«Кто ты?» – задал вопрос Мерлин.

«Иосиф из Аримафеи. Тот, кто снял тело Иисуса с креста, кто омыл его и кто собрал его кровь в чашу, коей суждено стать высоким символом нашей веры».

«О какой чаше ты говоришь, Иосиф?»

«Когда Господь наш воскрес из мёртвых, Он пришёл ко мне, улыбнулся, сказал, что узнал меня. Он сказал, что я буду в чести, когда мы, паства Его, начнём блюсти душеспасительный обряд и когда мы сбережём полотно, покрывавшее Его, и чашу, куда была собрана кровь Его. Из той чаши люди станут пить кровь Христову и через сие действие соприкоснутся с телом Господа, вольют Его в себя и станут с Ним одним целым».

«Никогда не приходилось мне слышать о чаше с кровью».

«До поры не полагалось упоминать об этом, – молвил Иосиф. – Теперь же срок настал. Неси благую весть людям! Отыщи сию чашу, и она станет несокрушимой опорой в вашей вере!»

«Но как узнаю, какую чашу искать?» – вопрошал Мерлин.

«Каждый узнает её по благодати, которую почувствует, испив из неё, ибо тотчас наступит духовное пробуждение!»

И отправился Мерлин на поиски чаши.

Прошёл он много земель и забрёл однажды в глубокий грот, затерявшийся в таинственном лесу. Там, под низкими каменистыми сводами, он обнаружил дверь, ведшую в подземелье.

«Сюда! Войди сюда, – голоса зазывали Мерлина в подземелье. – Помоги нам, мудрейший, окажи нам помощь! Чёрные силы заточили нас в этом гроте!»

И вошёл Мерлин в подземелье. Увидел он трёх прекраснейших девиц, прикованных золотыми цепями к стене. Каждая из них была красивее луны и прекраснее солнца. Никогда не видел он столь чудесных лиц. Но немедленно он заподозрил неладное, ибо проглядывалась в их сиявших глазах скверна.

Мерлин завёл с девицами разговор, расспрашивая их и стараясь выведать их тайные помыслы. А они только рыдали и ничего не говорили. Наконец одна из них произнесла:

«Хочешь найти священную чашу? Сними с меня цепи, и я подскажу тебе путь, по которому ты должен пойти».

Мерлин освободил девицу от цепей, и в следующее мгновение вся красота её улетучилась, и девица превратилась в уродливое чудовище, жаждущее только срамных ласк.

«Так я и знал, – произнёс Мерлин, отступая. – Цепи сдерживали тебя, твою похоть, твою прожорливость, твою жадность. Цепи позволяли тебе оставаться человеком, теперь же ты потеряла человеческий облик. Твоя нечеловеческая сущность вырвалась наружу. Она погубит тебя, погубит и многих других».

Он хотел уйти из подземелья, но чудовище опередило его, вылетело из пещеры и привалило снаружи тяжёлую плиту, навсегда заперев Мерлина под землёй.

Тем временем король Артур ждал Мерлина к себе, а Мерлин не являлся. И опечалился Артур: «Где мой возлюбленный учитель? Кто поможет мне в трудную минуту?»

Прекрасная и благочестивая жена Артура только что родила первенца и тоже ждала Мерлина, чтобы он крестил младенца. Однако Мерлин не являлся, и Гвиневера отправилась крестить сына сама. Младенец, едва был крещён, умер прямо в крестильных одеждах. Король из-за этого весьма рассердился. Но королева Гвиневера истово молилась Христу, упрашивая возвратить ей сына.

«Зачем просить о невозможном? – спрашивал Артур. – Наш сын скончался. Никто не в силах вернуть отнятую жизнь».

Тут Мерлин предстал перед Артуром в сиянии священного света и молвил:

«Ты, государь, ошибаешься. Сила любви Господа нашего так велика, что может вершить настоящие чудеса. Обратись с мольбой к Иисусу Христу, и Он услышит тебя. Но помни, что в сердце твоём должна быть истинная вера в то, что Господь поможет тебе».

И Мерлин исчез.

Тогда опустился Артур на колени рядом с Гвиневерой, и они оба истово молились. В тот же день их младенец вернулся к жизни и улыбнулся.

«Ты благосклонен ко мне, Господи, – сказал король Артур, уверовав во всемогущество Господа. – Дабы прославить деяния Твои, велю возвести церковь, где буду гимнами прославлять величие Твоё».

