Двое пожарных высадили обугленную дверь и вошли в почерневшее, выгоревшее из­нутри помещение.

— Боже, что творится,— сказал шеф, бро­сая окурок в лужу.— Хорошо еще, что начался дождь и изменился ветер. Иначе огонь мог перекинуться на соседний магазин и пе­карню.

Репортер сделал беглую запись в блокноте и наговорил что-то в диктофон. Ряды зрителей поредели, но многие остались, переговарива­ясь между собой и ожидая каких-нибудь под­робностей о пожаре.

— Эй! — вдруг крикнул один из пожарных из обугленного здания. В его голосе звучало изумление.— Эй, нам здесь нужна помощь!

— О, черт! — Шеф направился ко входу на мельницу.— Блэкмен и Питер, выясните, что происходит!

— Эй быстрее, я же просил помочь! Сроч­но! Где эта чертова «скорая помощь»?

Взгляды всех были обращены к обугленной двери мельницы, и Кэссиди чуть не закричала, когда появились пожарники с почерневшим женским телом на руках. В животе у нее что-то перевернулось, к горлу подкатил комок тош­ноты.

— Силы небесные! — воскликнул кто-то в толпе.— Значит, там был человек?

Кэссиди била дрожь. «Скорая помощь» и все медики в мире были бессильны по­мочь.

— Нет! — прошептала она, в то время как беспорядочный шум ревел у нее в ушах.— Господи, не допусти! — Женщина обгорела до неузнаваемости, но у Кэссиди не было ни ма­лейших сомнений, что она смотрит в невидящие, мертвые глаза своей сводной сестры.

— Эй, тут еще кто-то! — Колени Кэссиди подкосились, и она отвернулась. — Это муж­чина!

Горло девушки сдавил спазм, в глазах за­стыли невыплаканные слезы, и она бросилась бежать, скользя на мокрой мостовой, почти ничего не видя перед собой. Рыдания душили ее. Люди останавливались и глядели ей вслед, но она ни на что не обращала внимания. Было нестерпимо думать, невозможно поверить, что она потеряла не только сестру, но и Брига.

— Господи, прошу тебя, не допусти, чтобы и он погиб, — шептала она.— Энджи! О, Энд­жи! — Ей хотелось закричать, когда она свер­нула за угол и увидела Реммингтона, привя­занного к столбу. — Господи, не допусти,— шептала она, отвязывая уздечки, пальцы не слушались ее, перед мысленным взором болез­ненными кругами вращались образы Энджи и Брига. Наконец узел развязался, и она влезла на спину Реммингтона. Она должна уехать. Из города! От пожара! От правды!

Слезы брызнули у нее из глаз, она ударила Реммингтона пятками в бока и понеслась в ночь, сама не зная куда.

— Где ты была? — в страхе закричала Де­на, когда Кэссиди, грязная и мокрая, вошла в дом.

— Ездила кататься,— с вызовом произнес­ла она, затем заметила, что лицо у матери было белое как мел.

Вместо выговора, к которому она пригото­вилась, Дена обхватила дочь и зарыдала. Не обращая внимания на то, что пачкает об Кэс­сиди свое шелковое платье, она тесно прижала дочь к себе.

— Слава Богу, ты жива! Был пожар.

— Я знаю.

— Нашли два тела,— прошептала мать.

Кэссиди закрыла глаза, тщетно пытаясь за­быть об обугленных останках, которые пожар­ные вынесли из помещения старой мельницы. Энджи и Бриг?..

— Их еще не опознали. Это мужчина и женщина, а Энджи и Деррика нет нигде! Боже мой, Кэссиди, если они погибли, я не знаю, что мы будем делать, что будет делать Рекс!..

— Энджи? — Кэссиди вновь похолодела от Ужаса. Она не помнила, как добралась до до­ма. Она доверилась лошади, и та сама приска­кала к конюшне… Она даже не помнила, как слезла с Реммингтона.— О, Боже, не допу­сти…

— Машина Энджи была припаркована всего за два квартала от мельницы,— сообщила Дена с отчаянием в голосе.

— Нет! — Кэссиди потрясла головой, ста­раясь прогнать ужасное видение, отрицая оче­видное.— Это не Энджи! Нет! — Ее трясло, зубы стучали, страх мертвой хваткой сжал ее сердце. Если повторять это снова и снова, если убедить себя, что Энджи жива, тогда, возмож­но, она освободится от этого кошмара и…

— Надеюсь, ты права. — Дена дрожащими пальцами пригладила ее мокрые волосы. — Твой отец, он сейчас в полиции, а… Деррик…— Голос матери срывался, она часто моргала, чтобы сдержать слезы. Краска текла по ее лицу, оставляя черные полосы на щеках.

