Борис кивнул, подмигнул и выдал ей Сидов знак в виде колечка из большого и указательного пальцев.

– Она это обожает, просто обожает.

Арабелла была в восторге.

– Ах, чудесно, как чудесно!

– Да, это прекрасно, – согласился Борис. – Только держись там, слышишь?

Она сжала его ладонь.

– Ах, chéri,можешь на это рассчитывать!

В тот же день, около часа, Липс Мэлоун вернулся из двухдневной поездки в Париж, где он выполнял задание существенной важности. Задание состояло в том, чтобы прочесать улицы, клубы и публичные дома на Монмартре и Елисейских Полях в поисках девушки, чьи нога и задница напоминали бы ноги и задницу Арабеллы. Или, по крайней мере, выглядели бы достаточно адекватно, чтобы на крупных планах проникновения дяди не было заметно, что это другая девушка. Липс замечательно справился со своей задачей, учитывая то короткое время, которые было ему отпущено. Темноглазой девушке было двадцать лет – или так она, по крайней мере, сказала. Впрочем, она выглядела не намного старше, а главное – у нее был нужный цвет кожи. После определенной кропотливой работы дю Кувье, включая копирование прически Арабеллы, сходство стало просто поразительным. Что было еще важнее, девушка обладала осиной талией Арабеллы, длинными и изящными ногами балерины, а также идеальной задницей – главными частями тела, выдвигаемыми на серебряный экран.

Звали ее Иветта, а ее цена составляла сто франков за то, что она определила как «acte normal»– все отклонения от этого акта следовало предварительно обсуждать. После уяснения характера работы, а также того факта, что эта работа сможет занять ее на целых двое суток, Иветта произвела определенные подсчеты и объявила свою цену – четыре тысячи восемьсот франков.

Липс, который, закупая оптом, привык получать вещи по специальной цене или хотя бы со скидкой, сперва ничего не понял.

– Сорок восемь сотен франков? Это же пятнадцать сотен долларов, черт побери! Как ты такую сумму начислила?

– Я так прикидываю, надо взять одного клиента в час, – объяснила Иветта. – Тогда одна сотня в час, умноженная на сорок восемь часов, даст сорок восемь сотен франков.

– А как насчет сна? – поинтересовался Липс. – Ты что, никогда не спишь?

Девушка пожала плечами.

– Порой я сорок восемь часов без сна работаю. – Затем она добавила: – А кроме того, Арабелла богата, и кинокомпания тоже.

– Ладно, – сказал Липс, – черт с тобой.

На самом деле он уже приготовился к куда более высокой цене за нужную девушку. К тому же Иветта была права. Познакомившись с ней в студии, Борис и Сид тоже с этим согласились.

Незадолго перед ланчем пошел дождь, положив конец съемкам в тот день, а потому вся компания вернулась на студию. Впрочем, так, скорее всего, в любом случае следовало поступить, ибо Памела уже дважды достигала момента перелома и очень близко подошла к коллапсу.

На первой пересъемке она была более расслаблена, особенно в начале – лежа с закрытыми глазами и держа руки за головой, словно они были связаны в запястьях. Тело Памелы медленно корчилось предположительно в ложном отклике – тогда как Арабелла, стоя на коленях у нее между ног, массировала ее груди и пробегала языком вверх-вниз по ее половым губам, примерно через раз медля в самом верху, чтобы игриво ткнуть клитор.

Затем, когда камера взяла очень крупный план, Арабелла отняла руки от грудей Памелы, взялась за ее половые губы и медленно их раздвинула.

– Ты его берешь? – шепотом спросил Борис у Ласло, имея в виду поблескивающий жемчужно-розовый клитор, который обнажили половые губы, когда Арабелла ненадолго остановилась, просто разглядывая его, словно бы в предвкушении, прежде чем потянуться к нему своим таким же розовым языком.

– Взял, – прошептал в ответ Ласло, – подсветка была что надо.

Съемка подсвечивалась именно ради этого момента – чтобы уловить точечку мерцающего света наверху клитора, – и Арабелле были даны инструкции недолго помедлить, прежде чем, подобно ящерице, всосать его языком, а затем полностью скрыть своим прекрасным ртом.

Вслед за этим Арабелла просунула ладони под ягодицы Памелы (которые она впоследствии описала как «две дыньки из пенорезины») и с новым усердием стала работать губами и языком – пока многострадальная Памела охала и стонала. Голова ее, запрокинутая назад, моталась влево-вправо.

