62. a) Procl. in Tim. 28 с (I 310, 7 D.) (Зевс–демиург, вместивший в себя умопостигаемые монады и ставший пределом умозрительного)

Итак, демиург есть единый в себе, определяющий предел умозрительных богов, бог, восполняемый умопостигаемыми монадами и источниками жизни; эманирующий из себя всю демиургию и выставивший более частных отцов Всего, сам же неподвижно утвердившийся на вершине Олимпа навеки и царствующий над двумя мирами — сверхмирного и небесного, объемля начало, средину и конец мира.

b) Ibid. I 317, 17 и 318, 20 D. (Устроение мира)

Если это говорится согласно с Тимеем и с оракулами, то этот демиург производителен согласно идеям, — сказали бы исходящие из богопреданного богословия, — и сам устрояет весь мир как единый и многообразный, разделенный по целому и по частям. Он единый, прославляемый Платоном, Орфеем и оракулами в качестве творца и отца Всего, отца богов и людей, рождающий множество богов, посылающий души в область порождения людей, как говорит об этом Тимей.

c) Procl. in Parm. 130 b (p. 799, 27Cous.) (Раздельность мира в результате поглощения демиургом Фанета)

Ведь Орфей говорит, что после поглощения Фанета в Зевсе возникли все вещи, — так как первично и объединенно в том [Фанете], а вторично и раздельно в деми^

урге выявились причины всего мирового. Ибо здесь солнце, луна, само небо, стихии, и объединитель Эрот, и все вообще ставшее единым, —

Все это вместе в глубоком чреве Зевеса сокрыто.

Он не удовлетворился только этим, но и передает порядок демиургических форм (eidon), через который и чувственное получило в удел подобный чин и устройство.

d) Procl. in Tim. 41a (III 209, 3D.) (Функции «отца», «творца» и «демиурга»)

Творец и отец — Зевс, который и ныне называет сам себя демиургом и отцом деяний, как сказали бы орфики. Только творец есть виновник частичной демиургии, как они сами сказали бы. Итак, единственно отцу подчинено все умопостигаемое, все сверхмирное, все мировое; отцу и творцу — все умозрительное, сверхмирное и мировое; единственно творцу — мировое. И всему этому научило нас истолкование Орфея, ибо все множество богов устроено сообразно каждой особенности из этих четырех. Каковы же деяния демиурга и отца? Ясно, что это есть все тела, состав живых существ и число душ, в отношении которых происходит приобщение [прочего]. Итак, все это несокрушимо по желанию отца. Ибо он дал им силу неизменного постоянства, так как оно длительно и охранительно [в смысле изоляции]. А умы, свыше входящие в души, не называются деяниями отца, ибо они не имели возникновения, но появились без рождения, как бы родившиеся в неприступных недрах и не выходя из них наружу. Они — первообразы не их, но средних и конечных. Ибо душа — первая из образов, а все целое, напр. живые существа, одаренные душою и разумом, рожденные и нерожденные, получили осуществление от умопостигаемых первообразов, которые содержало живое–в–себе существо.

e) Procl. in Crat. 395 а (48, 22 Pasqu.) (Зевс объединяет сверхчувственное и чувственное)

Обнаруживается весь демиургический род богов от всех прежде названных начальных и царственных причин, непосредственно от единого вождя титанических устроений, и прежде других демиургов — Зевс, унаследовавший единственную силу всей универсальной демиургической цепи, производящий и выставляющий все невидимое и видимое, пребывающий сам умозрительным по чину, но приводящий виды и роды сущего в устроение чувственных вещей, восполняемый выше него стоящими богами, дающий всему мировому из себя эманацию в бытие. Поэтому, очевидно, и Орфей передает, что тот сотворил все небесное поколение, Солнце, Луну и всех других звездных богов, сотворил и стихии подлунного [мира] и разделил на виды бывшее ранее в беспорядке, установил держащиеся им цепи богов по всему миру и узаконил для всех мировых богов соответственный удел промышле–ния в мире. И Гомер, следуя Орфею, воспевает его вообще как отца богов и людей, вождя, царя, верховного из владык.

f) Procl. in Tim. 35 a (II 145, 4 D.) (Исхождение в Зевсе множества из единства)

Далее, чтобы сказать согласно орфическим преданиям, не всякого умозрительного или умопостигаемого чина он признает неделимость, но говорит, что некоторые из этой категории сильнее, как одни названия сильнее других. Так, например, слова «царь» и «отец» он прилагает не ко всем чинам.

g) Simpl. in Arist. De coelo I 3, p. 270 a 12 (93, 11 Heib.) (Исхождение в Зевсе множества из единства)

Поэтому божественные мужи передали нам теогонии, — множество богов, пребывающее в едином и, можно сказать, по многоразличию из него проистекшее, воспевая его возникновение, поскольку оно установилось от единого, как и в происхождении чисел мы наблюдаем выхожде–ние из единицы.

h) Damasc. 311 (II 177, 10 Rue.)

