Отец Майкл долго сидел, закрыв лицо руками. На глаза ему попалась колонка отчета судебного медэксперта: «…горло перерезано до кости острым предметом справа налево; все без исключения кровеносные сосуды, жилы и вены повреждены. Порез однократный, края раны ровные… Колотые раны на теле…»

Ощутив приступ тошноты, Майкл перевернул страницу, но и там сухие слова судебно-медицинской терминологии продолжали преследовать его: «…пропитанная кровью пижама… колотое ранение внешней стенки желудка… ножевая рана глубиной четыре дюйма…»

Силы небесные! Скупой профессиональный язык будил воображение, рисуя кровавые сцены в самых ярких красках. Он встал. В туалетной комнате с покрытыми зеленым кафелем стенами он умылся холодной водой и взглянул на свое отражение в зеркале. Равнодушное стекло предъявило ему собственный взгляд, на котором читалось одно — шок.

Неужели эту женщину ему предстоит найти и, более того, спасти? На минуту он задумался, а не бросить ли ему все это? Если ей суждено умереть, если на то Божья воля, то кто он, собственно говоря, такой, чтобы вмешиваться?

Но тут он вспомнил слова профессора Шона о том, что смерть одного из близнецов нередко влечет за собой смерть другого. Нет. Не Кейт он будет спасать. Он будет спасать сестру Гидеон.

Сидя за столом, он потягивал воду из бумажного стаканчика, разглядывая беспорядочные горшки с цветами. Затем снова вернулся к газетным вырезкам. Прочитав еще несколько статей о судебном процессе, он наткнулся на одну из последних статей в «Гардиан». Она была написана в 1989 году некой либеральной писательницей, одной из тех, что особенно сильны по части вышибания слезы у публики. Она была напечатана на женской страничке и озаглавлена «ТРАГЕДИЯ СЕСТРЫ-БЛИЗНЕЦА». Он прочел и ее, надеясь, что хоть она прольет свет на эту непростую историю. По своей сути это было интервью со специалистом, занимающимся исследованием предменструального синдрома.

Майкл очень отдаленно представлял себе, что это такое. Вероятно, что-то связанное с месячным циклом. Статья многое прояснила.

Время совершения убийства пришлось у девочки как раз на период менструации. Менструальную кровь взяли на анализ. Анализ выявил чрезвычайно низкий уровень прогестерона.

Ниже приводились количественные показатели, которые вряд ли бы о чем-то сказали человеку несведущему, однако эксперт утверждала, что они являются неоспоримым доказательством того, что Кейт, несмотря на столь юный возраст, страдала предменструальным синдромом в довольно серьезной форме, при которой возможна временная утрата самоконтроля. «Эта патология вполне могла повлиять на состояние ее рассудка. Нет никакого сомнения в том, что судья не счел предменструальный стресс значимым фактором в ее деле. Медицинское освидетельствование попросту не было принято во внимание».

Далее приводились рассуждения о природе предменструального синдрома и его наиболее изуверских формах, когда женщины, переживая подобное состояние, убивали собственных детей. Выходило так, что Кейт совершила убийство, подчиняясь диктату биоритмов своего организма.

Отец Майкл уже собирал газетные вырезки в папку, когда на глаза ему попадались странные фразы: «Во время заседания в суде двенадцатилетняя девочка-близнец Кейт Доуни не выказала абсолютно никаких эмоций», «…счастливый улыбающийся маленький мальчик, только начинающий жизнь», «…решение суда отправить ее на медицинскую экспертизу», «Кейт покидает зал заседаний, полиция пытается подавить гневные крики протеста…»

Отец Майкл заплатил сорок пять фунтов за пользование библиотекой, собрал сделанные им ксерокопии и вышел из здания. Он остановился у первого попавшегося на пути паба с названием «Чеширский сыр» и вошел внутрь. Заказав порцию виски «Джек Дэниелс», он направился в самый дальний угол. Необходимо было осмыслить все, что он узнал за последние два часа.

Нет, он просто обязан найти Кейт ради того, чтобы спасти ее сестру. И если для этого ему придется спасти убийцу, да будет так. На все воля Божья. Он лишь орудие в руках Провидения.

Перед освобождением заключенные часто впадают в панику.

