Они быстро двинулись к другой стороне кровати, где Энджи с закрытыми глазами сосала искусственный член. По сигналу Бориса Никки ловко открепил ограничительную полоску Фераля. Возбужденный член выскочил, точно чертик из табакерки.

– Ням-ням-ням, – заворковал Никки.

– Порядок, Лас, – прошептал Борис. – Будь наготове, потому что это может долго не продлиться. – Затем он наклонился к девушке. – Не открывай глаз, Энджи, мы по-прежнему снимаем… это прекрасно… я просто хочу, чтобы ты на минутку попробовала другой… пожалуй, он может быть лучше… – Говоря все это, он одной рукой держал искусственный член, а другой – орган Фераля, высвобождая один и вводя замену. Переход получился предельно плавный, и Энджи, по-прежнему с закрытыми глазами, лишь промычала, словно бы в сонном удовлетворении.

– Ну как, разве этот не лучше? – спросил Борис, в то же самое время отступая назад из кадра и энергичными жестами призывая Ласа продолжать.

– Мм… – промычала Энджи, – теплее. – И она устроилась поуютнее, точно кошка у блюдечка с кремом.

Тони, который прибыл на съемочную площадку как раз вовремя, чтобы увидеть «великое хуепереключение», как он окрестил это позднее, в завороженном возмущении наблюдал.

– Хотел бы я знать, понимает она или нет, что у нее там настоящий хуй!

– Мне самому интересно, – отозвался Борис. – Но я ручаюсь, что на большом экране это будет выглядеть чертовски классно. Ты только врубись в это лицо – ведь оно же ангельское, черт побери! Нам надо бы ей нимб организовать! – И он принялся дико озираться в поисках кого-нибудь из осветителей.

Пока еще невозможно было понять, то ли наркотик мешал Энджи осознать, что игра стала реальностью, то ли напротив, позволил ей принять этот переход от притворства к действительности. Больше всего это было похоже на тот род сна, в котором сновидец, сознавая, что это на самом деле сон, а следовательно, вещь безвредная, позволяет ему, и даже с охотой, продолжаться.

Пока Никки и бригада осветителей работали над эффектом нимба, Ласло снова двинулся снимать другой конец (язык Фераля).

– Послушай, – спросил он у Бориса, продолжая снимать и едва шевеля губами, – а как насчет того материала с задним проходом, про который ты упоминал?

– Фантастика, – сказал Борис. – Мы получим анал – язык и нимб в одной композиции! Прекрасно. – И он уже собрался было изложить идею перехода с «пом-пома» на задницу самому Фералю, как вдруг поймал мимолетный, но очень многозначительный его взгляд. Взгляд этот говорил о том, что партнер Энджи уже на грани оргазма. – Нет-нет, Фераль, – стал умолять Борис, – пока еще нет, пожалуйста! Никакого «бум-бума»! Пожалуйста, пока еще никакого «бум-бума»!

Бешено толкая перед собой Ласло, он устремился к другому концу (голове Энджи), словно мог невесть как предотвратить беду у ее источника. Однако ничего уже было не поделать. Это со всей очевидностью явствовало из воя экстатического высвобождения, что вырвался из губ Фераля, а также из конвульсивной дрожи, которая охватила все его тело. Анджеле в первоначальный момент спазма, похоже, еще казалось, что все это часть романтического сна, сексуальное притворство, и что вполне можно продолжать в том же духе. Она даже повторила свое громкое мычание, словно бы от удовольствия или в предвкушении такового – точно котенок, готовый устроиться еще удобнее для новой порции теплого крема. Однако с первой же струей пришло грубое пробуждение. Энджи выдернула член изо рта, разглядывая его широко распахнутыми от недоверия глазами. Крошечная струйка спермы поблескивала у нее на подбородке, когда в ее крепкой хватке стойкий орган принялся выдавать свое главное сокровище… но теперь уже прямо на новую затейливую прическу Энджи. Она просто не могла в это поверить – или так, по крайней мере, казалось. Застывшая, загипнотизированная, Энджи держала член прямо перед собой, точно плюющуюся кобру, в то же время от него отворачиваясь – так что основная масса спермы вошла прямиком в ее золотые локоны справа, образуя там, согласно позднейшему выражению Хелен Вробель, «самую богомерзкую липкую гадость, какую только можно себе представить!».

