– Что? – не поверил Амрит.

– От отнятой у меня любви, от удушающего одиночества.

Крестьянин, нахмурившись, бросил озадаченный взгляд на Хеля, и оспины на его неумытом лице сделались глубже.

– Как такое возможно? – покачал он головой. – Ты принадлежишь к числу избранных. Тебе ведомы тайны, о существовании которых другие даже не подозревают. Ты сделал себя великим человеком, и ты почти бессмертен, Хель.

– Моя возлюбленная умерла…

– Возлюбленная! – презрительно передразнил Амрит. – Откуда в твоём языке появилось это слово? Впрочем, я в какой-то степени понимаю тебя. Есть любимые облики. Некогда я любил Эльфию, как мне казалось, прекраснейшую из женщин. Ты наверняка помнишь её, она была одной из самых могущественных жриц нашего сообщества. Но я ушёл из Коллегии и не мог больше видеться с ней. Затем я повстречал женщину по имени Лидия, простую смертную, не имеющую никакого отношения к магии. Я перевёз её из захудалого городка в Помпеи, а потом и в Рим. С тех пор меня не оставляет её дивный облик. Но любовь ли это? Пожалуй, да. Только она не тяготит. Мне приятно вспоминать её. Я не тоскую и никогда не тосковал о ней после её кончины.

Крестьянин похлопал Хеля по плечу.

– Дружище, – внушительно произнёс он, – ты не можешь печалиться из-за смерти человека. Ты же знаешь, что все возвращаются сюда. Хочешь, я скажу тебе, когда она вновь родится и где тебе найти её?

– Нет.

– Почему?

– Это будет совсем не моя Изабелла. – Хель удручённо покачал головой. – Ты помнишь Гвиневеру?

– Разумеется, – кивнул Амрит. – Я выстраивал коридоры событий с её участием, но она изрядно напортила мне некоторыми своими поступками.

– Моя Изабелла и есть Гвиневера.

– Вот как?

– Но когда я встретил её в братстве Круглого Стола, она не тронула моего сердца. Да, она была красива, только красота к тому времени давно перестала привлекать меня. От Гвиневеры исходила холодность презрения ко всему окружению Артура. Я до сих пор не могу понять, за что Артур полюбил её. Только юнцы подобные Маэлю могли потерять голову из-за неё.

– Артур тоже полюбил её, а он был зрелый мужчина, – возразил Амрит и переложил вилы из руки в руку. У него были чёрные от грязи ногти. – Значит, ты уже отыскал её… Но почему ты говоришь, что она – вовсе не она? Ты ведь знаешь, что обе они – одно и то же существо!

– Один и тот же инструмент может издавать разную музыку, Нарушитель.

– Согласен… Просто я не думал, что ты ещё слушаешь музыку.

– Изабелла пробудила во мне что-то неведомое.

– Обыкновенный человек пробудил в могущественном маге что-то неведомое! Это невозможно! Послушай, Хель, а тебе не приходила ли случайно мысль, что Изабеллу могли подставить тебе специально?

– Кто же?

– Наши заклятые враги. Я говорю о Тайной Коллегии… Сколько раз они пытались заманить меня в запутанные ситуации, сколько раз разрушали мои планы, надеясь покончить со мной. Не удивлюсь, если твою встречу с Изабеллой подстроили…

– И что? Какое мне дело?

– Большое, Хель. Ты сейчас на грани слома. С тобой легко расправиться. И если ты не возьмёшь себя в руки, то Коллегия победит, Магистр будет доволен: один из самых ненавистных отщепенцев прекратит своё существование.

Хель безучастно махнул рукой.

– Что ж, тебе решать, – проговорил крестьянин.

– Амрит, почему нас не научили магии любви?

– Такой магии нет, – холодно ответил Нарушитель.

– Если есть любовь, то есть и её магия. Тайные силы присутствуют всюду в каждом чувстве.

– Забудь о чувствах.

– Забыть? Но даже мы с тобой живём чувствами! Амрит, ты выстраиваешь коридоры событий, потому что тебя толкают на это твои чувства. Обыкновенные человеческие чувства!

– Я стремлюсь к истинным знаниям. Я должен переиграть Магистра, который хранит Ключ Знаний.