Однажды ночью Кейт проснулась в холодном поту от непонятного внутреннего толчка, тщетно силясь спросонья понять, который час. Тишина вокруг висела глухой, непроницаемой завесой, что было довольно странно и необычно. Ночью в тюрьме никогда не было тихо.

В какой-то момент ей почудилось, что она мертва, ее больше нет. В первую минуту она не могла сообразить, где находится. Она не ощущала своего тела, сознание не фиксировало ни малейших ощущений физической оболочки, которые сопутствуют пробуждению, — затекшая нога или занемевшее плечо — ничего подобного.

Паника старой знакомой вернулась к ней и безжалостной клешней пережала горло, перекрыв дыхание. Заставила окаменеть от напряжения ее тело. Она отчаянно ловила ртом воздух. Звук кашля — первое определенное телесное ощущение, подтверждающее ее собственную реальность, — принес ей облегчение. Она сделала усилие. Необходимо успокоиться, побороть страх, расслабиться.

В спертой духоте камеры нестерпимо пахло птицей. Боже мой, ну хоть бы глоток свежего воздуха!

Она с трудом уселась на кровати, затем неуклюже сползла на пол. Грубая ткань прикроватного коврика царапала ступни. В темноте она с размаху налетела на комод.

С грехом пополам она доплелась до окна. Узкие, покрытые изморозью створки были открыты настежь. Она прислонилась лицом к вертикальной раме. За окном, не стихая, привычным монотонным гулом шумело шоссе, слышался отдаленный вой сирен машины «скорой помощи». Напротив, в блоке Д, тускло горели окна. В тюрьме свет не выключали даже ночью.

Кейт подняла взор, вглядываясь в черноту беззвездного неба. Скопление огней, обозначивших близлежащую часть Лондона, погруженную во мрак, оранжевым отсветом возносилось в небо, отражаясь от низких облаков. Она несколько раз глубоко вдохнула. Ее обоняние уловило запах бензина и сигаретного дыма и какой-то особенной свежести. Она просунула руку в узкий проем окна. Крупные капли дождя падали ей на ладонь, передавая коже живительную прохладу. Мокрыми руками она провела по лицу, смешивая слезы и влагу дождя.

Она не могла определить, где именно, в какой части ее тела зародился крик. Где-то в самой глубине, в самой сердцевине ее существа. Словно злобный маленький звереныш, он устремился вперед, пытаясь вырваться наружу, мощными челюстями прогрызая себе путь, и выскочил из гортани вместе с подкатившим приступом кашля.

«ВЫПУСТИТЕ!» Она не узнала собственного голоса, словно он принадлежал другому человеку, словно она не имела к этому никакого отношения. В темноте комнаты заметалась перепуганная шумом птица. «ВЫПУСТИТЕ… МЕНЯ… ОТСЮДА!»

Приближение паники Кейт ощутила несколько недель назад, вскоре после того, как мистер Джерроу сообщил ей о скором освобождении. Новость эта внесла смуту в ее несчастную душу. Узнав предполагаемую дату своего освобождения, она почувствовала, как замерло сердце — она здорово сдрейфила. Это было похоже на то, как если бы ее заставили прогуляться по краю пропасти или пройтись по канату высоко под куполом без страховки. Не дай бог ей случится оступиться — допустить ошибку или попасть в историю, — невыносимо даже подумать о последствиях. Ее тревожили мысли, которые не приходили ей в голову прежде: что, если там, на воле, найдется кто-нибудь, кто воспрепятствует ее освобождению. Она слышала, такое случалось. Могли измениться законы или неожиданно всплыть доселе неизвестные обстоятельства преступления и явиться непреодолимым препятствием к ее освобождению. Ее могла, в конце концов, подставить какая-нибудь мстительная заключенная, желая расквитаться за воображаемую обиду или просто из зависти. Так, например, было с Дот, чья сокамерница и сексуальная партнерша по совместительству, воспылав ревностью, наплела с три короба про кражи и наркотики в надежде на то, что Дот накрутят срок. К счастью, ее раскусили, у нее ничего не вышло, хотя теоретически вполне могло получиться. Вряд ли кого-то интересует судьба преступницы. Но, как говорится, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Неожиданно она почувствовала, что сейчас у нее появилось что терять.