И это ни о ком другом из богов не открыл богослов, но согласно богопреданной мудрости, как символ его двойственного отношения к одному и другому, именно, что он умом содержит умопостигаемое, а чувство вводит в миры.

ЛИТЕРАТУРНО–КРИТИЧЕСКОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ  [90]

1. Общие изложения античной мифологии. В 1934—1946 гг. автором были написаны следующие работы по античной мифологии: «Олимпийская мифология в ее социально–историческом развитии», «Эстетическая терминология ранней греческой литературы», «Гесиод и мифология». Эти работы были опубликованы в Ученых записках Московского государственного педагогического института им. Ленинд в 1953—1954 гг. Кроме того, в Ученых записках Сталинабадского государственного пединститута в 1954 г. было опубликовано «Введение в античную мифологию». В настоящее время в этих работах кое–что должно считаться устаревшим ввиду непрерывного роста классической филологии, археологии и этнографии.

Предлагаемый труд был в основном написан тоже еще в 40–х годах, хотя в окончательной форме он был завершен в 1956 г. В сравнении с изданной в 1953 г. «Олимпийской мифологией…» это совершенно новая работа.

Так как здесь ставится задача дать цельное представление о двух больших областях античной мифологии—Критском Зевсе и Аполлоне, то подвергнуть самостоятельному исследованию решительно все относящиеся сюда проблемы было невозможно. Это потребовало бы нескольких томов. Поэтому для освещения некоторых вопросов мы использовали кое–где уже имеющиеся сводки (в основном в вопросе о преанимизме, в мифе о Зевсе и Европе и в мифологии гиперборейцев), конечно подвергая критическому анализу все приводимые в них материалы и давая им социально–историческую интерпретацию.

За последние двадцать лет появились еще другие общие изложения античной мифологии: 1) Фрейденберг ОМ. Поэтика сюжета и жанра. JL, 1936. 2) Альтман М.С. Греческая мифология. Л., 1937. 3) Рад–циг С.И. Античная мифология. Очерк античных мифов в освещении современной науки. М.;Л., 1939. 4) Голосовкер ЯЗ. Сказания о Титанах. М., 1955 (хотя заглавие этой книги имеет частный характер, на самом деле книга эта дает вполне определенную общую концепцию античной мифологии).

Пересказы содержания античной мифологии давались в следующих изданиях: 1) Зелинский Ф.Ф. Античный мир. Т. I. Эллада. Ч. 1. Сказочная древность. Петрогр., 1922—1923. 2) Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. М., 1957. 3) Смирнова В. Герои Эллады. Из мифов древней Греции. М.; Л.» 1953.

2. Мифология и мышление. В настоящем труде о мифологии говорится как о разновидности мышления о мифологическом мышлении исключительно ради различения мифологии и религии, поскольку всякий миф всегда есть некоторого рода конструктивный образ, религия же есть вера в сверхъестественное и совокупность магических и вообще практически–жизненных актов. Отождествлять мифологию с мышлением было бы грубой ошибкой и исторической, и этнографической, и вообще логической. И мышление и мифология своеобразно отражают действительность и специфически ее перерабатывают. Но мифология есть не только мышление. Она полна всякого рода аффектов, эмоций, а также примитивно–жизненных и трудовых реакций человека на окружающее. Мифология, как и мышление, есть известного рода обобщение. Первобытное мышление тоже не обходится без мифологии, потому что оно развивается под воздействием переноса общинно–родовых отношений на природу. Обе эти неразрывно связанные между собою в первобытном обществе области сознания по существу своему совершенно различны, и пути их развития, вначале тесно связанные между собою, в дальнейшем резко расходятся и уже в древние времена доходят до взаимного антагонизма.