– Настоящий маг ни к чему не стремится, Амрит! Маг лишь служит! Он принимает случившееся как должное. Ты же рвёшься в бой, прибегаешь к обману. Тебя завораживает эта бесконечная игра, которую ты затеял против Коллегии. Ты научился переселяться из тела в тело, сохраняя свою память и накопленные знания. За это Коллегия преследует тебя, заманивает в ловушки. Но ты уходишь от опасности, меняешь облик, тело, перетекаешь из одного времени в другое, потому что внутри тебя живёт азарт, тебя направляют твои устремления, чувства… Как и меня…

– Но я не влюбляюсь.

– Согласен, я совершил оплошность. И всё же я не желаю вычеркнуть из памяти случившееся. Мне нужно понять… Понять любовь… Раньше я не знал её…

– Тогда соберись с силами, запасись терпением. Пойди опять к своей Изабелле, или как там теперь её зовут, и попытайся размотать этот клубок.

– Впервые я чувствую себя бесконечно одиноким.

– Человек, попавший на шкалу бесконечности, не может чувствовать себя иначе.

Из сгущавшегося сумрака появилась процессия из десяти монахов.

– Да пребудет с вами Господь, – проговорил первый из них и перекрестил сидевших у костра крестьянина и воина. – Не найдётся ли у вас доброго вина, чтобы смочить горло?

– Можете глотнуть из купели святого Бенедикта, если вас мучит жажда! Ступайте своей дорогой, святые отцы, – грубо отозвался Хель. – До альбигойцев ещё далеко, мы ещё никого не грабили, чтобы раздавать направо и налево.

– Ты сказал «не грабили»? – остановился монах. – Сын мой, не хочешь ли ты сказать, что мы собрали великую крестоносную силу, чтобы заниматься обыкновенным разбоем? Уж не еретик ли ты?

– У тебя есть сомнения на мой счёт, святой отец? – мрачно ухмыльнулся Хель. – А сам-то ты искренне веришь в Христа? А что, если я испытаю твою веру, пощекотав твоё горло моим клинком? Что-то подсказывает мне, что в твоих глазах появится животный страх, а вовсе не радость от предвкушения встречи с Господом.

Хель угрожающе поднялся и положил руку на меч. Монахи отпрянули.

– Ты не так нас понял, солдат, – простуженным голосом отозвался другой служитель церкви.

– Я не солдат, а убийца, – возразил Ван Хель, – и лучше вам, святые причетники, держаться от меня на приличном расстоянии.

– Ты служишь славному крестоносному делу, солдат, и нет ничего дурного в том, чтобы очищать землю от еретиков, – заговорил третий монах.

– А разве не всех нас сотворил Господь? – Голос Ван Хеля опустился почти до зловещего шёпота. – Разве не с позволения Вседержителя существует всё, что существует? Разве Господь назвал хоть кого-нибудь еретиком? Нет, монах, это люди провели страшную разделительную черту, но не Бог. По какому же праву человек позволяет себе решать, что есть добро и что называть злом? Сядьте же возле моего костра и растолкуйте мне. Научите меня своей церковной мудрости. Садитесь же! – прорычал он, выхватив меч.

Монахи, боязливо прижимаясь друг к другу, сгрудились возле костра. Хель недобро оскалился и посмотрел на Амрита.

– Как ты думаешь, они смогут ответить на мои вопросы? – спросил он.

– Не смогут, – убеждённо-равнодушным тоном отозвался крестьянин. – Они же ничего не знают, кроме написанных букв.

– Священное Писание… – начал было кто-то из монахов, но Хель оборвал его резким движением руки и властно спросил.

– Ответьте мне, что ждёт нас после смерти?

– Каждого своё. Одни идут в рай, иные попадают в ад, – заученно ответил чей-то голос.

– И всё? – удивился Хель.

– Чего ж ещё! Одних ждёт вечная благодать, другие будут наказаны за свои грехи.

Амрит снова переложил вилы из руки в руку и крякнул, безучастно глядя в костёр.

– За грехи? – переспросил Хель, придвинувшись к монахам.

– За грехи, – кивнул самый молодой из монахов, – за распутство, алчность, тщеславие, сладострастие… За всё. В вечном огне за это надо жечь.

– Это ты так считаешь? Про огонь-то? – язвительно уточнил Ван Хель.

– Не только.

– То есть наказание вполне человеческое, верно я понимаю?

– Вполне.

– Кто же будет наказывать? И где? – продолжал допрос Хель.

– В аду.