Помимо стопки желтых ведер, верхнее с водой, где плавали две оставшиеся рыбки, в сарае имелась проволочная клетка, набитая старыми газетами, и три телевизора, поставленных один на другой, снизу самый большой, сверху самый маленький. Там валялись несколько цветных формочек для песка и сумка с двумя отделениями, забитая дешевыми видеокассетами: «Балкон», «Адский уголок», «Дьявольская поездка» и «Так ты хочешь быть хирургом?» На полу валялась упаковка «Маноплакса» – снятого с производства сердечного лекарства, – рядом стояла миниатюрная Статуя Свободы, складная шахматная доска с фигурками внутри, стремянка, а также полное собрание кроссвордов «Таймс» («Гигантский сборник кроссвордов "Таймс"», «Краткий гигантский сборник кроссвордов "Таймс"» и «Юбилейные головоломки «Таймс», 1932–1987»). Кажется, где-то здесь должны быть несколько романов из библиотеки Британского совета в Берне и пара настоящих кожаных прихваток для печки из ПВХ с Чарльзом и Ди. И еще здесь находился альбомчик с карикатурами на известных людей, включая Джона Мэйджора, Федерико Феллини, Барбару Миллз, Ривера Феникса, Мальколма Рэйли, Марадону, Эмму Томпсон и «Королеву».

Уильям никогда ничего не выбрасывал: такова была система. Кроме ведер, карикатур, видеокассет, книг и прочих вещей, здесь находилась масса предметов, о которых он забыл или помнил, но не мог найти, или мог найти, но не мог с точностью сказать, что это такое. Если сарай и так забит, какой смысл выходить на улицу – все равно больше ничего не сможешь принести?

Он опустился на колени, пошарил под кроватью, потом за телевизорами и вытащил черного кролика, который грыз шкурку от киви. Животные – отличные друзья. Он поднял кролика и показал ему пермидор, стоявший рядом с кроватью. Кажется, с утра куст несколько ожил. Листья заблестели, как и подобает обрамлению самого лучшего плода на земле, который еще принесет Уильяму целое состояние. Все зависит от одного-единственного побега, который изменит все. Уильям наверстает упущенное и догонит брата, которому так везет. Брат получил все наследство, удачно вложил деньги, купил рыцарский титул, и даже смог попасть на прием к Королеве, которая удостоверила смену фамилии. Из обыкновенного Уэлсби он за один вечер превратился в Лорда О'Брайена Уэлсби. Он спекулировал на рынке недвижимости и тайно поставлял оружие в Ирландию, и ему все время везло. Он открыто вкладывал средства в производство фильмов и ни разу не потерял деньги. В итоге превратился в обычного, приемлемого во всех отношениях капиталиста конца двадцатого века. Он был приятным в общении, образованным и хорошо воспитанным негодяем.

Уильям отпустил кролика. Веря в то, что сам он – намного лучше своего брата, он пожалел, что был так несправедлив с Хейзл. Не стоило так распространяться насчет Джессики, даже когда он испугался, что у него отнимут Спенсера. В любом случае, жить изо дня в день в уединении, не выдерживая испытания реальным миром и женщинами, – позорный для мужчины удел. Хейзл дала ему надежду на иную жизнь, где Уильям сможет выйти на улицу и открыть для себя пусть горькую, но живую правду реальности. Хейзл отнеслась к нему серьезно. Она считает, что его можно вылечить. К тому же она очень привлекательна в этом платье.

Грэйс, которая выглядела совсем малышкой, из всех сил обняла Уильяма, который, казалось, стал еще больше. Он поздравил ее с днем рождения и жестом пригласил Хейзл войти. У Хейзл замерзли ноги. Она сняла носки Спенсера, чтобы пройтись босяком по влажной траве, и теперь с благодарностью приняла приглашение. Она вошла в сарай, поежилась и принялась надевать носки, опираясь о складную лестницу. Выпрямившись, первым делом хорошенько оглядела келью Уильяма.

– Подумать только, у вас здесь столько всего. Ее взгляд упал на куст пермидора у кровати, и она озадаченно смотрела на незнакомое растение.