И велел Артур возвести церковь Блаженных Апостолов, дабы Британия знала, как глубоко король почитает Господа и следовавших за ним апостолов.

Двадцатитысячная армия крестоносцев уже выступила из Лиона, направляясь к Провансу, а в Лион всё продолжали стекаться толпы простолюдинов, жаждавших записаться в новобранцы. Вокруг городских стен образовался гигантский лагерь, трепетали на ветру старые походные палатки, теснились кибитки, без умолку звучали взбудораженные голоса, воздух сгустился от стойкого запаха испражнений. Если бы на это взглянул случайный путник, то он непременно решил бы, что Лион находится на осадном положении.

Возле костра, чуть в стороне от общего лагеря, глядя в угасавшее вечернее небо, сидел укутанный в плащ мужчина. Лето выдалось холодное, и огонь был очень кстати.

– Здравствуй, Хель, – раздался голос за его спиной.

Ван Хель оглянулся. У него было заросшее густой бородой лицо, длинные волосы, глаза смотрели пристально из-под густой чёлки. Перед ним стоял грязный, плохо одетый крестьянин с вилами в руках. На испещрённом оспинами худом лице жутко торчал огромный мясистый нос, крохотные чёрные глазки жгли необъяснимым огнём, маленький рот хитро улыбался, показывая гнилые зубы.

– Не узнаёшь? – спросил незнакомец, подсаживаясь к костру.

Ван Хель покачал головой, будто сомневаясь.

– Неужели ты, Амрит?

– Всё-таки узнал, старый вояка, – хмыкнул крестьянин. – А я уж думал, ты не угадаешь.

– Только угадывать и остаётся. Ты меняешь облик, как сам Господь Бог, – отозвался Хель.

– А как иначе, братец? – Амрит поднёс руки к костру. – Мне приходится перепрыгивать из одного тела в другое. Путешествую, ха-ха-ха… Это ты нескончаемо живёшь в одной и той же оболочке, а у меня всё устроено по-другому.

– Нескончаемо? – переспросил Хель. – Ну да, я умею заживлять любые раны. И всё же я смертен, Амрит, и тебе известно это не хуже, чем мне или любому магу Тайной Коллегии. Мне можно отрубить голову, и я умру. Я выживаю только до тех пор, пока меня не расчленили.

– И всё же ты обладаешь удивительными способностями, Хель. Ты восстанавливаешь себя, как бы сильно тебя ни изрезали. В последний раз, когда я слышал о твоих похождениях, ты сорвался в пропасть, был раздавлен лошадью, тебе переломало руки и ноги, но вот ты предо мной живой и здоровый.

– Это случилось более ста лет назад… Неужели мы так долго не встречались?

– Долго? Пожалуй… – Амрит лениво почесал затылок.

– Что заставило тебя влезть в шкуру оспенного пеона? – спросил Хель. – Какую игру ты затеял на сей раз?

Амрит таинственно прижал палец к губам.

– Об этом не скажу, – ответил он. – Да и какая тебе разница? Моя игра всегда одна и та же. Ищу ключ к истинным знаниям. Выстраиваю коридоры событий, ищу нужных людей, стараюсь вплести их жизнь в нужный мне магический узор… А ты по-прежнему воюешь?

– Воюю. А кто на земле не воет? Это здесь главное занятие – воевать, грабить, убивать.

– Значит, ты сумел выжить после того падения в пропасть?

– Выживать – не самая трудная наука. При желании ею овладел бы любой смертный. Странно, что в Тайной Коллегии нас не учили восстанавливать повреждённые ткани тела. Пришлось самому открывать в себе для себя эту науку.

– Вот за это Тайная Коллегия и ненавидит тебя.

– Тебя тоже.

– Меня ненавидят за другое. Впрочем, какая разница, за что к тебе испытывают ненависть? Тайная Коллегия никогда не остановит охоту на нас, нарушителей и отступников. Коллегия Магов стремится сохранить свои знания только для себя, иначе она потеряет власть над людьми… Ты кажешься мне грустный, Хель. Или я ошибаюсь?

Ван Хель пожал плечами.

– Не вижу в тебе былой уверенности, – настаивал Амрит. – Тебя что-то тревожит?

– Со мной приключилась беда, Амрит, – ответил после долгой паузы Хель.

– Странно слышать от тебя такое.

– Я чувствую, что погибаю.

– Ты?

– Погибаю от любви.