Поскольку Энджи наотрез отказывалась работать с возбужденными членами, эту сцену – начиная с прибытия второго любовника – необходимо было целиком снимать сзади, чтобы не было заметно, что все члены на самом деле совершенно вялые. Кроме того, Энджи настояла на том, чтобы роль любовника, с которым она должна была имитировать полное введение пениса в рот, исполнил гомосек Хаджи. Актриса посчитала, что он наименее вероятно нанесет ей оскорбление даже такой малостью, как слабый фаллический тремор под надежной уздой. Член его был прикрыт куском плотной ткани, так что Энджи могла прижимать его к лицу в требуемой зоне, не касаясь голого органа, вялый он там или нет. При монтаже, разумеется, в этот материал предстояло неразличимо вставить реальные крупные планы полного введения пениса – одного во влагалище, одного в рот, еще по одному в каждую подмышку. Все четыре работали одновременно, двигаясь в гармонии, контрапунктом, на разных скоростях и в разных ритмах.

– Совсем как в скандинавской промышленной документалистике, – объяснял Тони Борис, – знаешь, очень абстрактно и лирично… где ты видишь, как на крупном плане движутся всякие там поршни и прочие ерундовины… порой так близко, что ты даже не понимаешь, что это такое, теряешь перспективу. Прекрасно.

Также за период заключения Леса в психбольнице на них обрушился нешуточный ливень телефонных звонков с Побережья, а затем настоящий потоп загадочных телеграмм («Красное крыло настаивает время картошки ноль еще раз ноль» – такого рода вещицы)… загадочных, пока они не поняли, что это закодированные телеграммы от самого С. Д. Харрисона.

Сид опять впал в панику.

– Теперь этот хуесос нас точно за жопу возьмет! – Он расхаживал взад-вперед, перечитывая абракадабру.

Тони хихикнул.

– Ты должен раскусить этот код, Сид – это наша единственная надежда. Вы с Липсом должны серьезно над ним поработать. Я бы вам тоже помог, но мне тут срочно потрахаться надо.

Сид драматически потряс ворохом телеграмм.

– Ты думаешь, ты шутишь, да? Ну так у меня для тебя новости. Если мы не пошлем какой-то ответ, он через двадцать четыре часа будет здесь! Поверь мне, я точно знаю.

Тони с серьезным и озабоченным видом быстро оглядел комнату.

– Есть только один-единственный человек на свете, который может дать тебе этот код, но его имени я тебе не скажу… хотя вот, я напишу его на этой бумажке.

Он оторвал по л странички сценария, нацарапал на обратной стороне: «Этот человек – Хрен Моржовый», – и вручил листок Сиду. Тот гневно посмотрел на бумажку и швырнул ее на пол.

– Вот что, писатель. Тебе только гэги для какого-нибудь вшивого телешоу писать! – Затем Сид опять стал расхаживать взад-вперед, бормоча: – Этот человек – Хрен Моржовый! Господи, ты все еще думаешь, что шутишь, да? Представь себе, что мы уже это попробовали!

– И что, не вышло? А что вы делали – ногти ему выдирали? Утюг на спину клали? Электроды к простате подводили? Я никогда не говорил, что Хрену Моржовому недостает упрямства…

– Что мы сделали, – резко перебил его Сид, – на случай, если тебе интересно… а тебе должно быть заебательски интересно… короче, мы ему укол натрия не помню какого вкатили – знаешь, этого правдивого состава.

– Натрия пентотала?

– Ну да, сыворотку правды, верно?

– И что случилось?

Сид развел руками.

– Похоже, он вместе с морфином не работает, а потому… – он снова развел руками, – ничего не случилось… ну, то есть Лес вроде как заболел или что-то типа того. Начал синеть, не знаю…

Тони покачал головой и негромко присвистнул.

– Ну и ну. Вы, парни, должно быть, совсем спятили. Вы что, не знаете, что так можно человека убить?

– Морт знает, что делает.

– Морт? Морти Кановиц? Да с какого хрена он вообще что-то знает?

– Он был санитаром с Первой дивизией в Нормандии – вот с какого.

Тони вздохнул.

– Ну и ну.

Тут со съемочной площадки явился Борис. Стеная от усталости, он плюхнулся в кресло.

– Черт, никогда не думал, что устану наблюдать за тем, как люди ебутся. Это по-настоящему выматывает.

– А вот тут наш Сидней чуть было Леса Харрисона посредством передозировки не прикончил, – сообщил ему Тони.

– Да брось, брось, – запротестовал Сид, снова наставляя обвиняющий перст на Тони. – Во-первых, это был не я, а Липс и Морти, да и идея с самого начала была не моя, а Морти. И во-вторых, никто ничего не говорил про убийство.

