Я мысленно составляла газетные некрологи, планировала красивые, живописные похороны, на которых все поймут, какой талант они потеряли в моем лице. Линетт продекламирует стихи, а Аннели, возможно, исполнит какой-нибудь танец. Я хотела, чтобы на похоронах играла моя любимая музыка. Тогда к числу моих главных кумиров относились Мадонна и «Калче Клаб». Я представила себе, как рыдает моя мать, закрывая лицо носовым платком. Подавленный и бледный Хэнсли не находит себе места от стыда. Линетт снова и снова вспоминает наш последний разговор: «А вдруг я умру до того, как мне исполнится восемнадцать…» — «Ты не умрешь». Ха! Это заставит ее задуматься.

В тот момент я думала, что это будет самое скучное лето в моей жизни. На поверку же оно оказалось одним из самых восхитительных.

В четверг после обеда, когда я смотрела телевизор, зазвонил телефон. Номер был мне незнаком. Оказалось, что звонит секретарь исторического факультета университета. Она поинтересовалась, смогу ли я прийти на собеседование с профессором в следующую среду в три часа. Я попросила ее немного подождать и сделала вид, что проверяю свое расписание. Обойдя комнату по периметру три раза, я снова взяла трубку и сказала:

— Да, в среду я свободна. Время меня вполне устраивает.

Положив трубку, я схватила диванную подушку и закружилась в танце. Мне обязательно нужно было поделиться с кем-то моими чудесными новостями. Не рискнув снова звонить Марку, я набрала номер Линетт. Она все еще обижалась на меня. Во-первых, потому что я уехала за триста миль, не посоветовавшись с ней, во-вторых, потому что, переехав, я даже не удосужилась позвонить ей и сообщить, что со мной все в порядке, что я жива и здорова.

Своим самым жизнерадостным голосом я поинтересовалась, как дела у нее и Шона.

— Мы бы чувствовали себя значительно лучше, если бы ты была тут, с нами, Лив, — ответила Линетт. — Тебе нечего делать в Уотерсфорде. Ничего хорошего из твоей затеи не выйдет.

— Но…

— Никаких «но», Лив. Феликоне никогда не были твоей семьей. Твое место здесь, с нами. Мы любим тебя, мы скучаем по тебе и хотим, чтобы ты была с нами.

— Ничего подобного! — послышался притворно возмущенный голос Шона.

— Но тут Лука, — тихо сказала я.

— Лив, Луки там нет. Он в твоем сердце. Он будет с тобой, куда бы ты ни отправилась. А он бы хотел, чтобы ты была в Лондоне. И мы все это знаем.

— Ну… — уклончиво произнесла я, уходя от ответа. — Я хотела поделиться с тобой хорошими новостями. Я нашла работу.

— В самом деле?

— То есть саму работу я еще не получила, но договорилась о собеседовании. Причем с первой попытки.

— А как же быть с твоей настоящей работой?

— Что?

— С твоей настоящей работой в отделе связей с общественностью компании «Канари Варф» — компании, где все тебя любят и ценят?

Я не знала, что ответить. Собственно говоря, я не увольнялась из компании. Мое руководство пыталось связаться со мной, но я не отвечала ни на телефонные звонки, ни на письма. Как оказалось, Линетт это предусмотрела.

— На прошлой неделе я разговаривала с Эмбер. Она сказала, что ты можешь вернуться в любое время. Они тебя с радостью примут.

— Линетт, я бы не хотела, чтобы ты вмешивалась в мои дела.

В трубке послышался тихий вздох.

— Лив, я ни во что не вмешиваюсь. Просто я решила…

— Что ты лучше знаешь, что мне нужно.

— Нет-нет…

— Я не ребенок, Линетт. Представляешь, как я сейчас себя чувствую? Ты разговариваешь с моей начальницей за моей спиной. Извиняешься за меня, говоришь от моего имени…

— Лив, ты все неправильно поняла. Я хотела…

— Ты всегда считала меня неспособной принимать решения.

— Лив, ты ко мне несправедлива.

— А жизнь вообще несправедлива. Уж кому это знать, как не мне.

— Ты сама хоть понимаешь, что говоришь? — возмутилась Линетт. — Ты сейчас разговариваешь как…

Но я так и не узнала, как именно я разговариваю, потому что тупо повесила трубку.