– Это пермидор, – сообщил Уильям. – Я его сам вывел.

– Кажется, ему не очень уютно.

– Вам тоже.

Вместо стульев Уильям предложил присесть на пороге дверного проема – двоим там как раз хватит места. За их спинами возилась Грэйс: как обычно, занималась исследованием этого уголка вселенной. Она уже умудрилась протиснуться между телевизорами и ведрами, из-за которых теперь торчала ее нога. Хейзл уселась рядом с Уильямом, выглянула в сад и обхватила колени руками. Ноги потихоньку согревались. Она слышала, как где-то заскрипел тормозами грузовик, но это далеко.

– Здесь, как в параллельном мире, – сказала она. – Трудно поверить, что происходящее за стеной действительно существует.

– И тем не менее… – сказал Уильям.

– Я знаю. Я видела, что случилось, когда вы выходили наружу.

– Я должен был попробовать, – начал оправдываться Уильям. – Не каждый же день случается конец Британии.

– Это вовсе не конец.

– Вы знаете, о чем я. Этот Маастрихтский договор.

У них из-за спины раздался голос Грэйс:

– Маастрихтское соглашение о Европейском Союзе! Сегодня все меняется! – Ее голова вынырнула из-за проволочной клетки. – Нам об этом сегодня в школе рассказывали.

Хейзл обернулась:

– Ты правда думаешь, что сегодня все изменится?

– Конечно. Сегодня мне десять!

Грэйс исчезла за ведрами и тут же показалась снова. Ей хотелось знать, когда день рождения у Хейзл.

– Скоро, – ответила Хейзл, – а может быть, уже прошел. Я не знаю.

– Скажи мне число. Ты же знаешь число. Все знают, когда у них день рождения.

– После двадцати одного уже не знают. Об этом разговаривать неприлично. Ты даже упоминать об этом не должна.

– И все-таки, когда у тебя день рожденья?

– Не скажу.

И только сейчас, когда Хейзл обернулась, чтобы подбодрить девочку, она заметила, что Грэйс держит черного кролика. Она сидела на полу, скрестив ноги, и гладила его. Хейзл вдруг с грустью и ностальгией подумала, какая же это радость – видеть радость других.

– Я хочу здесь остаться навсегда, – заявила Грэйс.

– Тебе не разрешат.

– Почему?

– Сама знаешь.

– А я убегу из дома.

– И сведешь родителей с ума, – напомнил ей Уильям, – заставив их искать тебя и думать, что их единственную дочь украли и бросили на пустыре умирать, и она будет лежать там долго-долго, пока от нее не останутся одни зубы. Разве ты этого хочешь?

– Неужели так вправду бывает?

– Да, но, конечно же, не с нами.

– Почему?

– Потому что нам везет.

– Как это?

– У нас бывают дни рождения, особенные дни с подарками и с тортом. А тебе везет, потому что у тебя хорошие родители, которые за тебя волнуются.

– Тогда почему они заставляют меня учить немецкий?

Грэйс отпустила кролика в его естественную среду обитания – под кучу хлама – и тут же полезла за ним снова. Уильям положил руку на плечо Хейзл и легонько сжал его.

– Пока не сдавайся, ладно?

– У меня кончается терпение. Он не может принять никакого решения.

– Он сомневается, а сомнение – самый сильный страх и самая выразительная эмоция.

– Но ведь нет ничего проще – понять, нравится ли тебе женщина или нет.

Грэйс неожиданно вынырнула прямо у них за спиной.

– Европа поженилась. Моя учительница так сказала. Одни объединяются с другими, чтобы всем было хорошо. Но по-моему, она лишь имела в виду, что после Пасхи нам всем нужно будет заплатить за программу обмена для изучающих немецкий. Эй, Хейзл!

– Я слушаю.

– Ты выйдешь замуж за Спенсера?

– Не знаю. А ты как думаешь?

Иногда Хейзл казалась Грэйс какой-то странной.

– Разве это мое дело?

Интересно, где Уильям спрятал подарок. Она нигде не может его найти. Уильям сказал, что это секрет, и ей нужно быть терпеливой. Глаза Грэйс загорелись от нетерпения.

– Это же лошадка, да?