— Маккензи, вот кого.— Он попытался от­крыть стеллаж, но тот оказался запертым. — Сукин сын, — проворчал он, вернулся в каби­нет, рывком выдвинул ящик стола, выбрасы­вая наружу ручки и бумаги до тех пор, пока не отыскал связку ключей, затем, тяжело ступая, прошел туда, где хранилось оружие.

Кэссиди не на шутку испугалась. Никого больше не было в доме. Сославшись на голов­ную боль, она сумела ускользнуть из гостепри­имных объятий мистера и миссис Тейлор. Она едва успела переодеться, как услышала, что разбушевавшийся Деррик входит в дом, спо­тыкаясь, ругаясь и клянясь отомстить.

Бригу!

Он вставил ключ в замочную скважину. Ключ не поворачивался.

— Проклятье!

— Я позову папу,— крикнула она вне себя от страха.

— Валяй. Когда он узнает, что Бриг Мак­кензи трахает Энджи, он его сам на куски разорвет.

Кэссиди почувствовала, что ее сейчас сто­шнит, и оперлась о дверной косяк, пытаясь справиться с собой.

— Ты не можешь быть уверенным в этом…

— Не могу?— Он всунул другой ключ в скважину, но и этот не подошел.— К чер­товой матери все! — Третий и четвертый клю­чи даже не вошли в скважину.— Знаешь, что Энджи сказала мне. Она спит с Бригом чуть ли не с тех самых пор, как он здесь оказался, а может, даже раньше, я не знаю. Возможно, поэтому он и искал работу здесь, чтобы быть поближе к ней.

— Нет!..

— Кэссиди, ты, ей-Богу, как маленькая. Знаешь, каким важным человеком он себя чув­ствует, живя с дочерью самого Рекса Бьюкенена? Его, поди, распирает от гордости. Сколько лет он был пылью у его ног, а теперь вроде как стал равным ему. Это выяснилось, потому что Энджи думает, будто выйдет за него за­муж. — С оскаленными зубами, с яростно вздувшейся веной на лбу, он ударил ногой в дверцу. Стекло разбилось, и он схватил с полки ружье.

Страх сжал ей горло.

— Не смей!..

— Он на ней не жениться. Он до нее боль­ше в жизни не дотронется, это я ему гаран­тирую. — В его глазах горела ненависть. — На этот раз он трахнул не ту женщину!

Кэссиди повисла у него на руке. Деррик был пьян, и ей всей тяжестью своего тела удалось оттянуть его руку и разжать пальцы. Ружье с грохотом упало на пол.

Молниеносно Кэссиди схватил тяжелое ружье и направила дуло в грудь брата. Колени у нее подкашивались, но ей все же удавалось удерживать ствол ружья горизонтально, упе­рев его в плечо.

— Поднимайся наверх, Деррик. Ты пьян, ты буянишь и скандалишь. Это глупо. Поди проспись!

— Что? Неужели ты посмеешь застрелить меня, когда я хочу защитить честь нашей сес­тры? Ты что, рехнулась?

— Пусть Энджи решает сама.

— Бог мой, Кэссиди, ты плачешь, стоит мне застрелить белку или какую-нибудь дра­ную кошку. Ты не посмеешь всадить пулю мне в грудь.

— Я посмею! Клянусь, Деррик.— Сердце ее бешено колотилось, ладони взмокли от по­та, но побелевший от напряжения палец лежал на спусковом крючке.— Я убью тебя, если ты действительно намереваешься пойти на это.

Он схватился за стол и легко вырвал ору­жие из ее рук.

— Ты такая же сучка, как она,— прошипел он. — Тоже цепляешься за этого грязного уб­людка. Прочь с дороги!

— Ты не посмеешь.

— А вот посмотрим.— Он решительным шагом вышел из комнаты, Кэссиди следовала за ним по пятам.— Насколько я понимаю, убрав Маккензи, я сделаю доброе дело для тебя, для себя, для Энджи и для всего этого проклятого города!

— Я позову маму и папу.

— Валяй.

— И полицию. Если что-нибудь случится с Бригом, клянусь, я выдам тебя и…

Он резко обернулся, глядя на нее налитыми кровью глазами.

— Ты не понимаешь, что ли? Бриг Маккен­зи изнасиловал Энджи.

— Изнасиловал?— переспросила она.

— Держу пари. Или ты думаешь, она по собственной воле легла под него?

Лицо Деррика перекосило от отвращения.

— Но она же…

— Да, она кокетничала с ним. Что с того? Она со всеми кокетничает. Но она не хотела этого с Бригом. Он взял ее силой.

— Я… я думаю, все наоборот,— дрожа­щим голосом произнесла Кэссиди. — Я слыша­ла разговор между нею и Фелисити, и Энджи говорила, что хочет соблазнить Брига.

