Албания, как я и предполагал, была не самой подходящей страной для исцеления от депрессии, охватившей меня после разрыва с Айной.

Стоя в очереди у стойки авиакомпании «Люфтганза» – из Барселоны можно было в любой день улететь в Тирану с пересадкой в Мюнхене, – я прочел в путеводителе издательства «Брадт», что Албания была единственной в мире официально атеистической страной, пока матери Терезе не присудили Нобелевскую премию. Албанцы, по-видимому, не смогли проигнорировать этот единственный случай проявления широкого международного внимания к представителю албанского народа – если не считать подобного внимания по отношению к диктатору Энверу Ходже, в течение сорока лет державшему Албанию в сталинистской изоляции.

Чуть меньше чем за триста евро я купил себе билет на авиаперелет с пересадкой. Общая длительность поездки составляла девять часов, поскольку мне предстояло проторчать целых пять часов в мюнхенском аэропорту имени Франца-Йозефа Штрауса в ожидании самолета на Тирану.

Стоя в очереди на регистрацию, я размышлял над тем, каким, интересно, должен быть город с таким названием – Тирана. Я уже успел забронировать по телефону номер в отеле «Калифорния», в котором, по-видимому, останавливалась большая часть тех, кто – как в данном случае и я – приезжал в Тирану с частным – и зачастую непредвиденным – визитом.

Мне невольно вспомнилась пластинка с песнями группы «Иглз» с тем же названием. Ходили слухи, что если прокрутить эту виниловую пластинку на проигрывателе в обратном направлении, то раздастся голос самого Сатаны, изображенного на обложке среди гостей многолюдного пира. Я было попытался это сделать, однако у меня ничего не получилось: когда я крутил пластинку на проигрывателе вручную в обратную сторону, раздавался лишь неприятный скрип. Если это и был голос дьявола, то говорил он на абсолютно непонятном мне языке.

«Аэробус-319» был заполнен бизнесменами и молоденькими испанцами, которые – по моему предположению – отправлялись изучать немецкий язык в благодатном баварском климате.

Перед тем как подняться на борт самолета, я позвонил Ингрид. Она сначала сердито поворчала по поводу того, что я своим звонком поднял ее с постели в восемь утра (именно столько было сейчас на часах в Бостоне), а затем заявила, что уже умирает от скуки и что тетя Дженни все время заставляет ее работать – то вырывать сорняки в саду, то наводить порядок в доме.

Успокоив совесть тем, что поговорил с дочерью, я решил скоротать время полета за чтением газеты.

Пока самолет взлетал над Барселоной, затянутой дымкой смога, я прочитал любопытную статью «Моя жена – собака». В ней рассказывалось, что тридцатитрехлетний индиец Сельва Кумар женился на собаке, чтобы избавиться от проклятия. Он страдал от этого проклятия с того момента, как забил до смерти камнями кобеля и сучку, повадившихся совокупляться на его рисовых полях, и затем повесил их обоих за хвосты на ветви дерева. Несчастья, которые могли постичь его волею богов за такой неблаговидный поступок, не заставили себя долго ждать: три дня спустя его хватил паралич, а еще он оглох на одно ухо. После того как все его попытки исцелиться при помощи традиционной и аюрведической медицины не увенчались успехом, его личный астролог посоветовал ему: «Женись на собаке».

Статья дополнялась фотографией сцены бракосочетания, на которой был запечатлен жених в национальной белой одежде, сидящий на земле посреди разряженной толпы, рядом с ним находилась светло-коричневая собака, на шее которой висел венок из цветов.

«Подобным историям веришь только потому, что они напечатаны в газетах», – подумал я, прося у стюардессы вторую чашку чая на высоте уже девять тысяч метров над землей.

Я провел пять скучнейших часов в аэропорту имени Франца-Йозефа Штрауса, бродя по магазинам одежды и книжным магазинам. В одном из них я купил книгу «Введение в психологию Юнга» – купил исключительно из любопытства, потому что считал – как выяснилось позднее, ошибочно, – что труды этого швейцарского психиатра вряд ли смогут приблизить меня к местонахождению разыскиваемых мною писем.

