы то ни было, все это было ужасно. Теперь ей предстояло выполнить для Стенли кое-какую работу — работу, к которой они вместе тщательно готовились в течение трех лет, приводя в полный порядок его собственность и обсуждая налоговое законодательство. Придется подождать, пока откликнутся наследники Стенли. Сара не имела понятия, сколько на это потребуется времени и надолго ли затянется утверждение завещания в суде, но она твердо знала, что рано или поздно установит контакт с каждым из наследников, чтобы сообщить им новость о наследстве, оставленном им двоюродным дедушкой, которого они даже не знали.
По дороге в офис Сара старалась не думать ни о Филе, ни даже о Стенли, мысленно составляя перечень дел, которые предстояло сделать сегодня. Стенли был похоронен так, как он того желал: просто и без помпы. Сара запустила в действие механизм утверждения завещания. Ей пришлось связаться с риелтором, чтобы обсудить вопрос о выставлении дома на продажу и его оценке. Ни она, ни Стенли не знали точно, сколько он может стоить. Его переоценка не производилась очень давно, а со времени проведения последней цены на рынке недвижимости круто взвились вверх. Но дом в течение более чем шестидесяти лет не переделывался, не перестраивался и не подвергался даже косметическому ремонту. Предстояло осуществить огромный объем работ. Кому-то предстояло реставрировать дом от подвала до чердака. И судя по всему, это будет стоить уйму денег. Сара была намерена спросить у наследников, как только установит контакт со всеми, желают ли они, прежде чем выставить дом на продажу, произвести реставрационные работы, а если желают, то в каком объеме. Или же они желают продать его таким, как он есть, переложив заботу о реставрации дома на новых владельцев. Решение зависело от них. Но Саре нужно было сообщить наследникам хотя бы ориентировочную стоимость дома.
Она позвонила риелтору, как только приехала в офис, и они договорились встретиться в доме на следующей неделе. Ей и самой впервые выпадала возможность осмотреть дом. У нее были ключи от всех комнат, но Сара не хотела идти туда одна. Она знала, что это будет слишком грустно. Лучше она осмотрит дом вместе с риелтором. Она выполнит эту работу для клиента, а не для друга. Достаточно того, что она похоронила Стенли как друга.
Едва Сара, поговорив с риелтором, повесила трубку, как по внутренней связи позвонила секретарша и сказала, что на линии ее мать. Помедлив мгновение, Сара собралась с силами и взяла трубку. Она любила мать, но терпеть не могла ее манеру вмешиваться в жизнь дочери.
— Привет, мама, — поздоровалась Сара. Она не любила рассказывать матери о своих неприятностях. Мать сводила разговор к таким вещам, обсуждать которые с ней не хотелось. Одри никогда не боялась преступать границы, за которыми начиналась личная жизнь Сары. И никакие занятия в группах самосовершенствования за двенадцать месяцев не смогли отучить ее от этой привычки. — Я получила вчера твое сообщение, но ты сказала, что уходишь, поэтому я не перезвонила, — объяснила Сара.
— У тебя ужасный голос. Что случилось? — спросила мать. Вот тебе и жизнерадостный тон. А она так старалась.
— Я просто устала. У меня много дел в офисе. Вчера умер один из моих клиентов, и мне приходится организовывать все, что связано с его собственностью. Работы много.
— Это плохо, — сказала Одри с сочувствием, что было очень мило с ее стороны. Сара не имела ничего против сочувствия, но выслушивать то, что обычно ему сопутствовало, ей не хотелось. Вопросы ее матери и даже проявление доброты всегда вели к вторжению в личную жизнь Сары. — Что-нибудь еще не в порядке?
— Нет, у меня все в порядке, — ответила Сара, почувствовав в собственном голосе жалобные нотки. «Взбодрись, — приказала она себе, — иначе мама тебя разоблачит». Одри всегда догадывалась, если Сара была расстроена. А после этого начинались расспросы и упреки. Или, что еще хуже, советы. Нет уж, только не это! — А как ты? Где ты была вчера вечером? — Сара применила отвлекающий маневр. Иногда это срабатывало.
