Что-то в облике Есунтая напомнило мне об этом змее. Даже когда нойон был спокоен, его глаза безостановочно рыскали вокруг, а когда спал, тело оставалось напряженным, готовое мгновенно отреагировать на малейшее раздражение. Мне казалось, что внутри у нойона дремлет, свернувшись кольцом, такой же змей. И в любой миг может проснуться.

Справа от меня за дверью послышались голоса, затем в дом зашел юноша в набедренной повязке из оленьей кожи с украшенным бисером поясом. Он протянул руку, указывая на меня, и произнес на языке мохауков:

— Тот, кого называют Сенадондо. — Я поднял голову, и он продолжил: — Я прошу тебя пойти со мной.

Я поднялся и оглянулся на Есунтая:

— Похоже, кто-то хочет поговорить со мной без свидетелей.

Он махнул рукой:

— Так пойди и поговори.

— Возможно, он хочет больше узнать о наших планах.

— Или твоя семья, которую ты оставил здесь, зовет тебя домой.

Подозрительно прищурившись, я взглянул на нойона. Он не мог знать, что у меня в Скенектади остались жена и сын. Но я говорил ему, что вернулся в Еке-Джерен уже взрослым мужчиной. Должно быть, Есунтай просто обо всем догадался.

Пришедший за мной юноша вел меня позади ряда домов. Было близко к полуночи, и только узкий серп луны освещал наш путь, но люди еще не ложились спать; я слышал, как они шепчутся за незакрытыми дверями. Стайка малышей увязалась вслед за нами. Как только я останавливался, они тут же подбегали, чтобы потрогать мой длинный плащ или дернуть за край шелковой рубахи.

Мы остановились возле большого дома, в котором могли бы разместиться сразу три семьи. На его двери был нарисован знак клана волка. Юноша жестом пригласил меня войти, а сам ушел прочь вместе с детьми.

Сначала мне показалось, что в доме никого нет, но потом я услышал в глубине шорох. Три присыпанных золой очага едва светились в центральной части дома, перед разделяющей его перегородкой. Я громко поприветствовал невидимых хозяев, прошел за перегородку, повернулся направо и увидел тех, кто меня ждал.

Мой сын носил головной убор вождя из множества мелких птичьих перьев, собранных вокруг большого пера. Сплетенные из бисера ремешки украшали его руки, с пояса свисали монетки. Моя жена накинула плащ из оленьей кожи поверх расшитого бисером платья. Даже в полумраке я разглядел седую прядь в ее темных волосах.

— Дасиу, — прошептал я, а затем повернулся к сыну. — Тейенданага.

Он едва заметно покачал головой:

— Теперь меня зовут вождь Сохайевага.

Он указал на покрывала, лежащие на полу. Я сел.

— Я надеялась, что ты вернешься, — сказала Дасиу. — Я хотела, чтобы ты вернулся, но молилась, чтобы этого не произошло.

— Мать! — недовольно буркнул наш сын.

Она пододвинула ко мне миску с кукурузой, а сама уселась на корточки.

— Я хотел сразу прийти к тебе, — объяснил я, — но не знал, где тебя искать. Когда со мной здоровались люди из моего клана, я опасался спросить их о тебе. Опасался того, что они могут сказать в ответ, и потому молчал. А потом я искал тебя в толпе, слушавшей мои речи.

— Я была там, — ответила Дасиу. — Сидела вместе с другими женщинами позади вождей. Твои глаза подвели тебя.

У меня мелькнуло подозрение, что она нарочно пряталась за спинами соседей.

— Я думал, что у тебя может быть другой муж.

— Я не отказывалась от нашего брака. — Ее лицо почти не изменилось, только появилось несколько морщинок. Я задумался о том, как сам выгляжу в ее глазах: располневший, с дряблой кожей, изнеженный годами спокойной жизни в Еке-Джерене. — Я не выносила твои вещи за дверь. Ты по-прежнему остаешься моим мужем, Сенадондо, но это не я, а Сохайевага попросил тебя прийти сюда.

Мой сын поднял руку:

— Я знал, что ты вернешься к нам, отец. Мне было видение, и в нем я встретился с тобой. Об этом я и хочу сейчас поговорить.

Я не сомневался в том, что сына действительно посетило видение. В этих краях живет много духов, и мохауки, как и все здравомыслящие люди, не пренебрегают полученными от них знаками и советами. Но злые духи могут специально сбивать людей с толку, так что даже мудрецы не всегда сразу понимают, что духи им пообещали.

