– Что же здесь плохого? Мужчина не может не стремиться к высокому положению. Это приносит уважение и богатство.

– Я устал от беспрестанных междоусобиц, мой мальчик, устал отражать нападения врагов.

– И ты, государь, решил перехитрить судьбу. Я верно понял твой ход? Ты хочешь только выглядеть вледигом, но всё бремя власти ты понемногу переложишь на Артура…

– Если это получится.

– Но он же не хочет власти, разве не так ты только что сказал?

– Германцы слишком напирают, они совсем обнаглели. Артур и его Круглый Стол – единственная реальная сила, способная противостоять чужеземцам. И пусть Артур не желает, чтобы его провозгласили верховным правителем, по сути он уже стал государем. Да, он называет себя равным среди равных, ибо так требуют правила Круглого Стола. Но кто ещё называет его так? Никто! Для всех он – первыйсреди равных. Многие опускаются перед ним на колени, многие припадают к его руке. И этим сказано всё…

– Мой господин, – Мордред слегка склонил голову, как это делали слуги и рабы, слушая хозяев, – я всегда был верен тебе. Разве не мой отряд получил громкое прозвище – Волчья Стая Лодеграна? Разве не я всегда первым откликался на твой зов? Зачем ты обманул меня? Ты обещал Гвиневеру мне, но теперь у меня нет шансов получить её! Почему ты не сдержал своего слова?

– Правители часто обманывают, мой мальчик. Такова природа власти. – Вледиг повернулся спиной к Мордреду, подошёл к столу и отломил кусок лепёшки.

– Так ты давно задумал выдать Гвиневеру за Артура, – догадался Мордред. Его глаза сделались безумными. Он обхватил мокрую голову руками. – Какой же я болван! Ты просто водил меня за нос!

– Гвиневера будет хорошим залогом моего союза с Артуром. Прости, Мордред, что пришлось скрыть от тебя мои планы. Я благодарен тебе за твою преданность, но я не могу доверять тебе всего. Ты чересчур вспыльчив, горячность твоя может нарушить тонкое равновесие сил.

– Я проливал за тебя кровь, о Лодегран, а ты пренебрёг моей дружбой!

– Ты проливал кровь не за меня, мой мальчик, а ради собственной славы, – холодно парировал Лодегран. – Да, нередко ты отдавал мне значительную часть добычи и даже оставлял себе гораздо меньше, чем наживались твои люди. Но ведь ты всегда пользовался моей благосклонностью, я щедро одаривал тебя. Твой дом в Корнуолле давно разрушен врагами, у тебя нет ничего, кроме громкого имени. Но здесь, на моей земле, ты получал всё, что могло прийти тебе на ум, потому что я считаю тебя моим сыном, а не вассалом… Однако сейчас ты забываешься и смеешь повышать на меня голос!

– Ты обещал Гвиневеру мне! Мне!… Теперь же она разделит ложе с этим варваром Артуром. Он же не признаёт Господа нашего! Разве Гвиневера заслужила такое наказание? Ты обрекаешь её на ужасные страдания! Она – добрая христианка, но ей никогда не отмолить того, чем она запятнает себя в этом браке!

– Я взял этот грех на себя. – Лодегран бросил через плечо быстрый взгляд на стоявшую в углу массивную деревянную фигуру Христа; через круглое лицо изваяния, с условно обозначенной бородкой, тянулась тонкая трещина, на кистях едва заметно вытянутых в стороны рук висели венки из высохших цветов и трав.

– Государь, я исповедую ту же веру, что и ты! – Для убедительности Мордред схватился за висевший на груди деревянный крестик и сильно потянул его, отчего кожаный шнурок впился ему в шею. – Но Артур требует соблюдения прежних ритуалов. Круглый Стол и впрямь собрал лучших воинов, но никто из них не прольёт ни капли крови за нашего Господа. Грешно связывать себя союзом с нашим врагом по духу.

– Пусть он сколько угодно пьёт из колдовского котла друидов всякую дрянь, – отмахнулся Лодегран. – Мне нужна его сила… И довольно говорить на эту тему! Вопрос исчерпан. Дело сделано. Свадебный пир состоялся. Теперь Гвиневера уехала к Артуру…

Мордред повернулся и медленно зашагал прочь, оставляя на дубовом полу мокрые следы…

Ночью он проснулся от боли, разлившейся по всему телу. Боль исходила из сердца и была похожа на выбросы тысячи раскалённых игл, которые проникали всюду и пронзали твёрдыми остриями каждую клетку его существа.

