– Она здесь или не здесь? – спросил однажды Артур, войдя в комнату Мерддина.

– Ты спрашиваешь о Гвиневере?

– Да. Что с ней? Есть ли у меня надежда увидеть её прежней?

– Прежней? Нет, – покачал головой друид, – никто из нас не бывает прежним. Все мы меняемся раз и навсегда.

– Она останется такой, как сейчас?

– Наберись терпения, Артур. Господь вернёт её тебе.

– Что с ней? Как долго это протянется? Она похожа на призрак.

– Её дух потрясён.

– Она почти ничего не ест. Не понимаю, как она живёт.

– Если ты доверишься Господу, он не допустит её гибели. Верь и молись.

– Как? – Артур всплеснул руками.

– Как умеешь… Христос услышит тебя.

– Христос? Ты всё время подталкиваешь меня, Учитель.

– Не я подталкиваю, но жизнь. Ты убедился, что прежние силы не помогают тебе. Зачем ты упрямишься? Попробуй. Ты ощутишь, как новая сила наполнит тебя.

– Новая сила?

– Тебе предстоит поднять всю страну, а не только твою жену, Артур.

Человек-Медведь тяжело опустился на стул и обхватил косматую голову руками.

– Я растерян… – прошептал он. – Я в полном смятении…

– Прислушайся к себе…

– Я слышу только отчаянье. Моя любимая женщина потеряла рассудок.

– Господь поможет тебе вернуть ей не только рассудок, но и любовь. Тебе надо лишь обратиться к нему. Повернись к нему лицом, повернись к нему сердцем, протяни к нему руки.

Старик шагнул к Артуру и набросил ему на шею шнурок с деревянным крестиком.

Человек-Медведь кивнул.

– Ради Гвиневеры я соглашусь на всё.

– Ради любви, – поправил его Мерддин, улыбнувшись, – ради любви, сын мой.

Артур встал и расправил плечи.

– Прими крещение, – сказал друид.

– Поможет ли оно?

– Это требование времени, – ответил Мерддин. – Древние святыни уходят от тебя. Ты потерял то, чего не терял ещё никто из вледигов.

– Ты намекаешь на священный котёл?

– Тебе не удаётся отыскать его. Но народ не должен усомниться в твоей силе.

– Что ты хочешь сказать?

– Пора тебе повернуться лицом к будущему.

Артур угрюмо посмотрел на старика.

– Ты должен смириться с неизбежным. Прими Христа, – проговорил Мерддин. – Прими Христа, и бриттам не потребуются никакие котлы, никакие чаши.

– Ты лукавишь, Учитель.

– В чём ты усматриваешь лукавство? Не впервые слышу от тебя этот упрёк. – Мерддин нахмурился.

– Священные чаши нужны всегда. Я видел одну церемонию в монастыре Святого Креста. Монахи пили из священной чаши. А ты говоришь, что чаши не нужны. Нет, Мерддин, реликвии всегда нужны. И плох тот народ, который не способен отстоять их.

– Возможно, в этом ты прав.

– Зачем же ты останавливаешь меня? Зачем удерживаешь от поисков?

– Ты должен принести покой на эту землю. Поиски украденной чаши принесут только раздоры. Люди уже начинают проявлять недоверие друг к другу, подозревать, что кто-то помогает Мордреду… Я принесу новую чашу. Она будет не менее священна, чем прежняя.

– Разве можно одну священную вещь заменить на другую?

– Легко, Артур. Очень легко. Странно, что ты не понимаешь этого.

– Ты, конечно, принесёшь одну из тех чаш, которой пользуются христиане? – предположил Артур.

– Да, государь, – спокойно ответил друид.

– Ты даже не скрываешь этого. – Артур печально покачал головой.

– Зачем обманывать? Так вы станете ближе друг другу, свыкнетесь. Так вы быстрее соединитесь.

– Мы?

– Твои люди и христиане, – уточнил Мерддин.

Артур отвернулся и сделал несколько шагов в сторону.

– Что ответишь мне, Человек-Медведь?

– Ты хитрее, чем я думал, – проговорил Артур.

– Мудрее…

– Пожалуй, – согласился Артур. – Мне кажется, я начинаю понимать твой замысел.

– Это не мой замысел, – поправил старик, – но замысел времени.

– Что есть время?