Когда мне уже надоело прохаживаться по ничем не примечательным галереям аэропорта, я присел на сиденье неподалеку от выхода, через который мне предстояло пройти на посадку в самолет. Вокруг меня постепенно скапливались оживленно разговаривавшие о чем-то пассажиры-албанцы. В отличие от отчаянного выражения лиц, которое я видел по телевизору у тех, кто пытался бежать из Албании на незаконно захваченном судне, лица этих людей показались мне большей частью беззаботными и даже счастливыми: это были лица молодых людей, нашедших работу в Германии и, видимо, навещавших свою родную страну каждый раз, когда у них появлялась возможность это сделать.

Внешне они мало чем отличались от итальянцев. Если не считать двух-трех довольно смуглых девушек, цвет их лиц был таким же, как и у всех остальных обитателей средиземноморских стран Европы. Парни, правда, показались мне чересчур поджарыми и жилистыми, но это, наверное, являлось следствием той нелегкой физической работы, которую они выполняли на складах, фабриках и заводах Германии.

Психически расслабившись от подобного рода субъективных предположений, не имевших абсолютно никакого отношения к тем опасностям, которые поджидали меня в Тиране, я решил посвятить оставшееся время до вылета самолета чтению путеводителя. Меня интересовало, что происходило в последние несколько десятилетий в стране, которая являлась самым неизведанным для иностранцев регионом Европы.

В 1948 году – через два года после провозглашения социалистической республики, во главе которой встал Энвер Ходжа, – Албания разорвала отношения с Югославией, пытавшейся сделать эту страну частью своей федерации. Более десяти лет Албания тесно сотрудничала с СССР, но в 1961 году разорвала все отношения с советским гигантом, после того как стало известно о намерении Хрущева построить базу атомных подводных лодок в порту Влёра.

Ходжа решил тогда резко сменить политический курс и попытался найти себе покровителя в лице маоистского Китая – возможно, потому, что эта страна находилась очень далеко от Албании и не стала бы слишком активно вмешиваться в ее внутренние дела. Китайская модель социализма, судя по всему, понравилась бессменному правителю Албании, и в 1966–1967 годах он провел культурную революцию маоистского типа: государственных чиновников время от времени отправляли на работу в сельскую местность, а ответственные должности были доверены неопытным молодым коммунистам. Отправление каких-либо религиозных культов было строжайше запрещено.

Паранойя в действиях албанского руководства, приведшая к полной изоляции Албании, началась после советского вторжения в Чехословакию в 1968 году. Албания по решению Ходжи вышла из Организации Варшавского договора, и в стране началась реализация бредового плана самообороны, предусматривавшего строительство семисот тысяч бетонных бункеров (из расчета один бункер на четыре жителя) и установку на крышах домов зенитных орудий – чтобы отражать воздушные налеты, совершать которые на эту страну никто не собирался.

В 1978 году – через два года после смерти Мао Цзэдуна – Ходжа разорвал отношения и с Китаем, который к тому моменту уже начал потихонечку внедрять у себя рыночную экономику. Не получая никакой помощи из-за рубежа и все больше беднея, Албания оказалась в полной изоляции.

На этом моменте мне пришлось прервать чтение краткого изложения недавней истории Албании, но я решил, что обязательно дочитаю его позже. Поскольку я тоже чувствовал себя изолированным и незащищенным от внешних угроз, мне показалось, что я сумею очень быстро адаптироваться в этой стране.

Тем временем пассажиры-албанцы, вылетающие из Мюнхена в Тирану, начали выстраиваться в очередь, толкаясь, как будто им не терпелось возвратиться в свой общенациональный бункер. Рейс выполнялся на CR-2 – маленьком самолете канадского производства, уже готовом пронзить ночное небо над Европейским Союзом и оказаться совсем в другой части Европы. Хотя железного занавеса давно не существовало, у меня, медленно продвигавшегося к входу в самолет, почему-то возникло ощущение, что я сейчас полечу в страну полудиких команчей.