Мне позвонила Анжела. Ее голос показался мне напряженным. Она спросила, как у меня дела. Я сказала, что прекрасно. Тогда она мимоходом поинтересовалась, давно ли я видела Марка. Я ответила, что это было при ней, в ресторане «Маринелла». Я даже не считала это обманом. Между человеком, который приходил ко мне три-четыре раза в неделю, и человеком, живущим вместе с Натали в квартире над рестораном, не было ничего общего.

— А почему ты спрашиваешь? — в свою очередь спросила я.

— Просто так, — ответила Анжела и натянуто рассмеялась.

На Пасху Марк пригласил меня в «Маринеллу» на семейный обед. Я сказала, что не считаю эту идею удачной. Он возразил, что если я не приду, то будет еще хуже. Люди могут подумать, что я избегаю встреч с семьей, потому что мне есть что скрывать.

Подобная мысль даже не приходила мне в голову.

— Все будет хорошо, — продолжал убеждать меня Марк. — Стефано и Бриджет прилетают из Лондона. Они расстроятся, если тебя не будет на пасхальном обеде. Папа уже говорил с Анжелой. Он убедил ее, что во имя памяти Луки ты всегда должна быть желанной гостьей в нашем доме. И уж если мама может сделать над собой усилие, то ты и подавно сможешь. Ты обязательно должна прийти. Если не ради себя, то хотя бы ради Луки.

— Ради Луки?

— Да.

В Портистоне не так много мест, где можно перекусить. И хотя в «Маринелле» никогда не подавали традиционных воскресных обедов, ресторан все равно был очень популярен как среди туристов, так и среди местных жителей. Обедать здесь по воскресеньям было настоящим удовольствием. Обстановка была теплой и домашней, еда — обильной и вкусной. Пасхальное воскресенье было особенным днем. Вся семья собиралась, чтобы отметить не только праздник, но и неофициальное открытие летнего сезона.

В семье Феликоне существовала традиция собираться вместе по всем большим праздникам. Сыновья, невестки и даже внуки, которые уже были достаточно взрослыми, помогали за стойкой, на кухне и в зале ресторана. Это создавало потрясающую семейную атмосферу. После обеда поток посетителей редел. Проводив последнего гостя, Маурицио запирал дверь, и семья садилась за стол, чтобы насладиться совместной трапезой. Даже для паршивой овцы вроде меня подобные мероприятия всегда были в радость. Маурицио умел принимать гостей. Он был щедрым и радушным хозяином, обожающим свою семью.

Но отныне все изменилось. Луки больше не было. Мои позиции в доме Феликоне никогда не были сильными, а теперь я стала особенно уязвимой. Меня пригласили на семейный обед, и я понимала, что должна предложить свою помощь. После долгих размышлений я решила позвонить Маурицио и спросить, не нужна ли им лишняя пара рук на кухне или в ресторане. С одной стороны, мне не хотелось приехать прямо к обеду и весь вечер испытывать угрызения совести из-за того, что Анжела и Натали целый день сбивались с ног, останавливаясь лишь для того, чтобы перемыть мне косточки. С другой — я очень надеялась на то, что мое предложение помочь будет отвергнуто.

Маурицио был сама доброта.

— Как это мило с твоей стороны, Оливия, — сказал он. — Но боюсь, что после стольких лет отсутствия ты вряд ли сможешь помочь нам в зале.

— Я могла бы мыть посуду, — весело ответила я, прекрасно зная, что он никогда не позволит мне это делать.

Маурицио смущенно откашлялся и попросил меня немного подождать. Я слышала, как он о чем-то советуется с Анжелой, но не могла разобрать, что они говорят. Единственное, что я расслышала — это «bambini», «Натали» и «poveretta» (бедная девочка). Голос Анжелы звучал резко. Маурицио отвечал тихо и спокойно.

Через некоторое время я снова услышала его в трубке.

— Было бы очень хорошо, если бы ты согласилась посидеть с детьми, чтобы Натали могла помочь Марку в ресторане, — сказал он. — Ты ничего не имеешь против?

— Конечно нет, — ответила я. — Только я не уверена, что Натали будет в восторге от этой идеи.