— Расскажи мне о своем видении, — попросил я.

— Позапрошлым летом, уже после того, как меня стали называть Сохайевага, я подхватил лихорадку. Мое тело сражалось с болезнью, но даже после того, как жар спал, я еще долго не мог подняться с постели. А потом, когда я начал поправляться, случилось это видение. И я уверен, что оно открыло мне правду. — Он не отрываясь смотрел на меня. — За дверью вдруг вспыхнул яркий свет, и три человека зашли в дом. Один из них нес зеленую ветку, другой — красный томагавк, а у третьего в руках были короткий лук и огненный жезл, какими воюет твой народ. Тот, который держал ветку, заговорил, и я понял, что это Гитчи-Маниту обращается ко мне через него. Он рассказывал о свирепом шторме, собирающемся на востоке, над Великой Соленой Водой, из-за которой приплыли ты и твои друзья, и о том, что этот шторм грозит бедой всем Людям Длинного Дома. Он предупредил меня, что тот, кто предлагает мир, может вместо мира принести гибель. Но его слова не испугали меня, и тогда он сказал, что мой отец скоро вернется и приведет мне брата.

Он оглянулся на мать, а потом снова посмотрел на меня.

— Мой отец и брат, которого он приведет, — продолжал сын, — помогут нам выстоять против шторма — так обещал Великий Дух. Когда видение кончилось, я сразу поднялся на ноги, вышел из дому и рассказал людям о том, что мне открылось. И вот ты вернулся, и все убедились, что видение меня не обманывало. Но где же мой брат?

— У тебя есть брат, — ответил я, думая об Аджираге. — Но я оставил его в Еке-Джерене.

— Но видение обещало, что он будет здесь, рядом со мной.

— Он еще слишком мал. А шторм, который вам угрожает, — это и есть инглистанцы. Многие из них собираются приплыть сюда из-за Великой Соленой Воды.

— Война против них унесет много жизней. Мы могли бы торговать с ними, как торгуем с вами. Мир — вот к чему мы на самом деле стремимся, а война всего лишь способ доказать свою силу и мужество и добиться нового, более прочного мира. Ты был одним из нас и должен понимать это.

— Инглистанцы дадут вам ложные клятвы, а потом, когда их станет больше, даже Союз Пяти Племен не устоит перед их войском. Сейчас у вас нет договора с инглистанцами, а значит, вы можете напасть на них. Двое из тех духов, что явились тебе, принесли с собой оружие. Великий Дух подсказал тебе, что нужно начинать войну.

— Но против кого? — спросила Дасиу. Она наклонилась вперед и затрясла кулаком. — Может быть, именно те, что собрались сейчас на острове маннахата, окажутся тем штормом, что обрушится на нас, когда мы ослабнем в боях с ненавистными тебе бледнолицыми людьми.

— Глупая женщина! — рассердился я. — Я же один из вас. Как я могу предать своих братьев?

Но что бы я ни говорил, она всего лишь напомнила мне о моих собственных сомнениях.

— Не нужно было тебе приходить, — сказала она. — Когда я мечтала о твоем возвращении, я хотела видеть одного тебя, а не этих людей, желающих использовать нас для своей выгоды. Посмотри на себя — в тебе не осталось ничего от мохаука. Ты говоришь на нашем языке, но твоя одежда и твои спутники ясно показывают, с кем ты на самом деле.

— Ты не права. — Я пристально посмотрел в глаза Дасиу, и она не отвела взгляда. — Я никогда не забывал о моих братьях, оставшихся здесь.

— Ты пришел следить за нами. Сражаясь рядом с нашими воинами, легче определить, в чем наши слабости и как нас проще одолеть. А мы уже не сможем обратиться к бледнолицым за помощью в войне против вас.

— Так вот о чем ты говорила с другими женщинами! Вы хотите отговорить мужчин, собравшихся воевать?

Дасиу задохнулась от гнева; наш сын сжал кулаки.

— Ты сказала достаточно, мать, — глухо произнес он. — Я верю его словам. Видение не обмануло меня — он вернулся, и духи действительно держали в руках оружие. Возможно, брат, которого мне обещали, присоединится к нам позже. — Мой сын поднялся на ноги. — Я ухожу, чтобы сказать свое слово на совете. Возможно, мне удастся убедить тех, кто пока сомневается. Если мы решим встать на тропу войны, я оставлю обязанности вождя, чтобы сражаться вместе с отцом.