Эффект воздействия массивного спуска Фераля на ее безупречную прическу стал чертовски травматичным, еще больше усиленный, надо думать, дьявольским «винтом». Так или иначе, Энджи, совершенно голая, лишенная даже «оснастки целомудрия», бросилась бежать со съемочной площадки, вопя при этом, как буйно помешанная. Хелен Вробель тут же устремилась в погоню, сжимая в протянутых руках голубой парчовый халат.

Борис, в состоянии предельного возбуждения, затопал вокруг камер.

– Что ты получил, Лас? Что ты получил?

Лас пожал плечами.

– Ну, это мы получили… не уверен, что именно это было, но мы его получили.

– Ух ты, – восхитился Тони, – там был просто вагон спермы! Должно быть, эти парни гиперсексуальны или что-то типа того. Эй, Борис, а ты не слышал про старика Харрисона – как он трупешник ебал?

Борис вздохнул и посмотрел на часы. Четыре тридцать – сегодня Анджелу уже нипочем было не вернуть.

– Ладно, Фредди, – крикнул он, – закругляемся.

– Кроме шуток, – продолжил Тони, когда они направились к трейлеру, – прямо здесь, в городке, пару часов назад. Морти Кановиц сам видел, как он это делает. Можешь ты такое представить? Что он труп ебет, черт побери? Блин, вот это настоящая фантастика!

– Гм. – Борис думал о том, что он, пожалуй, допустил свой первый серьезный просчет.

Вопрос заключался в том, получилась ли эта сцена настолько лучше материала с использованием вставок, чтобы оправдать риск окончательно оттолкнуть от себя актрису? Его мысленное око принялось воссоздавать образ за образом… Да, решил он (или, по крайней мере, логически обосновал), ее отсос до самого конца… ее лицо, это ангельское выражение… все это можно было получить только таким способом – проделав реально. И одна эта сцена, чувствовал Борис, должна была оправдать риск. Более того, если бы Фераль не кончил так скоро, кто знает, какие еще необычайные вещи они смогли бы получить? Им просто не повезло.

У трейлера их перехватил Фераль. Он уже надел свою набедренную повязку и впервые за все время съемок не улыбался – даже выглядел чертовски подавленным.

– Очень сожалеть, – сказал он. – Фераль не пытаться бум-бум. Так получиться. Фераль очень сожалеть.

Борис похлопал его по плечу.

– Все отлично, Фераль. С каждым бывает.

– А мисси Стерлинг? Она злой, да?

– Не волнуйся, с ней все будет хорошо. Ты, Фераль, с ее «пом-помом» отличную работу проделал.

– Да? – Тут он снова заулыбался. – Хорошо. У пом-пом очень хороший вкус. Фераль язык вкус казаться очень хороший.

– Рад, что тебе понравилось, Фераль.

Тот с энтузиазмом кивнул.

– Вы сказать мисси Стерлинг, да? Фераль говорить, что ее пом-пом очень хороший! Фераль говорить, что ее пом-пом самый лучший!

– Да, я скажу ей, Фераль. Завтра увидимся.

Когда Борис и Тон устроились в трейлере выпить перед закатом по рюмочке-другой и обсудить иронические капризы жизни и искусства, в деловой части Вадуца, в пентхаусе отеля «Империал», проходило собрание определенной важности, так сказать, «слет орлов», с участием С. Д., Леса и Лиса Леттермана. Лес, совершенно растрепанный, по-прежнему в сером купальном халате из сумасшедшего дома и капитально обломанный морфиновым отходняком, пытался просветить собеседников насчет подлинной природы фильма, который они продюсируют.

– Папаша, Христом-богом клянусь, это порнофильм!

Но Папаша не покупался на клятвы. Его всегда сложно было в чем-либо убедить – и уж тем более какой-то удолбанной и растрепанной личности в халате из дурдома, а главное – родному сыну. С. Д. мгновенно принял оскорбленный вид.

– У тебя пизда в башке, паренек, – сурово сказал он, – иди в ванную и отмойся!

После того как угрюмый Лес, слегка пошатывающийся, вышел из комнаты, С. Д. вздохнул и налил пару рюмок крепкого.