Б. уже почти засыпал.

– О боже, боже мой, боже! – взвыл Сид. – Что за кошмарный бизнес!

Кинопроизводство – на самом деле процесс довольно скучный и фрагментированный. В тот день съемки, так измотавшие Бориса, начались самым обычным образом – без всяких роковых знамений, которые предвещали бы отклонение от нормы.

Когда для первой съемки было наконец установлено нужное освещение, а камеру несколько раз провели по четко определенному маршруту, Анджела стыдливо вылезла из своего голубого халата, отдала его Хелен Вробель и легла на кровать. Между ног у нее находилась полоска телесного цвета из прорезиненного холста той же самой длины и ширины, что и гигиеническая прокладка, прикрепленная клейкой лентой как раз над лобковыми волосами, а также к каждой из ягодиц. Сбоку, разумеется, ни холст, ни лента не были видны.

Примерно половина сенегальцев говорили по-английски – или, по крайней мере, понимали английский настолько, чтобы следовать указаниям режиссера. Для первой сцены с Анджелой Борис выбрал одного, который показался ему чуть менее угрожающим, чем остальные. Кроме того, он, похоже, был самым толковым из них и вроде бы идеально понимал по-английски. Звали его Фераль. Рот этого высокого, просто иссиня-черного негра был раскрыт в постоянной улыбке, обнажающей жемчужно-белые зубы.

– Эту улыбку нам надо убрать, – сказал Ласло Борису. – А то уж слишком причудливо. Просто какая-то дьявольщина получится, правда? Я хочу сказать – если он будет трахать телку и так при этом лыбиться.

– Давай сделаем одну пробу с улыбкой и одну без.

– Хорошо.

– И прекрати противиться чему-то только потому, что это «уж слишком причудливо».

– Хорошо.

Представив облаченного в набедренную повязку Фераля Анджеле, Борис объяснил ему суть сцены.

– Ну вот, Фераль, думаю, ты уже сам понимаешь, что здесь происходит. Это простая любовная сцена. Ты занимаешься любовью с мисс Стерлинг, а она откликается на твои ласки – на твою любовь.

Фераль, безумно ухмыляясь, кивнул.

– Занимаешься настоящий любовь?

– Да, ты занимаешься настоящей любовью. Половое сношение, ага? Зиг-зиг, верно? Сунь-вынь, ага? То есть, понимаешь, именно так все должно выглядеть. Ты не на самом деле занимаешься любовью с мисс Стерлинг, а притворяешься, будто занимаешься любовью. Нам нужно, чтобы все выглядело так, будто вы занимаетесь любовью. Понимаешь?

– Да, понимаешь, зиг-зиг, да-да.

– А пока вы будете заниматься любовью, нужно, чтобы ты ее целовал… – Борис протянул руку, указывая. – Вот здесь, здесь, здесь, здесь и так далее. – Он коснулся рта Анджелы, ее горла, плеч и грудей. – Нужно, чтобы твоя голова все время двигалась, ага? И не перекрывай ее лица для камеры, понимаешь? – Он указал на объектив и провел оттуда прямую линию к подушке, на которой покоилась голова Анджелы. Ее огромные голубые глаза казались больше обычного.

Фераль энергично кивнул.

– Да-да, понимаешь.

– Ладно, давай попробуем. Снимай свое тарзанское одеяние и забирайся на мисс Стерлинг.

Борис уже направился было к камере, но тут его остановил пронзительный взвизг, явно исходивший от Анджелы. Резко развернувшись, он увидел, что Фераль уже сбросил свою набедренную повязку и теперь стоит у кровати, безумно ухмыляясь и демонстрируя чудовищную эрекцию. Его здоровенный член торчал прямиком вперед, слегка покачиваясь из стороны в сторону, словно метроном, и, случайно или намеренно, указывая точно на Анджелу.

– Чем он тут, черт побери, заняться собрался?! – гневно вопросила она, садясь на кровати и в инстинктивном защитном жесте закрывая руками груди.

Хелен Вробель тут же подбежала и набросила ей на плечи халат.

Борис медленно вернулся к кровати.

– Послушай, Фераль, – сказал он, кивком указывая на оскорбительный орган, – тебе это не понадобится… То есть понадобится, но не в этой сцене. В этой сцене ты просто делаешь вид, что занимаешься любовью… позднее, в другой сцене, ты сможешь действительно заняться любовью, но прямо сейчас ничего такого… это просто как игра, понимаешь?

Фераль с энтузиазмом кивнул.

