— Мы, к сожалению, закрыты.

— А мне ничего и не нужно, — сказал Валманн и представился. — Я просто хотел бы поговорить с кем-нибудь, кто был здесь в прошлую пятницу.

— Тогда ты можешь поговорить со мной, — ответил человек, вышедший из двери на лестницу. Это был невысокий человек средних лет, в меру упитанный, с тонкими русыми волосами, обрамлявшими круглую лысину. На нем были костюмные брюки и вязаная шерстяная кофта с норвежским узором, а на ногах — черные ботинки. — Но я уже разговаривал с полицией. Они были здесь на следующий день. Мне нечего было рассказать. Мы были так заняты обслуживанием гостей, что никто из нас ничего не видел и не слышал.

— А кто это «мы»? Вас много?

— Я и два официанта. Плюс моя жена, которая работает горничной и поваром.

— И все они еще здесь?

Мужчина кивнул.

— Мы готовимся к завтрашней свадьбе. Хоть бы погода была получше, — вздохнул он и взглянул на тяжело нависшие облака, которые, казалось, лежали на верхушках деревьев.

— А кто здесь был неделю тому назад?

— Местное объединение адвокатов. Они здесь каждый год собираются осенью, два дня по полной программе с экскурсиями, развлечениями и докладами. Они называют это «семинар» и вычитают расходы из налогооблагаемой суммы. Эти ребята умеют устраиваться. Но они приятные гости, — добавил он.

— А у тебя, случайно, не сохранился список участников?

— Наверное, сохранился… — Хозяин гостиницы потоптался на месте, очевидно, ему не хотелось искать список именно сейчас. — Я сейчас как раз занят. Я могу тебе его послать попозже?

— Я бы хотел получить его как можно скорее.

— Ты из Хамара?

Валманн кивнул.

— Я могу привезти список в полицию завтра утром. Мне все равно надо в город.

— Хорошо, спасибо. — Валманн повернулся и собрался уйти.

— Послушай… — Хозяин все еще стоял в дверях. — А это правда, что пишут в газетах? Что это был не несчастный случай, а убийство?

Валманн не мог определить, свидетельствовало ли напряженное выражение его лица о возбужденности случайного свидетеля, который вдруг попал в центр драматических событий, или же об озабоченности в связи с опасениями, что у него упадут доходы в связи с негативным вниманием к месту убийства.

— Если написано в газете, то, должно быть, так и есть… — Он надеялся, что до собеседника дойдет ироничность его слов, но не был уверен. — Больше я ничего не могу сказать, — ответил Валманн, тут же осознав, что и так сказал слишком много.

Он снова свернул на шоссе 24. Через двести метров он проехал место происшествия. Сейчас уже нельзя было увидеть ни малейших признаков того, что здесь случилось. Полицейские ограждения были аккуратно сняты, как будто лес и сама природа всосали в себя последние следы злодейства и переварили их в своем медленном и неумолимом круговороте. Никто не зажег свечей и не положил цветов на место происшествия, как это вошло в привычку у норвежцев в последнее время в подражание загранице. Неизвестная жертва транспортного происшествия не вызывает сильных переживаний. Мертвая русская проститутка на обочине дороги не оставляет долговечного следа.

Валманн схватил мобильник и вновь набрал номер Аниты. В ответ раздался металлический голос автоответчика и вслед за ним пронзительный сигнал.

— Привет, — сказал он. — Это я. Я… — Он собирался еще что-то сказать, но не смог и отключился. Он почему-то не доверял этому металлическому голосу. Видимо, я становлюсь слишком эмоциональным, подумал он. Мне есть дело до мертвых девушек на обочине дороги. Мне есть дело и до девушек в Хьеллуме, которых бессовестным образом избивают. Мне есть дело до отчаявшихся девушек, без паспорта и документов, совершающих преступление, чтобы попасть под защиту полиции. Мне есть дело до старух на обочине дороги…

Старухи на обочине дороги…

Постой-ка, ведь Тимонен сказал: «самые различные люди — от солидных отцов семейства до старух на обочине дороги; и все они рассказывают душещипательные истории…»

