Да, о таком он даже не подумал. Информация, «слитая» с комплекта Вэя, у него осталась, но доказать ее происхождение он не сможет. Но все равно, сообщить надо, ведь именно ради этого он пошел на контакт. Придется в этот раз быть более многословным:

Далее в сообщении была ссылка на увесистый архив, выложенный на сервер одной уважаемой торговой компании с мировым именем. В архиве была вся информация, которую Иван успел получить с комплекта Вэя Тьяо, включая схемы перепрограммирования, кодовые таблицы и огромный ворох отчетов. Информация была бесценна для предотвращения новых попыток внедрения, но она никак не указывала на личность шпиона. Там не было видео и звука, только текст. Очень много текста. Как только этот файл был полностью выкачан, лежащий на сервере оригинал странным образом самоуничтожился вместе с физическим сервером компании. Ничего, денег у этих буржуев много, завтра запасной сервер поднимут…

И вновь целые сутки не было никакого ответа. Учитывая объем информации, было даже удивительно, что ее смогли обработать и осмыслить так быстро. Видно, и вправду целую рабочую группу собрали. Но в ответе чувствовалось небольшое замешательство.

Гарантируют, как же… Иван понимал, что бесплатно получив такой подарок, Рьялхи прыгнут выше головы, лишь бы заставить его замолчать. Его физическое уничтожение сейчас решило бы абсолютно все их проблемы. Все до единой. А за Вэем они теперь и так проследят, сами или с помощью Альбины — не суть важно. Ивану Родину нет больше места на этом празднике жизни.

Это, конечно, реальная угроза. А еще — это шанс. Шанс оставить обе стороны довольными друг другом. Нужно только взять паузу и еще раз обсудить с Орловым и Мельниковым детали нового плана…

Поздно вечером из проходной большого завода на Волковской улице вышел энергичный темноволосый человек средних лет, плотно закутанный в теплый полушубок. На голове его сидел тщательно завязанный мохнатый треух, да и вообще казалось, что февральский Ленинград для него не слишком уютен. В его походке чувствовалась привычка к более теплым местам, и это было абсолютной правдой.

Человека звали Альфред Сарант, и хоть сейчас его имя звучало как Филипп Георгиевич Старос, думал он про себя исключительно по-английски. И все потому, что в действительности он был американским инженером и по совместительству бывшим советским разведчиком. Несколько лет назад он вынужден был бежать из США под угрозой разоблачения и неизбежной расправы. Сейчас он возглавлял небольшую специальную лабораторию по радиоэлектронике, приютившуюся буквально на чердаке большого завода и в штате у него было чуть более двадцати сотрудников.

Старос, несмотря на мороз, захотел пройтись пешком и еще раз обдумать все те эпические перемены, что сегодня свалились на его голову. Началось все с загадочного звонка с указаниями «принять ведомственную делегацию» и приготовить к показу прототипы устройств. Что это были за делегаты, можно было только догадываться, а на вежливый вопрос о ее составе на том конце так же вежливо повесили трубку. За два часа Филипп Георгиевич буквально «поднял в ружье» своих сотрудников и к приезду делегации все было благополучно подготовлено.

Когда к проходной подъехало несколько солидных на вид автомашин и «гости» стали подниматься по узкой лестнице на заветный чердак, Старос стал узнавать некоторых из них. Первым в тесное помещение поднялся Дмитрий Федорович Устинов, председатель Военно-промышленной комиссии, царь и бог советской «оборонки». Вторым был Александр Иванович Шокин, ни много ни мало вновь назначенный министр электронной промышленности. Третьим оказался чуть грузноватый человек с огромным лбом ученого мужа и живыми, цепкими глазами, выдававшего в нем незаурядного менеджера и организатора. Впрочем, в тот момент фамилия Королев ничего не говорила Старосу, и только чуть позже, сложив в уме два и два, он стал понимать, кто именно явился на его чердак. [30]

