Адмиралы закивали, соглашаясь, и Цилиакс предложил тост за фюрера, который не забывает о морской силе Рейха. Все они помнили прочувственные слова сказанные на церемонии спуска на воду «Бисмарка» Когда внучка «железного канцлера» разбила бутылку шампанского о борт линкора, Гитлер провозгласил: «Германский народ приветствует самый сильный корабль своего флота…»

— Только наши авианосцы слишком слабыми получились, — признал Лютьенс. — Полсотни самолетов — это слишком мало. Было бы их на каждом по восемь десятков, как у японцев и американцев, мы бы от флота Штатов даже воспоминаний не оставили.

— Вы правы, Гюнтер, — без охоты согласился Цилиакс. — Но даже при столь неблагоприятных обстоятельствах мы нанесли врагу сокрушительный удар. В американском флоте осталось по одному линкору и авианосцу, а новые вступят в строй через два года, не раньше.

— К тому времени у нас будет четыре авианосца, и мы повторим «Меч Вотана», — уверенно заявил Бринкманн.

— Повторить такой набег больше не получится, — проговорил Хоффман с мрачной миной. — У американцев огромный воздушный флот. Их бомбардировщики больше не подпустят наши корабли к своим берегам.

Стратегическая тема увлекла всех, заставив позабыть об остывающих омлетах и сосисках. Моряки дружно отложили вилки, обсуждая перспективы морских операций. Все сходились во мнениях, что после капитального ремонта кораблей и молниеносного разгрома слабых русских флотов наступит очередь Панамского канала. Бринкманн, еще недавно служивший в морской разведке, напомнил, что многие южноамериканские диктаторы недолюбливают заносчивых соседей-янки и легко согласятся бросить на север свои марионеточные армии.

— Генерал Перон выступит первым, — уверенно сказал капитан. — Не забывайте, что армия и флот Аргентины — самые сильные в Южной Америке.

— От этих латиноамериканских унтерменшей немного пользы, — отмахнулся Хоффман. — Они вроде испанцев, итальянцев и румын…

Неожиданно в разговор вступил майор Эрвин фон Лангман, начальник приданной флоту абверкоманды и временно носивший морской мундир корветтен-капитана. Адмиралам было известно, что агенты этого рослого детины, имевшего не вполне арийскую внешность, высадились на моторных лодках возле подвергнутых бомбардировке американских городов. Кроме того, абверовец как-то проговорился, что является младшим легатом загадочной научно-мистической организации «Анненербе». К счастью для Лангмана, о некоторых его занятиях не были осведомлены не только флотоводцы, но даже всезнайки из гестапо.

Между тем два с половиной года назад, будучи еще обер-лейтенантом, Лангман проник в Советский Союз под легендой беженца из Варшавского гетто и устроился на должность телефониста районного узла связи под Бердичевом. Подключившись к военному кабелю, офицер абвера несколько месяцев слушал переговоры штабных командиров двух расквартированных в этих местах корпусов Красной Армии — механизированного и стрелкового. Полученные им сведения были столь интересными, что молодой офицер получил звание гауптмана.

Провалился гауптман, как это часто случается в шпионском ремесле, на досадной мелочи, вызвав у местного раввина подозрения в связи со слабыми знаниями каких-то нюансов Танаха. Почтенный священнослужитель принялся следить за новым прихожанином и однажды вечером, нагрянув с неожиданным визитом, с ужасом увидел, как мнимый единоверец запекает говяжий язык, посыпанный тертым сыром. Потрясенный столь вопиющим святотатством, раввин немедленно поставил в известность ближайший орган НКВД. У начальника райотдела хватило ума не брать подозреваемого с поличным и понятыми, а послать сообщение по инстанции.

Прибывшая из Москвы опергруппа Главного управления госбезопасности умело выявила связи вражеского резидента. В начале 1940 года приказом Наркомата связи Лангмана отправили в Киев на курсы переподготовки, которую гауптман абвера проходил на секретном объекте ГУГБ. Сломавшись уже на третьем допросе он выдал всю сеть своих агентов и даже назвал нескольких известных ему резидентов. Возвращенный в Бердичев, Лангман еще полгода гнал в Берлин отборную дезинформацию, после чего сдал оперативную позицию присланному из Фатерланда сменщику, а сам благополучно вернулся в Рейх и с тех пор сообщил на Лубянку немало военных секретов, работая под псевдонимом Крестоносец.