Старухи на обочине…

Что он, собственно, имел в виду? Откуда он это взял — «старухи на обочине»? Эти слова вдруг зазвучали зловеще, как будто бы приобрели другой смысл: «Старухи на обочине дороги…» Ведь не мертвую же девушку он имел в виду. Ей было от силы двадцать лет. О какой другой «старухе на дороге» могла идти речь? Ясно как день: Тимонен намекал на его встречу с Кайсой Ярлсби. В этом не было сомнения. Но именно поэтому возникал другой вопрос, на который он сразу должен был обратить внимание, как только были произнесены эти слова. Откуда Тимонен узнал о его встрече с Кайсой? Валманн никому об этом не рассказывал, кроме Аниты, во время того минорного телефонного разговора поздно ночью, когда ему надо было выговориться. Он чувствовал потребность поделиться именно с ней этой страшной проблемой с девушками, с которой все чаще сталкивалось следствие и которая все больше его беспокоила. Он доверилсяименно Аните, поведав ей эпизод с Кайсой и ее историю про Эви и поделившись своими мыслями о трафике, — проблеме, к которой ему становилось все труднее и труднее сохранять чисто профессиональный интерес. И если об этом стало известно Тимонену, это могло означать лишь то, что ему рассказала об этом Анита, что она злоупотребила его доверием.

Валманн отметил про себя, что едет очень быстро, превышая дозволенную скорость. Мимо проносились лесистые склоны и вырубленные участки в Сёр-Одале, черные от влаги распаханные участки. Вдоль дороги под низко свисавшими облаками цвета прошлогоднего снега шли люди, сгорбившись и тяжело ступая. Вдруг прямо перед ним остановился автобус, из которого вышли люди, и он резко затормозил. Надо взять себя в руки, сказал он самому себе. Возможно, ты ошибаешься. Может быть, это была всего лишь случайная реплика и Тимонен не имел в виду ничего определенного. А даже если действительно Анита рассказала ему об этой встрече, то что из этого? Это могло означать лишь то, что ее также заинтересовало это дело. И нечего думать о какой-то бестактности или обмане. Это всего лишь обмен информацией между коллегами. Он пытался внушить самому себе, что надо успокоиться. И все же он снова внезапно схватил телефон, два раза ошибся, прежде чем набрал правильный номер — чертова маленькая игрушка! — и, едва дождавшись сигнала, выпалил:

— Это опять я. Где ты? Мне надо с тобой поговорить!

Усилием воли он заставил себя на протяжении нескольких километров держаться позади автобуса, который загораживал дорогу и обзор вокруг. Дорога шла вдоль густонаселенных пунктов, а затем свернула к центру поселка. Валманн несколько успокоился. Он понял, что самое скверное, что может случиться, — это если он перестарается и даст волю примитивной мужской ревности. Этого никто не заслуживал — ни она, ни он, ни даже Янне Тимонен, который играл свою роль в своей драме, не менее душераздирающей, нежели остальные, с которыми ему пока пришлось столкнуться во время следствия.

Дверь была взломана. А то, что находилось за ней, вряд ли можно было назвать квартирой.

На чердаке над пустым складом, где почти не было никаких следов растений, была оборудована комнатка размером около пятнадцати квадратных метров. Лампочка без абажура посреди потолка, незастеленный диван, кухонный уголок с плиткой и сточной раковиной, кресло и два венских стула, комод, небольшой столик с грязным стеклом и пепельница с окурками, дверь в малюсенький туалет с унитазом и раковиной. Без окон, только слуховое окошко под потолком. В комнате пахло куревом и затхлостью. На одном из стульев стоял переносной телевизор с антенной. Второй стул был сломан и валялся рядом. На стульях и на полу была разбросана одежда. Женская одежда. Из кухонного шкафчика, дверца которого висела на одной петле, торчал полиэтиленовый пакет из супермаркета «Рими». Под диваном валялись драные журналы и скомканные бумажные носовые платки со следами слез, соплей и помады. На кухонной полке стояла кофейная кружка, пара грязных блюдец и приборы из пластмассы. Эти ребята, видимо, не хотели подвергать себя риску отчаянных поступков со стороны отчаявшихся жертв. И тем не менее кому-то удалось сбежать.