– Это истина в чистом виде. Истина, избавленная от человеческих страстей, то есть от заблуждений. Время расставляет всё по своим местам.

– Ты хитрее, чем я думал, – повторил Артур. – И хитрость твоя незаметна. Она проникает в нашу жизнь, как запах костра проникает в лесной воздух, смешивается с ним, и вот уже невозможно отделить одно от другого. Мы понимаем, что к утренней свежести примешался дым, но не способны разъединить их… Ты незаметно – капля за каплей – подливаешь в нашу жизнь свою христианскую краску. Пролетят годы, и люди однажды поймут, что они давно уже не верят в то, что было важно и ценно для их предков, а поклоняются совсем другим божествам.

– Если это пройдёт безболезненно, то плохо ли это?

Артур промолчал. Внезапное понимание происходящего застигло его врасплох. Он не желал отрекаться от былого и не собирался делать этого. Но сопротивляться естественному ходу событий тоже было бесполезно. Мерддин был лишь крохотной частицей этих событий и старался сделать всё, чтобы новый дух, уже пустивший корни в Британии, не причинил никому боли.

– Если ты примешь крещение, – негромко, но твёрдо сказал Мерддин, – то люди пойдут за тобой. И первой пойдёт за тобой Гвиневера. Не отрекайся от веры предков, просто возьми в помощь ещё и силу Христа.

– В помощь?

– Да, воспринимай крещение как ещё один клинок в твоей руке.

Артур вздохнул.

– Хорошо…

И молвил Мерлин, выйдя к собравшимся на площади людям:

«Множество форм я сменил, пока не обрёл свободу. Был я и деревом, был я и дождевою каплей, был я и птицей в лазурном поднебесье, был я и бурной водой в стремительных реках, был я и камнем под ногой, был я и зверем, был я и человеком, был я и глупцом, был я и мудрецом.

Я видел битвы королей, видел битвы рыб, видел битвы деревьев. Всё вокруг сражается за своё место под солнцем.

Я слышал голоса многих богов, но голос Единственного всегда звучал громче других. И возвестил он мне о пришествии Спасителя.

Однако я знал уже с первого дня, как услышал весть о Спасителе, что люди долго будут упорствовать в своём нежелании принять учение Спасителя».

Тогда спросили собравшиеся на площади:

«О каком Спасителе ты говоришь? Мы избрали Артура нашим королём и доверили ему решать нашу судьбу. Он и спасёт Британию от нашествия чужеземцев».

Мерлин ответил:

«Артур – владыка ваш и всей Британии, король королей, государь государей, спаситель и охранитель жизней ваших, наполняющих ваши бренные тела. Но я говорю о том, кто спасёт ваши души и кто подарит вам жизнь вечную, если вы последуете за ним».

Люди недоумевали:

«Отцы наши и деды учили нас, что мы живём вечно. Ты и сам начал речь свою с этого. Что же теперь стало угрожать нам настолько, что души наши вдруг должны умереть будут? Что изменилось в мире? Ужели порядок вещей нарушен? Ужели рыбы стали летать, а птицы плавать у дна озёр? Или ты только пугаешь нас? Если так, то зачем? Или же мы не понимаем твоих слов?

Ты распорядился поставить огромный крест возле священной рощи. Мы видим в этом кресте символ меча, воткнутого в землю, как это с давних времён принято делать, присягая королю. Но ты опять и опять повторяешь, что крест этот означает новую веру. Откуда же взялась новая вера, если ничто в мире не изменилось? Мы едим, пьём, любим друг друга, ходим войной на врага, рождаемся и умираем. По праздникам мы разговариваем с душами умерших. Всё происходит, как происходило не одну тысячу лет. Даже римляне не вытоптали нашу веру. Почему вдруг мы должны уверовать во что-то новое. Нет в мире ничего нового. Жизнь бежит по кругу, и боги наши следят за тем, чтобы всё оставалось на своих местах».

Опечалился Мерлин, услышав такие слова, и изрёк:

«Не сейчас, но позже поймёте вы меня. Наступит час, и ваши глаза откроются и узрят истину»…

Граф Робер де Парси решительно шагал по тёмному коридору, позвякивая пряжками ремней. Его лысый череп с растрёпанными за ушами остатками жидких волос отражал свет факелов, расставленных вдоль коридора и лестницы на расстоянии десяти шагов. За графом спешил молчаливый слуга.