— Вон там меч Бьертхельма! — выдохнул Труде. — Надо пробиться к нему.
Труде, конечно, был прав, но маны словно озверели, и осуществить замысел оказалось чрезвычайно нелегко. То Труде, то Храмнсдальг выдвигались вперед и отвоевывали локоть за локтем расстояние, отделяющее их от непобедимого воина, но все это было очень медленно! Зорко думалось, что корабль погружается в волны куда быстрее!
В третий раз заголосил дозорный, и на этот раз Сольгейр, чей голос донесся откуда-то из самой гущи схватки, от мачты, сумел задать свой вопрос:
— Что за корабль!
— Сегваны! — что есть силы выкрикнул Храмнсдальг, обрушивая меч прямо на шлем мана, посередь лба. Посеребренный шлем треснул, брызнул мозг, и ман повалился под ноги победителю. В ответ один из манов полоснул Храмнсдальга по животу. Кольчуга не выдержала острой стали с восходных берегов и кое-где подалась… Сегван попытался еще ответить обидчику, но ноги его подкосились, и он упал на колени. Удар боевого топора сверху вниз раздробил ему шейные позвонки, и Храмнсдальг, ткнувшись лицом в доски палубы, замер.
Меч Труде отрубил кисть руки, сжимавшей этот топор, и Зорко вместе с тремя сегванами сделали еще шаг навстречу Бьертхельму. Тот, как ни пьян был он битвой, должно быть, тоже заметил их и с двумя товарищами, едва, впрочем, могущими отбиваться из-за полученных ран, сам пробивался к ним.
Новый толчок сотряс корабль. Вода, наверное, вышибла какую-то перегородку внутри, и теперь судно перекосило. Нос его ушел вниз, корма же задралась, и Зорко и всем остальным опять пришлось лихорадочно озираться, балансировать, чтобы не упасть на и без того скользкой от крови и загроможденной телами палубе, и искать товарищей, чтобы остаться в живых. Зорко успел взглянуть и за борт: вода плескалась в двух локтях ниже борта. Овид, а смотрел венн в сторону островов, был чист. То есть острова, понятно, никуда не исчезли, но вот никаких кораблей не было и в помине.
Рядом возник какой-то ман в окровавленной кольчуге и разбитой маске: пол-лица было закрыто, а вторая половина, левая, осталась без защиты. Длинный ус и полбороды и все то же черное злобное сверлящее око — вот и все, что успел увидеть Зорко, прежде чем, уходя от косого удара, грозившего рассечь его от левого плеча, припал на левое колено. Меч просвистел над головой в полвершке, а Зорко в ответ подрубил ману правую ногу. Тот грохнулся навзничь, загремел доспехами, и Зорко, обрушив меч ему на горло, напрочь отсек врагу голову.
Оглядевшись, наконец, толком, Зорко увидел, что кунс Сольгейр, Труде и еще четверо сегванов сбились тесно у мачты, а прочие воины и комесы опять оказались рассеянными по кораблю и где-то уже были убиты в свалке, а где-то еще сопротивлялись. Пользуясь случаем, пока маны не перекрыли ему путь, венн метнулся к мачте и снова очутился рядом с Труде. Повязка, закрывавшая балагуру Труде рассеченную щеку, теперь была неизвестно где, и лицо сегвана было подобно лицу какого-то заморского бога, виденного Зорко в лавке диковин у Пироса. У того бога, как у только что поверженного Зорко мана, лицо тоже состояло будто из двух половинок: правая была улыбчивой, здоровой, красивой, левая же — перекошенной, злобной и безобразной, да вдобавок оскаленной и украшенной шрамом.
— Хорошо бьешься, венн! — сказал Сольгейр, будто говорил о резьбе по дереву. — Возьми у этого гургана топор и руби мачту. Ты должен это уметь лучше нас.
К мачте был пригвожден копьем один из манов. Страшный по силе удар пробил его чешуйчатые доспехи чуть ниже груди. В окоченевших пальцах он продолжал сжимать рукоять боевого топора. Для рубки деревьев такой топор подходил мало, но другого под рукой не было.
— Если ты хочешь повременить с чертогами Храмна, нам надо на чем-то плыть, — пояснил Сольгейр свое приказание, полагая, что Зорко его не понимает и не желает, чтобы его считали никчемным воином.
Зорко между тем сразу понял, зачем кунсу нужна срубленная мачта: толстое дерево вполне способно было удержать на плаву нескольких здоровых мужчин в кольчугах, а перекладина, предназначенная для паруса, не дала бы круглому дереву вертеться. Значит, сегванский корабль, кой увидел дозорный, не был басней!
