— Мне надо тебе кое-что сказать, — проговорила она, заставляя себя держаться как ни в чем не бывало. — Но не сейчас. Ты прав, мне не следовало приходить. Прошу прощения. Пожалуйста, когда ты будешь готов к разговору, позвони мне. У мисс Дюбуа есть номер моего телефона.

Она поглядела на Бранда, и ей захотелось спрятаться под столом. Но когда-то она бежала от человека, который пугал ее гораздо сильнее, чем Бранд, и она дала себе клятву не позволять страху управлять ею. Теперь стоило кому-то попугать ее, и она давала сдачи.

Однако на сей раз драться было не с кем. Бранд долго смотрел на нее.

— Тебе, Изабелла, нужно…

Он замолчал, потом пробормотал что-то насчет наказания за убийство, повернулся к ней спиной и вышел из кухни.

Глядя ему в спину, Изабелла чувствовала, как на глазах у нее закипают слезы, и, рассердившись на себя, безжалостно подавила жалость к самой себе. Пять лет она не плакала, и у нее нет причин плакать сейчас. Слезами делу не поможешь. Теперь ей нужна холодная голова.

Она выпрямилась и, постояв немного, принялась складывать свои вещи. Самое лучшее сейчас — закончить с делами и ехать домой. Если Бранд все еще такой, каким она его помнит, он позвонит.

Он будет думать, что должен позвонить.

На улице было холодно и сыро. Изабелла дрожала, загружая свой фургончик, но никто не вышел помочь ей. В конце концов у нее онемели пальцы и покраснел нос. Захлопнув дверцу, она завела мотор и подождала немного.

Зная, что машине нужно дать время, она подняла воротник.

Здесь было хуже, чем в Эдмонтоне.

Из-за вечной сырости…

Примерно в такую же ночь они с Брандом поссорились в последний раз.

Изабелла помнила, как мороз ударил ей в лицо, когда она закрыла за собой дверь. Она помешкала на пороге, возможно, ища предлог, чтобы остаться. Загудела рядом машина и вывела ее из нерешительности. Со смелостью девицы, не представляющей, какие опасности поджидают ее на улицах Ванкувера ночью, Изабелла прошла два квартала до остановки автобуса.

Бродяга спал у входа. Она переступила через него, но он даже не пошевелился.

Положив руки на руль, Изабелла смотрела на огромный дом нависавший над ней в темноте.

Дом Бранда.

Как давно это было. Кажется прошла целая жизнь…

Мотор заработал ровно, и в машине стало тепло. Изабелла не хотела терзать себя воспоминаниями, но их уже нельзя было остановить. Вот ей опять семнадцать, и она как слепая рвет все узы, связывавшие ее с Брандом.

Все случилось совершенно неожиданно. Всего тремя неделями раньше она дала себе клятву терпеливо ждать, когда Бранд окончательно придет в себя после потери жены и полюбит ее.

Судьба и немножко Гари Роузбой все изменили.

Как всегда, Бранд работал допоздна в тот злополучный день. Раздался стук в дверь, и Изабелла уже в ночной рубашке и халатике пошла открывать, ожидая увидеть на пороге мужа. Иногда он тоже стучал, правда, как правило, ботинком, если нес что-то в руках и не мог достать ключ.

Однако на пороге стоял ухмылявшийся Гари.

— Привет! Не одолжишь сахару?

— Да. Конечно.

Изабелла прекрасно понимала, что ему не нужен сахар, но решила тем не менее впустить его, уверенная в том, что может за себя постоять. Они уже не раз коротали вечера вдвоем, а в этот предновогодний вечер Изабелла чувствовала себя особенно одинокой и заброшенной. Приятно все-таки, когда тебя замечают, тем более обожают.

Она сыпала сахар в чашку, когда услыхала, как Бранд поворачивает ключ в замке. Гари ничего не слышал. Он был слишком занят ею. Изабелла быстро обдумала ситуацию и, отбросив чашку, обвила шею Гари руками. Гари, естественно, запечатлел на ее губах страстный поцелуй.

Бранд застыл на месте. С первого взгляда она поняла, что у него был не очень удачный день. Он выглядел усталым, под глазами чернели синяки. Но стоило ему увидеть жену и соседа, усталость сменилась холодной яростью.

Изабелла пришла в ужас. Она видела, как губы Бранда складываются в презрительную усмешку. Однако к тому времени, когда он повернулся к Гари, он уже взял себя в руки.

