Они уселись за столиком у окна с чашечкой кофе и «дежурным блюдом». Валманн принес еще кофе и сливки, и они некоторое время сидели молча и смотрели на дорогу, по которой время от времени проезжали машины.

— Итак, у тебя есть муж? — спросил он, нарушая молчание.

— Если его можно назвать мужем, — фыркнула она.

— Неужели он так уж плох?

— Плох? Этот мерзавец Вилли перестал быть для меня мужем, когда надрался как свинья и начал драться в тот день, когда открыли «Морокулиен». [20]Когда он вытащил нож, я поняла, что он за дрянь. С тех пор он общается со всяким жульем. Ты бы видел типчиков, которые к нам приходят. Очень выгодно жить посреди леса, если занимаешься темными делишками. Но денег от того, чем он занимается, я не видела никаких! Дом вот-вот развалится. Ноги моей больше там не будет!

— Я знаю, кто ты, — сказал Валманн. — Ведь тебя зовут Кайса, не так ли?

— Кайса Ярлсби, — ответила она, и впервые в ее взгляде промелькнул интерес. — И как это ты догадался? Какой леший тебе это рассказал?

— Я работаю в полиции, в Хамаре. Меня зовут Юнфинн Валманн. Я сегодня заходил к Вилли.

— Я надеюсь, что кто-нибудь наконец его посадит, — отрезала она. — Что он еще такое натворил?

— Нас интересовал на этот раз вовсе не Вилли. Мы хотели перекинуться несколькими словами с вашим сыном, приемным сыном, Бу.

— Он… — Ее морщинистое лицо помрачнело еще больше.

— Ты не знаешь, где его найти?

— Нет, от негоя стараюсь держаться подальше.

Валманн подождал, когда она продолжит.

— Я его уже год как не видела. Он очень темная лошадка, так сказать.

— Не слишком ли сурово о собственном сыне? — Валманн снова заговорил мягким вкрадчивым голосом. Он не хотел слишком раздражать ее, но и не собирался упустить возможность узнать что-нибудь.

— Сын! — Она словно выплюнула это слово. — Мы взяли его, потому что у нас не было детей, а еще, нам нужны были деньги.

— И что же с ним случилось такое нехорошее?

— Нехорошее? — Она усмехнулась. — Все было скверно с этим мальчишкой. Некоторые рождаются негодяями, и он был как раз такой. Когда ему было четыре года, он бросил кошку в колодец. Мы вытащили несчастное животное оттуда, но, когда стемнело, он опять ее туда кинул. Ведь бывают плохие, скверные люди. Очень скверные… — Она медленно покачала головой и тяжело вздохнула. — Столько слез… Ты берешь их к себе, привязываешься и любишь, как бы они себя ни вели. И это хуже всего. Любовь нельзя завернуть, как кран. — Последние слова она почти прошептала, уставившись перед собой. — Вот она во что меня превратила. Посмотрите на меня, господин полицейский.

Валманн с трудом выдержал ее острый взгляд и отвел глаза. Хлебнул последний глоток холодного кофе. Ему нечего было ответить, и нечего спросить, и нечего сказать в утешение. Он вспомнил неприглядную серую площадку в глубине леса, разрушенный колодец, лучи солнца на лужайке.

— Это он виноват, что из Эви тоже не вышло ничего хорошего. Его младшей сестренки, — продолжала Кайса. — Ведь у нас потом родилась дочка, через три года после того, как мы взяли Бу. Эта свинья начал приставать к ней, когда ей стукнуло десять. Я всыпала ему как следует. Думаешь, он перестал? Ему порка как с гуся вода. Когда он вырос и я уже не могла с ним справиться, я просила Вилли наподдать ему как следует. Думаешь, он это сделал? Ничего подобного! Я взяла с собой девочку и переехала к сестре в Киркенэр, но он приехал за мной и заставил вернуться. Он был крепкий парень тогда еще, Вилли. Я подозреваю, что они вдвоем испортили Эви, но я не смела сказать ему об этом. Он бы меня убил.

— А ты это точно знаешь?

— Я знаю, что к ней приставал Бу, но Вилли я ни разу не застала за этим. Неудивительно, что в конце концов она сбежала.

— Так ты ищешь свою дочку? Эви?..

— Ну да. Это моя девочка. Ей в прошлом году исполнилось двадцать. Я не могла даже ей открытку послать — не знала куда.

— И ты понятия даже не имеешь, где она находится?

— Я знаю, что несколько лет назад она работала в Лиллестрёме, и дела у нее шли хорошо. А потом она оттуда ушла. Потом я получила от нее маленькое письмецо с номером телефона… — Она говорила все быстрее и быстрее и снова принялась растирать руками ноги, а затем уставилась на пластиковую тарелку на столе.

— Мы пару раз говорили по телефону, но потом она совсем исчезла. Никаких весточек… — Она вдруг начала с силой тереть глаза, как будто туда что-то попало. Она вовсе не полоумная, подумал Валманн. Скорее наоборот. — Так что вот теперь я здесь брожу по всей округе, хожу и хожу. Ведь когда сидишь на одном месте и ничего не делаешь, от мыслей нет покоя. А так у меня, по крайней мере, есть хоть маленькая надежда, что я ее случайно встречу… — Она внимательно обвела взглядом пустое кафе. — Ведь столько народу ездит туда-сюда через границу. Самые разные девушки, ведь ты меня понимаешь, слишком много, девушки в одиночку и вместе с мужчинами в автомобилях, девушки, которые здесь на некоторое время задерживаются, и такие, которые трахаются по-быстрому на заднем сиденье автомобиля, в кузове трейлера или здесь на парковке и быстро исчезают. Я ведь их вижу. Смотрю на них и думаю, что, может быть, я однажды найду Эви в одном из этих домиков или на заднем сиденье «мерседеса». Или мертвой на обочине… — На ее носу появилась слеза. — Иногда я думаю, что это было бы даже лучше. Тогда я буду точно знать, что она отмучилась.

Валманн ничего не мог возразить на это и вообще ничего сказать. Он попытался взять себя в руки и рассматривать эту женщину просто как возможного свидетеля, но не мог скрыть от самого себя, как сильно его затронула ее история. Горе сквозило в каждом ее слове, в каждом звуке. Она вытерла слезу и всхлипнула.

— Вот почему я поехала до самого Омутфорса сегодня вечером. После обеда меня подвозил один парень, и по радио я услышала, что нашли труп. И я сразу подумала про Эви, поехала туда, чтобы проверить… Но потом в новостях сказали, что нашли труп мужчины. Это хорошо… Ну да… Мужиков и так хватает…

— Кайса, — спросил Валманн. — У тебя сохранилось письмо от Эви?

Она кивнула:

— Само собой.

— А ты не могла бы дать мне взглянуть на него?

— Тебе? А зачем? — Она бросила на него недоверчивый взгляд.

— Я ведь полицейский. Мы как раз и занимаемся поиском пропавших людей. Может быть, я помог бы тебе ее найти.

— Я полицейских тоже достаточно повидала. — Она превратилась в комок сжатого сопротивления. — Приходят и давят на тебя. Говорят, что помогут тебе, что знают, что делать… Нет уж, спасибо!

— Но я действительно так думаю, Кайса. Я мог бы помочь тебе ее найти. Мы могли бы искать ее, не сообщая ничего в газету.

Она пробормотала что-то. Ее худая фигура расслабилась, напряжение исчезло, она протянула руку вниз и подняла сумку.

— Вреда от этого не будет.

Она начала рыться в сумке и наконец протянула ему грязный мятый конверт. Адрес почти стерся, но на почтовом штампе виднелось — 0120, Осло.

— Вот.

— А можно я возьму его на время? Я тебе отдам потом.

— Возьми, — сказала она и вытерла еще одну слезу с носа. — Мне оно больше не нужно. Ведь этот номер не отвечает.

— Я сохраню его, — сказал Валманн. Он положил конверт во внутренний карман, встал и заплатил по счету. Потом вдруг что-то вспомнил, снова засунул руку в карман и протянул ей свою визитку.

— Здесь моя фамилия и телефон. Если тебе потребуется помощь. Или если еще что-нибудь вспомнишь, что могло бы помочь мне в поисках.

Она взглянула на карточку.

— У меня есть этот номер телефона, — сказала она.

— Откуда?

— Я часто туда звоню. Каждый раз, когда сообщают, что нашли кого-то мертвым, я звоню в полицию. Каждый раз…

— В следующий раз попроси соединить со мной, — сказал Валманн.

Это правда или только кажется, что на норвежской стороне границы погода всегда хуже?