Продолжая увлечение отца, он собирает старинные книги и рукописи, создает собственный музей древностей. Создает его не для того, чтобы бахвалиться им при равнодушном к его работе императорском Дворе и чтобы, как Скупой рыцарь, чахнуть над своими коллекциями, а для того, чтобы они стали достоянием других исследователей древностей. Он с радостью предоставляет собранные старинные рукописи и печатные труды в пользование ученым М. П. Погодину, Ф. И. Буслаеву, Н. С. Тихонравову, В. О. Ключевскому.

Граф Алексей Сергеевич видел острую необходимость объединения всех российских исследователей древностей, для чего и основал Московское археологическое общество и до своей кончины был его бессменным председателем. «Как редко пытались спросить у самой земли, — сетовал он на первом заседании Общества 3 ноября 1864 года, — решение таких вопросов, которые остаются темными в наших летописях… Мы так мало дорожим нашим прошедшим, что походим на народ, начавший жить только с прошлого столетия». Уваров понимал и пытался заставить понять русское общество, какое великое значение имеет археология как особый отдел исторической науки. Ведь возраст человечества равен примерно 2,6 миллиона лет, и, значит, дописьменная история составляет 99,998 % нашего прошлого.

Сначала заседания Московского археологического общества проходили в доме Уварова, а с 1870 года в собственном здании палат Аверкия Кириллова на Берсеньевке. Здесь часто можно было встретить таких известных знатоков российской старины, как С. М. Соловьев, А. Н. Афанасьев, Д. И. Иловайский, И. Е. Забелин.

В том же 1870 году граф Алексей Сергеевич создал Комиссию по сохранению древних памятников, спасшую от уничтожения и переделки многие московские храмы и старинные светские постройки. Он был и меценатом, и серьезным ученым, и общественным деятелем, пекущимся о том, чтобы русский народ, как нынешний, так и будущий, не погряз в беспамятстве о прошлом, не превратился в Иванов, не помнящих родства.

В память своего отца, графа С. С. Уварова — президента Академии наук и министра народного образования, сын учреждает с 1857 года Уваровские премии, с целью, по его же словам, «поощрить русских писателей к занятиям русской и славянской историей в обширном значении слова». Секретарь Академии наук К. С. Веселовский с восторгом говорил об этом блестящем начинании, просуществовавшем шестьдесят лет и ставшем самой дорогой наградой для русских историков: «Соединяя сыновнюю горячность с высокой патриотической мыслью и желая связать неразрывно память о знаменитом своем родителе с существованием Академии, он возымел счастливую мысль воздвигнуть ему памятник «нетленный, вечный», и с этой целью часть своего наследия [наследства] употребил на учреждение на вечные времена премий, которые, вызывая благородные соревнования, дали бы новое оживление тем именно литературным трудам, в которых наиболее выражается народное самосознание».

До графа Алексея Сергеевича московской археологией в основном занимались энтузиасты, у которых и на хлеб-то не всегда находились деньги. Таким был, к примеру, 3. Я. Ходаковский, который в 1821 году «издержал последний рубль из щедрот правительства» на раскопках возле Великого Новгорода и переехал в Москву. Живя в долг, он ходил по улицам в серой куртке, серых шароварах и суконном колпаке, заглядывая на попадавшиеся по пути рынки и расспрашивая крестьян об окрестных курганах: не приходилось ли им рыться в них и что-нибудь находить? Мужики частенько принимали столь странную личность за подозрительную и тащили выспрашивавшего их о каких-то костях и окаменелостях чудака на съезжую. Но Ходаковский был упрям. Пренебрегая заработком, он побывал во многих подмосковных городах, на что уходили последние гроши, и на своих планах отметил древние городища. И хотя его самого забыли еще при жизни, памятливый А. С. Пушкин способствовал спасению его архива и в стихах сравнивал себя с этим нищим любителем древностей.