Впрочем, этих интересных подробностей адмиралы не знали, поэтому с любопытством повернулись к дерзнувшему заговорить младшему по званию. Майор фон Лангман произнес, мило улыбаясь:

— Итальянцы — это такие морские румыны.

Салон содрогнулся от хохота. Боеспособность европейских союзников давно стала темой армейских анекдотов. Итальянцы прославились еще в прошлую мировую войну, когда их армия разбежалась под ударом австрийцев у Капоретто. Потом итальянские корпуса были биты дикими абиссинцами, испанскими коммунистами, безоружными греками. Румынская армия после первых же выстрелов сбежала из Югославии, но там хотя бы уважительная причина имелась — русские танки Т-34. Лютьенс, посмеиваясь, поделился личными впечатлениями: в Гражданскую войну испанцы старались выстрелить по противнику, не выглядывая из окопов.

— Зря смеетесь. — Впрочем, Хоффман и сам не смог ржать улыбку. — Вспомните, какая страна закончила Первую мировую войну, удвоив свою территорию.

— Польша? — неуверенно спросил почуявший подвох Лютьенс. — Нет, вряд ли. И не Япония.

— Румыния, — огорошил всех бывший командир «Шарнхорста». — Проиграли все сражения, но воспользовались удобным случаем и отобрали у большевиков Бессарабию. Правда, в эту войну снова отдали. Без боя.

— Мы вернулись к русскому вопросу, — резюмировал Цилиакс. — Боюсь, что флоту на этой войне работы не найдется. Разве что рейды по северным маршрутам.

— И прорыв через черноморские проливы, — добавил Лютьенс. — Не верю, что такое возможно.

— Кому как — Хоффман снова опрокинул стопку шнапса, закусив сосиской и кислой капустой. — Мы как- то говорили с командующим на эту тему. Вот японцам удача улыбается. Дважды наносили удар — и оба раза добивались внезапности. Мы в Нью-Йорке этого не сумели.

Снисходительно улыбаясь, Цилиакс озвучил прописную истину: успех обеспечивается тщательной подготовкой, но нельзя слишком часто применять один и тот же прием. Японцы достигли внезапности в Пёрл-Харборе и Сан-Франциско, но после этого даже беззаботные американцы поняли, что океанский простор перестал быть надежным щитом и что надо охранять подступы к главным базам.

Перестраховщик Лютьенс задумчиво заломил бровь, его лицо выражало тревогу. Нахмурившись, адмирал процедил:

— Означает ли это, что в России Вермахт не сможет применить проверенный в четырех кампаниях метод танковых клиньев?

Вопрос ошеломил застольных стратегов. Хоть и были они моряками, но знали, что сухопутные войска Рейха, начиная с Польши, выигрывали все сражения одинаковым оперативным приемом: танковые соединения, развернутые на флангах, наносят удары по сходящимся направлениям, а затем пехота завершает окружение и разгром противника.

— Теоретически этот прием не может срабатывав бесконечно, — признал Цилиакс. — Но режим большевиков неповоротлив, Красной Армией командуют ограниченные, малограмотные фанатики… К тому же русские проигрывали немцам все войны.

После завтрака они поднялись на мостик. Корабли резво бежали по убаюканному затянувшимся штилем океану. А встречным курсом, как о том доложили дозорные крейсера, полным ходом спешил английский флот.

Адмирал Холланд два дня без толку ждал Цилиакса возле берегов Исландии, после чего радиоволны принесли весть о разгроме североамериканских портов и верфей. Поняв, что немцы обманули его, Холланд рассвирепел и отдал приказ идти на перехват возвращающегося противника. Решимость дать бой главным силам Кригсмарине не оставила его даже после того, как воздушная разведка сообщила количество вражеских вымпелов, и стало понятно, что вашингтонские адмиралы сильно преувеличили число потопленных ими германо-итальянских кораблей.