— Ты лжешь, — зарычал он в ярости, нави­сая над ней, словно скала.

— Нет, не лгу. Сам спроси у Фелисити.

Глаза Деррика злобно сузились.

— К ней я обращусь в последнюю очередь.

— Тогда поговори с Энджи! Она тебе ска­жет.

Ноздри его раздувались от ярости.

— Она тоже будет врать, чтобы защитить его. Но поздно. Пора Маккензи заплатить по счетам! — Он вскинул вверх ружье и отпер входную дверь.

Кэссиди обмякла, прислонясь к стене, а он шагнул в ночь. Ноги не слушались ее. Все ее угрозы были бесполезны: ни родители, ни по­лиция не примут их всерьез. У Брига уже были неприятности с законом, а Деррик считался безобидным, просто немного вздорным, изба­лованным парнем, еще не успевшим повзрос­леть. Поэтому он разбил несколько автомоби­лей. Поэтому он нередко участвовал в драках. Поэтому он спал с кем только мог. Никто на него не обижался, кроме Фелисити Колдуэлл, которая сама виновата, что втюрилась в него по уши. И никогда его выходки не имели резо­нанса, поскольку Рекс Бьюкенен охотно отку­пался ото всех, кто имел на его сына хоть какой-то зуб.

Но Бриг Маккензи притягивал к себе беду, словно громоотвод электрические разряды. Власти наверняка перевернут все наоборот, и виноватым в любом случае останется Бриг, а не Деррик Бьюкенен.

Она услышала рев отъезжающей машины Деррика.

— О, Господи! — прошептала она, молясь про себя, чтобы ее брат не застал Брига и Энд­жи вместе.

Она слишком часто была свидетельницей жестокости Деррика, которая усилилась в пос­ледние годы. Он до крови избивал лошадей, стрелял в белок и бездомных кошек, чтобы попрактиковаться в меткости, и даже прижи­гал сигаретами кожу на руке Уилли, получая от этого своеобразное удовольствие. Уилли терпел и молчал, но Кэссиди догадалась, чьих рук это дело, и пригрозила брату, что пожалу­ется отцу, если подобное повторится.

Деррик нагло рассмеялся ей в лицо.

— Хочешь выставить себя дурой? Ты бу­дешь говорить, а я буду отрицать. Даже этот придурок тебя не поддержит.

— Еще как поддержит!

Ухмылка Деррика выглядела зловещей.

— Он меня не выдаст.

— Почему?

— Потому что он извращенец, вот почему. И если он донесет на меня, я донесу на него, а он не хочет, чтобы наш добрый папочка знал, насколько он болен. Иначе он может кончить дни в каком-нибудь учреждении для умали­шенных, плетя корзины, как ему и положено. У него хватает ума понять это.

— Ты омерзителен.

— Это одно из моих ценнейших качеств.

— Уилли не извращенец!

— Нет? — переспросил Деррик, ехидно улыбаясь.— На твоем месте, дорогая сестра, я бы держал глаза закрытыми и рот на замке. Никто не знает, когда Уилли перестанет смот­реть и начнет действовать. Он весьма наблю­дателен, знаешь ли. Он видел тебя в чем мама родила с этой медалькой святого Христофора, и Энджи он видел тоже. Я думаю, ему особен­но нравится красное белье, в котором она час­тенько разгуливает…— Кэссиди вздрогнула. Мысль о том, что кто-то видел ее, заставила ее покраснеть. — Поэтому Уилли будет молчать, если не хочет оказаться в дурдоме.

— Значит, ты угрожал ему? — с ужасом спросила она, впервые осознав всю глубину вероломства своего братца.

— Просто дал ему понять, что мне извест­но о его грешках. Он не настолько тупой, как кажется. Он сразу понял, что должен держать язык за зубами, если хочет остаться здесь. Похоже, он считает психиатрическую лечебни­цу чем-то вроде камеры пыток. Он знает, что может заработать лоботомию или лечение электрошоком или вообще превратиться в по­допытного кролика.

— Вот чем ты напугал его,— догадалась она.

Просто показал парню, в чем его соб­ственная выгода.

— Богом клянусь, Деррик, если ты еще раз сделаешь что-нибудь с ним… Если ты будешь его дразнить, издеваться над ним и мучить его, я дам знать папе, и он мне поверит.

— Нашему папе безразличен самый факт твоего существования. Мне не хочется трав­мировать тебя, но в действительности папа любит только Энджи, потому что она напоми­нает ему нашу мать. Ты знаешь, иногда меня беспокоит, как он смотрит на нее. Как ты думаешь, он может захотеть переспать с соб­ственной дочерью?