Граф А. С. Уваров — тоже «новый Ходаковский», обладавший, как и его нищий предшественник, неисчерпаемым упорством в достижении своей цели — сохранить для потомков память о прошлом, и к тому же уже был не одиночкой-энтузиастом, а профессиональным исследователем, сплотившим вокруг себя лучших знатоков российских древностей. «Я не знаю ни одного из всех разнообразных отделов археологической науки, — утверждал товарищ председателя Московского археологического общества В. Е. Румянцев, — где бы нельзя было встретить имени графа Уварова. В областях древностей первобытных, курганных, языческих, христианских первых веков, византийских, русских, в области памятников быта, зодчества, каменного и деревянного, иконографии и других изобразительных искусств и художеств, — везде является наш ученый и неутомимый изыскатель, то открывающий новые, доселе неизвестные памятники, то объясняющий уже открытые и разгадывающий их значение и смысл».

Но, увы, археология не относилась к числу привилегированных наук, как, скажем, составление родословной династии Романовых или история гвардейских полков, или особенностей царских церемониалов. На своем поприще граф Уваров не мог ожидать ни генеральского мундира с золотым шитьем, ни высших императорских орденов. Многие высокородные дворяне с презрением говорили, что он выбрал себе отнюдь не графское занятие.Правда, у них появилась надежда, что чудака образумит женитьба в 1859 году на богатой княжне Прасковье Сергеевне Щербатовой, чей род идет от Рюриковичей. Ее портрет, по заверению современников, довольно точно передал Лев Толстой в образе Кити Щербатовой в романе «Анна Каренина». Но случилось наоборот — жена заразилась от мужа любовью к археологии, стала кочевать вместе с ним с одних раскопок на другие, писать собственные научные статьи (всего за 65 лет занятий археологией ею было опубликовано 170 научных статей). «Граф не любил и не находил желательным работать в одиночестве, — пишет графиня Уварова в автобиографии, — он привлекал и призывал всех к общей дружной работе, и потому, призывая всех, возбуждая дремлющие силы по уезду [здесь находилось его любимое имение Поречье, где он подолгу жил и где хранил свои коллекции древностей] и губернии, он не мог не найти нужной помощи у себя дома и не привлечь к своей постоянной напряженной работе, как ученой, так и гражданской, свою жену, которая таким образом и стала рука об руку заниматься и древностями, и искусством, и земством, и школами, а впоследствии и интересами основанного графом Московского археологического общества и Всероссийскими археологическими съездами». В предисловии к своему многотомному сочинению «Каменный период в России» (М., 1881), посвящая его жене, граф Алексей Сергеевич писал: «Многое в этом труде тебе уже наперед известно, так как ты всегда участвовала во всех моих путешествиях и постоянно содействовала мне в моих изысканиях. Не могу не напомнить тебе, как часто я пополнял из твоего дневника те пробелы, которые оказывались в моих отметках, или вносил в мою книгу те подробности, которые сперва мне казались излишними, но которые, между тем, ты не пропускала без внимания».

Москва и вся Россия должны быть благодарны графу Алексею Сергеевичу не только за множество научных изысканий, заботу по охране памятников старины и щедрые пожертвования на развитие исторической науки. Он задумал основать в Первопрестольной всероссийское древлехранилище. Московская городская дума, где заседали главным образом денежные тузы, оставила на втором плане свои заботы о торговых рядах и магазинах и решила пожертвовать под начинание графа Уварова лучшую находившуюся в ее распоряжении землю — на Красной площади. Алексей Сергеевич сам следил за строительством, составил устав будущего музея, разыскал для него коллекции древностей. «В это дело положил он, — вспоминал секретарь Общества истории и древностей российских Е. В. Барсов, — всю свою душу и принес в жертву все свои силы. Его задушевной мыслью было сделать именно этот музей не местом праздного любопытства, но живым рассадником серьезного исторического знания, московской академией историко-архео-логических наук».