i) Herm. in Phaedr. 247 c (p. 152, 15 Couvr.)

Итак, мы заметим эти четыре: единое — первопринцип; Фанета, который есть предел умопостигаемых богов и изолированный принцип умозрительных богов (ибо Ночи суть принципы, с которыми как бы сообразуется основной принцип); Зевса, который есть царь сверхмирных [богов], предел в собственном смысле умозрительных богов; Солнце, которое есть царь чувственного… Далее, Зевс возжигает умозрительный свет для сверхмирных [богов]; Фанет опять воссиявает умопостигаемый свет для умозрительных богов; а принцип Всего наполняет божественным светом и умопостигаемых [богов], и все от них происходящее.

48. a) Syr. in Arist. Met. XIV 4, 1091 b 4 (189, 2 Кг.) (Некоторые детали)

Это несправедливо рассказывается о богословах, ибо они говорят, что царствовали Ночь и Уран, а раньше их — величайший отец их:

Ср. то же в § 47 d.

b) Simpl. in Phys. IV (I 641, 28 D.)

Ведь умопостигаемые чины определили своим жребием различные приятия умопостигаемого мира в качестве различных [пространственных] мест. Поэто<…) делает Зевс, а Гера развертывает сообразно различным изменениям явленного.

е) Jamb. De myst. VIII 3 (263, 6 Parth.)

За этим предустановлены другие вожди демиургии видимого. Ибо демиургический ум и предстатель мудрости и истины, приходящий к рождению и выводящий на свет незримую потенцию сокровенных словес, на египетском языке называется Амун.

См. «Гермес», § 14.

Несмотря на общую скудость своей мифологии, Рим не был чужд теогоническим и космогоническим построениям. Приводимые нами два отрывка из Овидия (§ 49 а, b) являются даже специфически римскими. В первом из них рисуется бесформенная первозданная масса, которая упорядочивается внешней к ней целесообразно направленной волей (тут нельзя не видеть следов специфически римского мироощущения). Во втором отрывке выдвигается очень глубокая идея Януса, двуликого бога начал, входов, дверей, ворот и пр., который, оказывается, лежал в глубине самого первозданного Хаоса. Если греческие Фанеты, Эрикепаи и пр. олицетворяли собою более или менее вообще бытие, как живое существо, то Янус чисто римски символизирует собой отвлеченный момент всякого начинания, в том числе и начала тео–космогонического процесса.

Далее мы приводим очень сухую, состоящую только из простых генеалогических перечислений теогонию Гигина (§ 49 с). Она до такой степени абстрактна и частично противоречива, что многие даже отказываются ее анализировать. Тем не менее исследование обнаруживает весьма явственную греческую подпочву в виде тех же Гомера, Гесиода, эпического цикла, трагиков и александрийцев.

Минуя вопрос об отношении Гигина к титаномахии (5 b—к), с которой у него, несомненно, есть некоторая связь (ее, однако, не надо преувеличивать), мы кратко укажем на отношение его к Гесиоду. У Гигина отсутствуют Эрот, Тартар и Оры (с которыми, как мы видели, и Гесиод не знает, что делать), но зато сохранена пара Эфир — День, которая не появляется из Эре–ба — Ночи; но обе эти пары, составляя противоположность света и тьмы, появляются из более первоначальной потенции Caligo (Туман). Это делает всю конструкцию гораздо более стройной и понятной, чем у Гесиода; и ясно, что если Гигин черпал свою теогонию из какого–нибудь древнейшего источника, то этот источник — позже Гесиода. Появление триады Земля — Небо — Море из Эфира — Дня также ярче говорит о происхождении оформленного из бесформенного, чем генеалогии Гесиода, равно как и последующий материал строится у него гораздо последовательнее (потомство Ночи, Дня, Эреба и Эфира). Тринадцатая Титанида, Диона (как и у Аполлодора), — новость в сравнении с Гесиодом; новость и рождение от Дионы Афродиты. Тут, как и в списке Нереид, Гигин следует за Гомером, а не за Гесиодом. Может быть, дело не обошлось без стойческих влияний. По крайней мере теогония, которую имеет в виду Цицерон (§ 49 d), есть некоторая аналогия Гигина, хотя и невозможно сказать об этом что–нибудь более определенное. Вообще же, несмотря на сухость перечислений и очень плохую сохранность его текста, можно установить, что Гигинов источник — более совершенный и более поздний, чем Гесиод, и многое в нем представляет большой интерес для различных деталей наших мифологических исследований.

49. a) Ov. Met. I 5—88 (Общая натуралистическая космогония)