– А теперь, Пам, – сказал Борис, – когда ты становишься более возбужденной, попробуй пойти ей навстречу – подайся бедрами вверх, к ее рту. И чуть-чуть согни ноги.

Проба, разумеется, была звуковая, но его голос можно было потом убрать при монтаже, – и Памела повиновалась, напрягаясь и силясь податься бедрами вверх, сгибая ноги.

– Вот так, хорошо, – продолжил Борис. – Теперь положи руку – левую руку – ей на голову и притяни ее к себе, а правую положи себе на грудь и сожми ее. Прекрасно. А теперь просто постарайся к ней подстроиться. Пожалуйста.

– Я стараюсь, стараюсь, – выдохнула Памела. – О боже… – Тут ее дыхание участилось, затем она застонала, кусая нижнюю губу и буквально швыряя голову влево-вправо, прежде чем ее тело охватила неистовая дрожь, голова до предела запрокинулась, а рот раскрылся в негромком вое. – …О боже, пожалуйста, пожалуйста, ох-х… – Памела громко застонала, а потом зарыдала, отталкивая Арабеллу и закрывая ладонью влагалище.

– Отлично, стоп, – тихо сказал Борис и подошел утешить девушку, обливающуюся слезами.

– Это было прекрасно, Памела. Абсолютно прекрасно. Ты по-настоящему великая актриса.

– При чем тут актерство? – сквозь слезы спросила Памела, однако было очевидно, что комплимент оказал на нее пусть слабый, но все же вполне определенный успокаивающий эффект. Она принялась тереть глаза.

Хелен Вробель, принесшая халаты, заметила это и крикнула через плечо:

– Гримерная – салфетки, пожалуйста!

– Я серьезно, Пам, – продолжал Борис, – это вышло колоссально. И у тебя тоже, Арабелла, – добавил он, обнимая свою суперзвезду за плечи. Та казалась смутно раздраженной.

– Почему мы остановились? – поинтересовалась Арабелла.

Борис взглянул на Памелу.

– Да, это было так классно… я даже подумал, что ты вот-вот кончишь.

– Но я действительно кончила! – воскликнула Памела, переводя изумленный взгляд с Бориса на Арабеллу. – Боже милостивый, вы что, не поняли?

Недовольное и угрюмое выражение так и осталось на лице Арабеллы.

– Это не причина, чтобы останавливаться, – пробурчала она, – и меня отталкивать. Причем так, как будто тебе это не понравилось. – Она повернулась к Борису. – Разве не так, Борис?

– Hy-y…

Памела просто не могла поверить.

– Но я подумала, что вот-вот упаду в обморок или что-то вроде того. Вы же не считаете, что я смогла бы и дальше так продолжать?

– Понимаешь, – сказал Борис, – вся суть в том, что нам нужно дойти до твоего подчинения Арабелле – то есть, мы не можем закончить тем, что ты ее отвергаешь, верно? – Он на секунду задумался. – А знаешь, упасть в обморок, может статься, не такая плохая идея.

– Ну да, – скорбно произнесла Памела. – Если она не остановится, я запросто могу потерять сознание.

– Хорошо, тогда ты, может быть, не совсем упадешь в обморок, а просто будешь выглядеть… вроде как удовлетворенной.

– Так я как раз об этом и говорю – я ничего не смогу сделать, если она будет продолжать этим заниматься…

– Ты хочешь сказать, после того как ты кончишь?

Памела вздохнула и застенчиво отвернулась.

– Да.

– Хорошо… тогда что, если ты кончишь дважды?

От такого предложения девушка снова ударилась в слезы.

– Ох, я просто не могу, не могу, не могу…

– Ладно, – вздохнул Борис, – мы что-нибудь придумаем. – И улыбнувшись про себя, подумал: «Отлично, теперь она, по крайней мере, приняла переживание оргазма как часть сцены».

Третья проба прошла в полном соответствии с планом – если, разумеется, не считать того, что Арабелла не остановилась, как обещала, и Памела кончила дважды. Во второй раз оргазм вышел почти истерическим, когда Арабелла вставила ей два пальца во влагалище, одновременно обсасывая и покусывая ее клитор, после чего Памела распростерлась на траве – вялая и неподвижная, как сломанная кукла.