– У нас проблема, – тихо произнес Борис.

– Послушай, – раздраженно продолжил Тони, обращаясь к Сиду, – если он уже под такой балдой, что говорить не может, а ты колешь ему полную машину чего-то еще и он начинает синеть, это что блин, не передозировка? Люди каждый день так умирают!

– Хорошо, хорошо. Я тебе уже сказал, что меня вообще там не было.

– У нас проблема, – закрыв глаза, продолжал настаивать Борис.

– Да брось болтать, Сид, минуту назад ты это себе, блин, в заслугу хотел поставить.

– Ладно, ладно, проехали. – И Сид повернулся к Борису, размахивая телеграммами. Скажи лучше Б., что нам вот с этим поделать? Если С. Д. заявится в этот городок, нам конец – поверь мне, я точно знаю.

Борис устало вздохнул.

– Как раз об этом я и пытаюсь тебе сказать… Он уже здесь.

Когда они сообщали С. Д., что на его шифрованные телеграммы не было ответа, потому что Лес три дня тому назад отбыл в Париж в надежде убедить Бельмондо сыграть в паре с Энджи, стало естественным образом казаться, что они просто стараются его прикрыть.

– Чертово вранье! – рявкнул С. Д. – Бельмондо сейчас в Австралии, и он это знает! Все верно, он в Париже, но отправился туда с какой-нибудь дешевой блядью-статисткой! Это правда, Сидней?

– Ну, С. Д… – Растекаясь, как горячий воск, Сид ответил в манере, которую счел наиболее подходящей для разговора с главой крупнейшей киностудии: – Знаете, как говорят французы? – Он одарил старика двусмысленной улыбкой и вдобавок подмигнул. – Шерше ля фам!

– Он на голову больной, – сказал С. Д. – У него пизда в голове – вот что у него за болезнь. Мелкий сукин сын!

На какое-то время Сиду удалось отвлечь С. Д. все тем же бессмысленным сценарием и отснятым материалом, а также, по любопытной иронии, той же самой Дженни Джинс, которую так и не удалось отодрать Лесу ввиду его преждевременного отбытия. От Сида потребовалось дать Дженни кое-какие объяснения – как раз перед тем, как она ушла со съемочной площадки, по-прежнему со своими косичками восьмилетки, в коротком крахмальном передничке, аккуратных туфельках, белых носочках по лодыжку и девчачьих трусиках из белого хлопка.

– Нет, послушай, Джен, ты не так поняла – это был не Лес Харрисон, а С. Д. Харрисон – он реально владеет киностудией, черт побери. Я хочу сказать, он по-настоящему большие вещи сможет для тебя сделать!

– Да я, блин, в тот раз часа два прождала!

– Ну да, я знаю, он тогда на очень важном совещании застрял. И теперь, знаешь, так из-за этого переживает, что ты ему лучше даже не напоминай. Ага? И, знаешь, просто будь с ним поласковей.

– Ты хочешь сказать, типа всерьез на него насесть? – ядовито спросила девушка.

Сид не дрогнул.

– Ну да, это было бы классно, Джен. – Он пошел было на выход, но затем добавил: – И оставь это платье и косички, ладно, Джен?

Она обратила на него ледяной взор.

– Может, мне еще и скакалкус собой захватить?

Однако теперь, когда фишки лежали на столе, Сида невозможно было сбить с панталыку.

– Как хочешь, Джен, – отозвался он с очевидной невинностью. – Ты знаешь, какое внимание в наше время уделяют молодежи… все, включая крупных продюсеров. В общем, просто там подожди. – Тут Сид с серьезным видом подмигнул девушке и пошел прочь. Возмущенная Дженни гневно сверлила ему спину – само воплощение ярости с косичками и передничком. На ее лице ясно выражалось презрение ко всему человечеству.

Одним из самых любопытных аспектов пребывания С. Д. в Вадуце стало его удивительное товарищество с Липсом Мэлоуном. Сложно было представить себе двух мужчин, у которых было бы меньше внешнего сходства; и, тем не менее, они все время были вместе. Их приглушенные голоса и периодический осторожный обмен конфиденциальными взглядами наводили на мысль, что они вовлечены в нечто секретное или, во всяком случае, скрытое от всех остальных. Это в особенности раздражало Сида; он точно знал, что раньше С. Д. и Липс не были знакомы, а следовательно, то, что между ними происходило, могло начаться только после прибытия старика. И Липс, разумеется, был до этого едва ли чем-то большим, нежели шофером, курьером, лакеем. А потому видеть, как он ведет приглушенные беседы с главой крупнейшей в мире киностудии, Сиду было просто невыносимо.