Вчера после разговора с Лодерганом Мордред не присоединился к застолью и отправился в домик, выделенный специально для него. Он взял с собой Элейну, но кипевшая в нём злость не позволила его телу возбудиться, и он просто уснул рядом с обнажённой девушкой, грубо стиснув её в своих объятиях.

Теперь он проснулся. Всё ещё доносились пьяные голоса и громкий смех.

«А мне не до смеха», – подумал Мордред, поглядев на крепко спавшую Элейну, и осторожно выбрался из-под тёплых шкур и крадучись вышел во двор. От задней двери в дом Лодеграна его отделяло не больше ста шагов, и Мордред чувствовал, как жажда мести влекла его к той двери.

Он оглядел себя… Не вооружённый… Голый…

Мордред бесшумно двинулся к дому вледига, зорко оглядывая пространство. Никто не видел его. Крепость спала, за исключением нескольких человек, продолжавших сидеть за столом.

Он прошёл в покои Лодеграна так аккуратно, что не раздалось ни единого скрипа у него под ногой…

Лодегран спал, что-то бормоча себе под нос. «Старый обманщик», – подумал Мордред, склонившись над вледигом, и едва не прокричал эти слова в ухо Лодеграну, но вовремя сдержался. Его крепкие руки стремительно опустились на голову вледига и рывком повернули её, с громким хрустом сломав шейные позвонки. Старик даже не охнул.

– За обман надо расплачиваться, – прошептал Мордред, приложив губы к уху Лодеграна.

Он быстро и так же бесшумно вернулся к своему ночлегу и задержался у входа лишь для того, чтобы справить малую нужду. Вслушиваясь в громкое журчание струи, Мордред вдруг успокоился.

– Теперь надо вернуть Гвиневеру… А потом уничтожить Артура…

Войдя в дом, он остановился. Бледный лунный свет проникал сквозь крохотное окошко на ложе и падал прямо на лицо Элейны. Её прямой нос с тёмными отверстиями ноздрей, матовая округлость щёк и лба, обволакивающая плёнка подрагивающих век с длинными тёмными ресницами – всё это внезапно пробудило в Мордреде неудержимое желание. Он лёг рядом с девушкой, прижавшись к ей спине, и запустил руку ей между ног. Во сне она отбросила его руку, но он снова сунул сильные пальцы в её тело, пошевелил ими, проникая глубже и глубже…

Снаружи продолжали доноситься пьяные голоса дружинников.

Король Лодегран скончался в четыреста семидесятом году от Воплощения Господа нашего Иисуса Христа.

Уложили Лодеграна в каменный гроб и на груди у него оставили оружие, сбрую любимого коня, драгоценные камни и монеты. Четыре дня покойный лежал в открытом гробу, дабы народ мог бросить на короля прощальный взгляд. Затем его опустили в землю.

Надгробную плиту украсили латинской надписью: «Здесь покоится король Лодегран, сын Эдрика, сына Глеха, и Риммелты, дочери Гвиллема, победитель Аматея, известного как Властитель Зелёных Гор, и Патрика, прославившегося под именем Сильнейший».

Хоронили Лодеграна известные вожди, служившие ему верностью. Были там Эадлрит, сын Гвеагона, Думинферт, сын Пуббы, Бронд, сын Эадлбальда. Не было там дочери его Гвиневеры, ибо находилась она в замке доблестного Артура, куда отправилась со своей свитой, так как король Лодегран отдал Гвиневеру в жёны Артуру.

Мордред, сын доблестного Кэдмона, обратился к собравшимся вождям со словами: «Вы знаете, что наш король Лодегран относился ко мне, как к родному сыну. Не раз он говорил мне, что передаст мне управление этими землями. Теперь настало время! Я возлагаю на себя царственный венец».

Но не согласились с его словами вожди и прямо на могиле Лодеграна устроили ссору, которая привела к кровопролитию.

Многие уважаемые воины пали в тот день от руки Волчьей Стаи, вожаком которой был властолюбивый Мордред, однако ему так и не удалось одержать победу.