Прикрытый щитами и мечами сегванов, Зорко принялся за работу. Боевой топор был пусть и неудобен, но прочен и остер, и даже твердое мачтовое дерево быстро поддавалось ему. Не обращая внимания на происходящее вокруг — бой давно перестал его удивлять, — Зорко спокойно, точно в лесу сосну, рубил корабельную мачту. Сзади кричали, стонали, звенели оружием, но венн всем существом своим ощущал одно: корабль уже не раскачивается на волнах, а лишь едва ходит из стороны в сторону. Еще немного, и никакой, даже самый умелый воин не спасет их от самого страшного и неисчислимого врага: от моря.
Зорко даже не услышал за шумом сражения, как мачта затрещала. Только по вздрагиванию ее высоченного тела он понял, что сейчас дерево начнет валиться. И точно, расчет Зорко оказался верен: мачта стала падать, и не к носу или к корме, а на борт. Венн едва успел отпихнуть стоявшего как раз с той стороны, куда должна падать мачта, Труде. Ствол, вырывая растяжки вместе с державшими их деревянными частями, накренился и с оглушительным треском рухнул, дробя в щепы фальшборт и подминая тех, кто зазевался.
И тут же они ощутили, как пучится под ногами палуба. Маны бросились в последнюю атаку, но ей уже не дано было осуществиться. Море выдавило из трюма скопившийся внутри корабля воздух и, выламывая доски настила, хлынуло наружу.
Зорко едва успел пробежать несколько шагов вдоль мачты и бросился на нее, что есть силы обхватив дерево руками и ногами. Что сделали Сольгейр, Труде и все остальные, венн уже не видел. Корабль в последний раз охнул — видно, вырвался на поверхность последний воздух — и стремительно пошел в глубину, закручивая на месте своего погружения огромную воронку.
Зорко как-то сразу почувствовал тяжесть своих кольчужных доспехов. Вода, о глубине которой его заставила позабыть битва, теперь была рядом. Волны, поднятые тонущим судном, перехлестывали через мачту, вертя ее так и сяк и грозя вовсе перевернуть. Одна только мощная перекладина и парус на ней не давали волнам свершить свое дело. Вот теперь море не казалось Зорко живым существом! Холодную бесчувственную злобу, исходящую из черного зева волны, ощущала душа и боялась. Боялась, что студеные воды и неизведанные черные глуби погасят ее трепетную искру-звезду и никогда не подняться ей больше на Звездный Мост. Именно оттуда, из этих глубин, и выходило войско Худича — злобного и таинственного бога, имя которого произносили редко и глухо, а облика коего и вовсе не ведал никто, да и не хотел ведать.
Опомнившись после первой холодной оплеухи, мигом остудившей и битвенный жар, и огонь недавнего пожара, Зорко увидел, что на бревне он не один. Позади него, ловко оседлав дерево, словно лошадь, восседал кунс Сольгейр. В мокрой и блестящей оттого кольчуге, в обрывках снастей, с водорослями на рукаве, кунс казался скорее не слишком аккуратным водяным с опаленной и растрепанной бородой, нежели беспощадным предводителем грозной боевой дружины. От дружины, впрочем, остались лишь двое воинов. Труде, которому тоже посчастливилось спастись, был человеком Ульфтага.
Сольгейр не спешил распроститься с мечом. То и дело он заносил его коротким взмахом и опускал. Над водой стоял непрерывный крик: гурганы выли едва не по-волчьи. Должно быть, молились, поелику на зов о спасении это похоже не было. Тех, кто не попал на поверхность прочного, явно не тканного ветрила, уже не было видно: кольчуги, сделанные на совесть и спасшие от стольких ударов мечей и укусов стрел, теперь стали причиной смерти. Остальные же еще цеплялись за парус, рею и куски канатов и снастей. И манов среди них было большинство. Из сегванскйх воинов один только неуемный Бьертхельм барахтался, как грузный морской зверь, борясь с пучиной, ухватившись за хвост толстой веревки, которой привязывался к перекладине парус.
Сольгейр добивал манов. Всех, до кого только мог дотянуться длиннющей своей рукой. Без жалости и пощады. Труде и двое сегванов, как и Зорко, могли лишь с трудом удерживаться на скользком бревне. Бьертхельм, наконец, подтянулся к перекладине и повис на ней, тяжело отдуваясь. Лицо его было бледно. Похоже, силы воина были на исходе, как и давеча, когда закончилась схватка на берегу и Бьертхельма под руки пришлось вести на ладью. Отдышавшись, сегван, медленно перебирая могучими своими руками дерево, стал подбираться ближе к стволу мачты. Зорко вспомнил, что кольчуга у Бьертхельма была особенно тяжелая, до колен.