Кэссиди вспомнила лицо брата, искаженное злобой, горевшие ненавистью глаза и смер­тельное оружие в его руках. Он жаждал крови.

— Я не могу…— голос почти отказал Кэс­сиди. — Я не верю в это! Деррик и Энджи. Они вернутся домой. Они должны вернуться!..— И Бриг, мысленно добавила она. Он должен остаться в живых. Они все должны остаться в живых. — Они живы, они вернутся, мама!

Дена застонала, словно от боли.

— О, как бы мне хотелось этого, Кэс­сиди.

— С ними ничего… ничего не случилось! — Кэссиди почти кричала, отказываясь поверить в тот ужас, который видела собственными гла­зами.

Но ее преследовали слова Брига. Он искал сегодня вечером Энджи и договорился встре­титься с ней после этого проклятого пикника у судьи Колдуэлла.

— Я молюсь, чтобы с ними ничего не слу­чилось.— Дена всхлипнула, самообладание окончательно покинуло ее.— Я благодарю Господа, что ты жива. Я сейчас приготовлю чай, кофе или какао. А может быть, ты просто ляжешь? Я посижу с тобой. О Господи, где же Рекс? Его нет больше часа, не может быть, чтобы в полиции его держали так долго.— Она снова заплакала, бормоча что-то о своей ви­не.— Мне нужна сигарета. Где моя сумочка?

В этот момент свет ворвался в окно, и Кэс­сиди увидела автомобили. Их было три, они подъезжали к дому один за другим и напоми­нали похоронную процессию. Собственно, так оно и было. У Кэссиди запершило в горле, словно дым пожара все еще душил ее. Она зашлась в кашле. Первой подъехала полицей­ская машина, за ней — «линкольн» Рекса Бьюкенена и «мерседес» судьи Колдуэлла.

Превозмогая животный страх и спазмы в желудке, Кэссиди открыла дверь и на онемев­ших ногах вышла на парадное крыльцо. Дена подошла сзади и схватила ее за руку.

— Господи, не допусти! — шептала она.

Кэссиди в ужасе смотрела, как ее отец с тру­дом вылез с заднего сиденья своего автомоби­ля. Лицо у него было пепельное, седые волосы намокли от дождя, широкие плечи ссутули­лись, выдавая невыносимую боль, которую он нес в своем сердце.

Дена издала слабый протяжный вопль.

Желчь подкатила к горлу Кэссиди, и она почти не почувствовала, как мать изо всех сил сжала ее ушибленное запястье.

Вместе с Судьей и шерифом Доддсом, кото­рые поддерживали его с двух сторон, Рекс мед­ленно прошел в холл. Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, машина Деррика за­шуршала на подъездной дорожке и с визгом затормозила. Деррик выпрыгнул из-за руля. С раздувающимися от ярости ноздрями, с мок­рыми от дождя волосами, он вбежал в дом.

— Я сверну шею этому ублюдку! — В ру­ках он все еще сжимал ружье, рубашка на нем была разорвана, руки черны от сажи, глаза прищурены от ненависти. — Клянусь, что убью этого гада!..

— Что?..— дрожащим голосом спросила Дена у мужа.— Не Энджи?..

Веки Рекса сомкнулись, он пошатнулся, и Кэссиди подумала, что отец теряет сознание.

— Нет, папа, этого не может быть! — крик­нула она, не желая слышать, не желая верить смертному приговору в глазах отца, не имея сил принять то, что она сама видела.— Нет!

— Иди наверх, Кэссиди,— безжизненным голосом произнес отец.

— Но Энджи?..

Слезы полились из глаз отца.

— Она теперь со своей матерью… Деррик издал страшный вопль. Грянул выс­трел, с потолка посыпалась штукатурка.

— Брось, сынок,— стал уговаривать его Судья и протянул руку к ружью.

— Оставьте меня в покое!

— Деррик,— строго сказал отец,— отдай ружье!

— Черта с два! Она мертва, отец, мертва, ее убил этот ублюдок Маккензи!

— Не надо, сынок! Делай, что говорит отец,— настойчиво убеждал его Судья.

Деррик бросил на ковер ружье, упал на колени и отчаянно зарыдал.

Кэссиди не могла пошевелиться, не могла вымолвить ни слова.

Дена обняла мужа, притянула к себе, слов­но боялась, что он может исчезнуть.

— Ничего,— шептала она, сама не понимая, что несет.— Все уладится, Рекс, мы спра­вимся с этим…