— Не хотелось бы быть негостеприимным, — рявкнул он, — но в будущем, Гари, я буду всегда рад угостить тебя молоком, сахаром или джемом. А вот мою жену оставь в покое.

Изабелла отступила на шаг. Казалось, в его тоне и словах не было ничего страшного, но она поняла, какой огонь бушует под ледяной маской. Бранд сжал пальцы в кулаки и барабанил ими по бокам.

Гари тоже обратил на это внимание. Изабелла видела, как он судорожно сглотнул.

— Прошу прощения… Я не хотел… Так получилось, сам знаешь…

И он стал продвигаться к двери. Бранд держал ее открытой, и, когда молодой человек приблизился к нему, он схватил его за воротник и дал хорошего пинка в зад, так что тот ударился о стену напротив. Они оба смотрели, как он встал и сделал несколько шагов по направлению к своей комнате.

Тогда Бранд закрыл дверь и повернулся к Изабелле.

— Это было совсем не то, что ты думаешь, — торопливо проговорила она. — Я не знала, что он хочет… хочет… ну… поцеловать меня…

Она умолкла, а Бранд смерил ее взглядом с головы до ног, словно она была кобылой непонятных кровей.

— Неужели, дорогая? Ну, прямо как в кино.

Бранд ушел в спальню и захлопнул за собой дверь.

Изабелла стояла, прижав руки к груди, и гадала, выдержит рама или не выдержит.

Выдержала.

— Бранд! — крикнула она. — Выслушай меня, пожалуйста, Бранд!..

Никакого ответа. Она посмотрела на маленькую елочку на столе и прошептала:

— Веселого Рождества!

Потом направилась к двери. Бранд лежал на своей кровати и смотрел в потолок.

— Уйди, — сказал он.

— Бранд…

— Я сказал, уйди.

— Нет. Не уйду. Я твоя жена.

— Правда? — Он с такой быстротой спустил ноги с кровати и подскочил к ней, что она опомнилась только, когда его руки сжали ей плечи. — А я-то решил, что ты забыла о такой малости. — Он отступил на шаг и внимательно осмотрел ее белый халат и старомодную закрытую ночную рубашку. — Сама невинность, — прошептал он. — Неудивительно, что я ошибся.

Изабелла решила не отступать.

— Ты не ошибся, — сказала она. — Мне Гари не нравится. И я не… — Она помедлила. — И я не собиралась с ним целоваться.

— Целоваться? Ты хочешь сказать, что больше ничего не было?

— Бранд! Как ты можешь?

Она вся кипела от негодования. Но не потому, что Бранд увидел больше, чем было на самом деле. За это она его не винила. А потому что вообще ничего не было бы, если бы он дал себе труд показать, что она ему не безразлична.

— Больше ничего не было, — крикнула она. — Но это больше, чем ты позволил себе за одиннадцать месяцев. Мы женаты, Бранд. Ты не забыл об этой маленькой скучной подробности?

— Нет. Не забыл. — Бранд был холоден как лед. — Я помню. Но я видел, как ты строишь глазки нашему соседу, которому гормоны в голову ударили. И еще, если не ошибаюсь, я говорил тебе, что не сплю с подростками, которые то ходят голыми, то надевают не-трожь-меня ночные рубашки. — Он махнул рукой на высокий воротничок ее рубашки. — Если ты думаешь…

Изабелла не думала. В эту минуту она знала только одно. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы этот красивый мужчина не отвергал ее с такой холодностью. Хоть бы он подавился своими жестокими словами.

Она облизала губы, с улыбкой, приоткрывшей маленькие белые зубки, развернулась и со всего маху залепила бы ему пощечину, если бы он не отступил.

Она разозлилась и замахнулась еще раз. Он перехватил ее руку и, чтобы удержать, прижал к себе. И тут произошло неожиданное. С замиранием сердца она почувствовала, что он отнюдь не равнодушен к ее чарам.

Глядя на него в упор, Изабелла принялась медленно двигать бедрами и по его раздувшимся ноздрям поняла, что наконец-то пробила брешь в его броне.

— Перестань, Изабелла, — хрипло проговорил он.

Она только рассмеялась в ответ и принялась расстегивать на нем рубашку. И вдруг она испугалась, потому что уже не она играла первую роль. Бранд, у которого глаза горели скорее гневом, чем страстью, обнял ее и прорычал: