С пунцовым лицом Тэра сделала, что ей было сказано, в то время как другая девушка заняла ее место. Она спрашивала себя, не уйти ли ей прямо сейчас. Спокойно, без всякого шума. Она понимала, что у нее нет никаких шансов показать свои какие бы то ни было способности в этой обстановке. Уж во всяком случае, не под ястребиным взглядом Сола Ксавьера, чье молчаливое присутствие, казалось, пронизывало комнату.

На самом деле Моника не стала требовать от нее повторного сольного выступления, а просто пригласила присоединиться к двум другим исполнителям, чтобы сыграть втроем. Сама Моника аккомпанировала им на фортепьяно.

Завершая занятие, Моника обратилась к ученикам, похвалив их за игру. Она ясно дала понять, что заинтересована в дальнейшем обучении молодого человека, потом сказала девушке, что ей надо продолжать работу в лондонском оркестре и что она порекомендует ее своему агенту как перспективную клиентку.

В конце она повернулась к Тэре.

– Вполне хорошее уверенное исполнение, но надо избавиться от нервов. Очень "физическая" игра, – заметила она. – И хороший тон.

Тэра почувствовала неловкость. Было ясно, что эта слабая похвала лишь маскировка для жестокого приговора.

– Тебе надо годик как следует позаниматься, – улыбнулась Моника. – А потом ты вполне можешь претендовать на место в одном из провинциальных оркестров. Им нужны молодые исполнители. Я думаю, у тебя все будет в порядке, дорогая!

Тэра убрала в футляр свой инструмент. Ее мозг был в каком-то оцепенении. Она проклинала себя за то, что положила голову на эту плаху.

Она с радостью увидела, что Сол Ксавьер полностью поглощен разговором с Моникой и не собирается проявлять к ней интерес. Тэра ненавязчиво попрощалась и выскользнула за дверь, сразу почувствовав облегчение. Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула, наслаждаясь свежим, холодным воздухом. Она подумала, что неплохо бы навестить Бруно, но, поколебавшись, решила, что нехорошо отвлекать его от занятий.

Сильная рука схватила ее за локоть.

– Я отвезу тебя домой, Тэра.

Сердце девушки подпрыгнуло. Подняв глаза, она встретилась с бесстрастным взглядом Ксавьера. В ярком свете дня его глаза отсвечивали прожилками сапфира. Эти синие штрихи сверкали в глубине холодных серых глаз, выдавая скрытую горячность натуры, которая резко контрастировала с его отстраненным и собранным внешним обликом.

Все еще раздраженная и обиженная результатом занятия с Моникой Хелфрич, Тэра инстинктивно хотела отклонить предложение. Но когда Ксавьер твердой рукой повел ее к машине, припаркованной в нескольких шагах от них, она вдруг почувствовала, что не в состоянии сопротивляться. Она устала, и у нее просто не было сил бороться с ним за свое право воспользоваться лондонским общественным транспортом.

Он включил зажигание; послышался звук, вначале напоминающий звериное рычание, которое плавно перешло в тонкое пение технически совершенного двигателя. Машина стала резко набирать скорость, и Тэру прижало к спинке сиденья. Она никогда не думала, что можно так быстро вести машину в сутолоке лондонских улиц – правда, пренебрегая правами и требованиями других водителей.

– Ты жалеешь, что пошла на это занятие? – небрежно спросил Ксавьер.

– Это был фарс. Катастрофа, – ответила она с горечью.

– Тебе сказали, что ты можешь играть в профессиональном оркестре. Это ты называешь катастрофой?

Тэра повернула голову, желая увидеть выражение его лица. Как она и предвидела, его лицо было непроницаемым.

– Да, – сказала она.

Ксавьер кивнул. И промолчал.

– А вы были бы довольны, если бы вам в двадцать лет сказали, что вы можете играть во втором ряду скрипок во второсортном оркестре? – резко спросила она.

– Я никогда не был скрипачом.

– Ха! Вы просто уклоняетесь от ответа.

Она отвернулась и стала с мрачным видом смотреть в окно. Этот мастер-класс только разбередил ей душу, всколыхнув горечь недавней утраты. Ей казалось, что дух отца взирал на нее в эти роковые минуты, а она оказалась бессильна оправдать его ожидания.

– На что же ты надеялась? Услышать, что тебя ожидает будущее солистки? – спросил Ксавьер.

– Возможно. – Она чувствовала, что в душе появилась свежая рана из-за того, что огонь честолюбивого оптимизма, освещавший все ее детство, окончательно потух. – Да. Раньше я надеялась на это. Он хотел этого для меня.

– А были ли его надежды обоснованными?

– Вы только что слышали, как я играю, вам виднее, – огрызнулась она.

– Я не слышал, как ты играла в детстве. Многое могло измениться с тех пор.

Тэра не ответила. Она не хотела говорить об этом: о своих способностях в детском возрасте, о стараниях оправдать надежды отца. Ей снова хотелось расплакаться из-за того, что она потеряла его навсегда. Она спрашивала себя, сколько времени потребуется, чтобы она перестала страдать.

Они уже были за пределами города, на шоссе, ведущем к западу. Тэра вопросительно взглянула на Ксавьера.

– Мы едем не прямо домой?

– Мне хочется прокатиться. У тебя ведь нет срочных дел, правда?

Она пожала плечами и взглянула на спидометр. Машина шла со скоростью девяносто миль в час и все еще продолжала набирать скорость.

Тэра скосила глаза на профиль Ксавьера, на худощавые сильные руки, лежащие на рулевом колесе. Она почувствовала, что ей трудно отвести от него взгляд, как будто ее загипнотизировали против ее воли. Было что-то непостижимое в этих стальных глазах под низко нависшими веками. Это лицо притягивало внимание. Его удлиненные, резко очерченные линии напоминали лица средневековых рыцарей, а высокий лоб вызывал воспоминания о героях, которые покоятся в мраморных гробницах великих соборов.

Что-то шевельнулось в ней, что-то темное и примитивное, внушая тревожное предчувствие глубоких и роковых изменений, ожидающих ее.

Ксавьер бросил на нее беглый взгляд, его тонкие губы изогнулись в слегка насмешливой улыбке. Тэра не улыбнулась в ответ.

Они ехали по скоростной полосе шоссе, обгоняя все остальные машины, которые быстро исчезали вдали.

– Это против правил! – выдохнула Тэра, слегка возбужденная и испуганная.

– Я знаю все места расположения радарных ловушек. К тому же ни одна полицейская машина не угонится за нами.

Тэра вжалась в сиденье, наблюдая за проносящимся мимо пейзажем.

– Люблю скорость, – сказал он. – Летом я оцениваю качество своей езды по числу мух, разбившихся о стекло.

Тэра почувствовала приступ тошноты. На спидометре было уже сто тридцать.

– Боишься? – спросил он мягко.

Она облизнула губы. Потом снова посмотрела на него.

– Нет. А вы именно этого хотите добиться?

Он рассмеялся.

– Я рад, что ты мне доверяешь.

Тэра вцепилась побелевшими пальцами в выпуклые швы кожаного сиденья.

– Я доверяю вам, потому что вы относитесь к тому типу людей, которые ценят свою жизнь очень высоко. Вы верите, что ваша жизнь драгоценна. Поэтому, вы никогда не подвергнете себя настоящему риску.

Его губы медленно скривились в улыбке.

– Какая любопытная маленькая речь.

Тэра решила, что она попала в точку, и успокоилась.

Ксавьер свернул с шоссе на следующем повороте, сбавив скорость до семидесяти миль в час. Протянув руку, он нажал кнопку на приборной доске.

Зазвучала музыка: Бах, Бранденбургский концерт № 1. Неловкость и тревога Тэры стали потихоньку уплывать прочь вместе со струями дождя, пересекавшими стекло. Радость начала подниматься у нее внутри, когда чистые голоса флейты, гобоя и скрипки сплелись в мелодию лучистой красоты. Она улыбнулась.

– Я когда-то играла отрывки из Бранденбургского концерта вместе с отцом, – сказала она Ксавьеру. Он кивнул. – Это было давно, я была тогда еще ребенком.

– До того, как ты подрезала себе крылья, – сухо заметил он.

– Что?

– Отреклась от своего музыкального таланта по причинам, которые невозможно понять. Отреклась от отца. Уничтожила свое будущее.

Тэра обеспокоенно вздрогнула.