– Да-да, понимаешь, понимаешь. – Он опустил взгляд на свой член и, ни на миг не прекращая ухмыляться, покачал головой. – Я не пытаться так делать! Так получиться! Я не нарочно! Никакой настоящий зиг-зиг! Я понимаешь, никакой настоящий зиг-зиг! – Он развел руками, указывая на свою беспомощность.

– Гм. – Борис почесал в затылке, хорошенько подумал, затем подошел к Анджеле, у которой уже дым из ушей валил. – А что, чертовски славно, правда? – спросил он, умудряясь выдавить из себя слабую улыбку.

Анджела на улыбку не ответила.

– Мне казалось, вы говорили, что он понимает по-английски.

– Ну да, понимает. Нет, правда, он действительно понимает, что не должен по-настоящему заниматься с тобой любовью.

Она явно не очень в это поверила.

– Да? В самом деле? Тогда зачем эта нефтяная вышка?

– Он говорит, что ничего не может поделать. Так получилось.

Анджела сверкнула взглядом на своего партнера.

– Тогда просто скажите ему, чтобы так больше не получалось!

Борис вздохнул и посмотрел на Фераля. Сенегалец стоял на том же самом месте, идиотски ухмыляясь. Его член явно не желал смягчаться.

– А что, ты не смогла бы сыграть сцену вот так? – спросил он, возвращаясь взглядом к Анджеле. – То есть, даже если он точно знает, что все будет не по-настоящему…

Девушка резко выдохнула сквозь сжатые зубы.

– Я скорее умру, – прошипела она.

Тут Тони, который до этого что-то писал на другой стороне съемочной площади, решил присоединиться к ним. Проходя мимо Фераля, он бросил на него мимолетный взгляд.

– Ух ты, ну у этого парня и болт! Черт побери, приличная девушка от такого кусмана запросто до смерти задохнется, правда, Энджи?

Анджела лишь возмущенно фыркнула и отвернулась.

– Энджи говорит, что не станет делать сцену, когда у него так стоит.

– Да? – Тони хмуро взглянул на ее пах. – Брось, Энджи, в этой оснастке ты абсолютно защищена… – он протянул руку и игриво похлопал по холсту, – и идеально обворожительна. Не сказал бы, что я виню черного дикаря.

Анджела хлопнула его по руке.

– Послушай, ты отсюда не свалишь? – Она повернулась к Борису. – Пожалуйста, скажите ему, чтобы он отсюда убрался!

– Хорошо-хорошо, давай только немного остынем. Итак, у нас проблема…

Нетерпение Анджелы нарастало.

– Тоже мне, проблема! Почему он просто не спустит,черт побери?! Отошлите его в какой-нибудь темный угол, и пусть он там спустит.

Борис нахмурился.

– Ты не можешь требовать, чтобы такой мужчина просто спустил… они гордые…

– Тогда пусть он с кем-нибудь потрахается, черт побери! – откровенно выкрикнула она.

– А почему ты другого парня не используешь? – спросил Тони.

– Мне нравится именно этот парень… эта его ухмылка. Может получиться чертовски странно и любопытно…

– Хорошо, – сказал Тони, – тогда как насчет того, чтобы сунуть его хуй в ведерко со льдом?

– Класс, – сказал Борис. – То, что надо, черт побери! Мы сунем его хуй в ведерко со льдом, опустим, а потом опрыскаем новокаином! Колоссально! – Он подозвал бутафора. – Джо, давай сюда ведерко со льдом – половина льда, половина воды. И держи его где-нибудь здесь, ха-ха, оно может нам снова понадобиться.

– Пусть лучше будет большое ведро, Джо, – крикнул ему вслед Тони, затем улыбнулся Анджеле. – Верно, Энджи? – Тут он от души ей подмигнул.

Но она лишь сверкнула глазами, сделала глубокий вдох и резко отвернулась, бурля возмущением. От этого внезапного движения ее идеальные груди, видные сверху под разошедшимся халатом, немного покачались, почти комически, прежде чем успокоиться. Затем каждая из них стала отдаленно похожа на лицо с возмущенно надутыми губами, ибо их соски теперь торчали, точно злобные маленькие грибочки.

Комбинация лед-новокаин оказалась замечательно эффективной, и Энджи испытала сильнейшее облегчение, увидев, что орган Фераля («жуткая черная дубина, черт побери», – сказала она ранее) в конечном итоге опустился, увял и превратился в невинную сморщенную висюльку. Она до конца выложилась в сцене, позволяя Фералю прижиматься к своему вздымающемуся лобку с очевидной дикой энергией и варварской импульсивностью – хотя в реальности совершенно вяло и расслабленно. Сама Энджи тем временем всхлипывала, корчилась, стонала и падала в обморок, превосходно имитируя запредельную страсть.