Гости вели себя дружелюбно, но по-деловому, и сразу попросили продемонстрировать прототипы узлов будущего управляющего компьютера с незамысловатым названием УМ-1. Начальник лаборатории при поддержке друга и соратника Иосифа Берга, [31]тоже бывшего американца, прочитал небольшую лекцию и показал макет машины и разложенные по столам прототипы узлов. Докладчики специально подчеркнули, что такие габариты, как у этого макета, пока недостижимы. Шокин промолчал, он и так был в курсе, а вот Устинов откровенно впечатлился. Впрочем, он тоже хорошо знал, чем отличается прототип сегодня от серийного изделия завтра.

— Даже если ящик будет больше этого, на корабль влезет, а вот на самолет вряд ли, — беззлобно пошутил он. — Но мы вам поможем, чтобы влезло. А то Сергей Павлович взгляд оторвать от вашего «ящика» не может.

— Не могу, Дмитрий Федорович, уж больно ящик толковый получается, — улыбнулся Королев, и неожиданно обратился к Старосу. — А что с памятью? В каком состоянии куб? Это макет или действующий?

— Матвей, расскажи про память, — дал команду Старос, и взбодренный шефом молодой инженер [32]смело шагнул вперед.

— Это наш первый интегральный куб памяти, и он будет работать, когда мы его до конца соберем, — гости улыбнулись, а инженер спокойно продолжал. — Прицнипиальных проблем в рамках нашего экспериментального производства не осталось, но еще предстоит приспособить конструкцию для промышленного изготовления, а это с имеющимися средствами займет…

— Не меньше года, — Берг мгновенно пришел на помощь слегка смутившемуся подчиненному. — Нужен сборочный завод. Нужен завод ферритовых пластин. Нужно производство оснастки…

— Но в нашей машине мы эту память использовать не будем, — закончил общую мысль Старос.

— Минуточку, — недовольно вмешался Шокин, — Филипп Георгиевич, потрудитесь объяснить этот момент. Что это значит?

— Я еще раз дам слово товарищу Гуревичу, — ответил Старос и добавил: — Матвей, расскажи про вашу новинку.

Инженер вытащил из невзрачной картонной коробки какую-то непривычную, но на удивление простую конструкцию, представлявшую собой широкую полиэтиленовую ленту, в которую были впаяны ряды проводов и изогнутый параллельными рядами кабель со спиралевидной металлической намоткой.

— Филиппу Георгиевичу пришла в голову идея… — начал было Матвей, но под строгим взглядом шефа слегка осекся. — В общем, этот медный кабель с обмоткой из железо-никелевого сплава действует так же, как матрица из ферритовых колец, являясь по сути тем же самым. Поперек идут медные шины с маленькими постоянными магнитами. Все это запаяно в полимерную ленту и позволяет наращивать объем памяти, просто добавляя новые слои. А самое главное…

— Можно параллельно считывать данные с кабеля на одной шине! — воскликнул Старос, в волнении прервав доклад инженера. — Вы не представляете, как это все упростит!

— А вы нам объясните, насколько сильно, — мягко потребовал Устинов, не привыкший к такого рода абстракциям. — Памяти можно будет поставить больше?

— Это само собой, — ответил Старос, — но и все остальное станет легче, намного компактнее. Уберутся провода запрета, меньше служебной логики. Увеличится скорость доступа к памяти. Это прорыв!

Старос ничуть не приувеличивал. Любой инженер-электронщик конца 60-х или начала 70-х годов без труда узнал бы в этом устройстве модуль памяти на основе твистор-кабеля, изобретение гениального Эндрю Бобека из Bell Labs. Но здесь и сейчас это была его, Староса, идея, которую он совершенно неожиданно предложил проверить Гуревичу и его ассистенту Шендеровичу, чем вогнал молодых специалистов в полнейший ступор. Идея была столь проста, что даже удивительно, что еще много лет она никому не приходила в голову.