Некоторое время они сидели в молчании.

– Я должна уговорить Алессандру поехать с нами, – решила Тэра. – Сол будет очень обижен. И вообще, нет ничего хорошего в том, что ребенок все время все делает по-своему.

– Ха! – не удержалась от неожиданного смеха Рейчел.

Сол был в подвале, переоборудованном в монтажную студию для работы над своим проектом по созданию музыкальных фильмов.

Воспроизводящая аппаратура, монтажный стол и прочие атрибуты располагались вдоль стен. Сол восседал на высоком стуле за монтажным столом, перед ним находилась панель управления с режимами просмотра, перемотки и обратного хода. Тэра, выполнявшая функции его ассистента в отсутствие его секретаря, аккуратно пропустила пленки с необработанными дублями через лабиринт лентопротяжных механизмов, следя за тем, чтобы они были строго синхронизированы друг с другом.

Когда все было готово, Сол начал просмотр.

Три изображения появились на трех небольших экранах перед ним. На каждом из них был дирижирующий Сол, снятый с трех разных ракурсов. Две камеры захватывали на заднем плане расплывчатое изображение оркестра, напоминавшее черно-белыми цветами одежды шахматную доску, а третья давала резко очерченное изображение Сола на фоне волнообразно взлетающих смычков.

Тэру поразило то, что он доминировал на всех трех экранах, постоянно оставаясь в фокусе камер.

Оценивающе прищурив глаза, Сол внимательно просматривал фильм. Приблизительно каждые сорок секунд он останавливал пленку, принимая решение, какой ракурс взять, и делал пометки толстым карандашом.

После полутора часов работы значительная часть фильма была просмотрена и оценена. Взглянув на экран, Тэра увидела, что изображение почти не поменялось – по-прежнему главной фигурой был Сол в трех лицах.

Сидя за столом, Сол наблюдал за своим дирижированием на экранах. Одна рука двигалась в такт музыке – это была Четвертая симфония Бетховена, а другая совершала хаотические рывки в воздухе.

– Нам не нужно никаких фокусов, – пробормотал он. – Красивая картинка не должна отвлекать зрителей от музыки. Музыка – это самое главное.

Тэра задумчиво смотрела на доминирующие, приковывающие взгляд гранитные черты образа Сола на экране. Безусловно, нельзя было отрицать, что звук был фантастическим. Новый видеодиск с высококачественной лазерной записью давал бесподобно яркий, искрящийся звук, несопоставимый со старыми записями.

Сол всегда увлекался новыми музыкальными технологиями. Страсть к записи зародилась у него задолго до того, как он встретил Тэру, и теперь превратилась в навязчивую идею.

Результаты его труда заполняли полки просторного кабинета на первом этаже: сотни старых толстых пластинок на 78 оборотов, огромное количество долгоиграющих пластинок, сначала в моно, а затем в стереозвучании. После того как появились лазерные компакт-диски, он все начал заново.

Иногда Тэра брала старые виниловые пластинки и ставила их на прецизионный проигрыватель, который Сол трепетно лелеял еще с пятидесятых годов. Она постепенно ознакомилась со всей его обширной коллекцией, поражаясь объему работы, которую проделал Сол. Каждый раз с появлением новых технологий звукозаписи он предпринимал работу по модернизации своего репертуара, перезаписывая многие великие произведения. У него были циклы симфоний Чайковского, Брамса, Брукнера, Бетховена, Моцарта, Шуберта, Малера и бесчисленное количество других работ.

Интерес к видеозаписи появился у него недавно. Он планировал начать все снова и представить весь свой "золотой" репертуар в виде фильмов.

– Это технология будущего, – говорил он Тэре.

Желая полностью контролировать этот процесс, как с художественной, так и с финансовой точки зрения, Сол организовал свою собственную компанию по производству фильмов и без промедления принялся за дело. Он начал с цикла из девяти симфоний Бетховена.

– Бетховен – это мой хлеб с маслом, – любил шутить он. – Но на видеодиске он станет джемом.

После трех часов работы по монтажу Тэра устало выпрямилась, разминая затекшие руки и ноги.

– Когда Алессандра вернется домой? – неожиданно спросил Сол.

Тэра удивленно вздрогнула, уверенная, что он полностью поглощен музыкой.

– Завтра или послезавтра.

– Когда я в последний раз спрашивал тебя, ты сказала то же самое.

– Но тебя самого с тех пор не было.

– Я был занят работой. Но она должна жить здесь. Это ее дом.

Сердце тревожно дернулось в груди Тэры.

– Она должна привезти лошадь сюда, – сказал Сол. – Мне интересно посмотреть на ее успехи.

– Сол, раньше нас вполне устраивало, что Алессандра остается с Рейчел и Дональдом, когда мы уезжаем куда-нибудь вдвоем. Если теперь она предпочитает время от времени оставаться там по собственной инициативе, я думаю, мы должны уважать ее желание.

– Она фактически живет там. Она должна вернуться домой. И это животное тоже.

Тэра соглашалась, что в его словах был смысл. Он хотел вернуть дочь. Но она понимала, что между Солом и Алеесандрой существуют серьезные разногласия. Она решилась указать ему на это. В достаточно резкой форме. Он внимательно выслушал.

– Так! Стало быть, это моя ошибка. Хорошо! В таком случае я сам ее исправлю.

Несколько лет назад Тэра в ответ игриво прижалась бы к нему и сказала бы что-нибудь вроде: "Не забывай о такте, Сол! Алессандра ведь не оркестр!"

Но сегодня она обдумала несколько ответных реплик и промолчала.

Просматривая нескончаемо однообразный фильм, она спросила:

– Ты уверен, что люди захотят покупать фильмы, где нет ничего, кроме исполнения симфоний?

– Абсолютно убежден. Успех им обеспечен. А если даже нет – что же, фильмы все равно останутся. И если через сотню лет люди захотят узнать о том, кто такой Сол Ксавьер, фильмы им расскажут.

Тэра пристально посмотрела на него. Как будто холодная рука сжала ей сердце. Он думал о мемориале. Впервые она почувствовала, что музыка ускользает из списка приоритетов его сознания.

Это был Сол, которым двигала иная причина – страх раствориться в неизвестности.

Она подошла к нему ближе и обняла. Пора было ложиться спать. По крайней мере, в постели она сможет дать ему немного утешения.

Он коснулся поцелуем ее волос.

– Останешься со мной посмотреть еще одну работу?

Тэра вздохнула и снова принялась заправлять пленки в аппарат.

Ее усталость смело прочь, когда она увидела незнакомые образы, поплывшие по экрану. Это был первый фильм из проекта Сола по экранизации опер. На экране была "Волшебная флейта" Моцарта. Тзра еще не видела этих материалов, отснятых в Мюнхене несколько дней назад.

Она смотрела зачарованно. Поначалу. Затем с нарастающим беспокойством стала замечать, что фильм имеет серьезные недостатки. В нем не хватало блеска. Действие было затянуто. Лица певцов выглядели искаженными и некрасивыми из-за обилия кадров, показывающих крупным планом широко раскрытые в пении рты и пульсирующие вены на шее. Тэра всегда обращала внимание, что оперное пение требует больших физических усилий. Певцов нужно показывать с расстояния зрительного зала, а не крупным планом.

Сцены на природе были не лучше, они содержали слишком много затянутых видов чернильно-темного неба, на котором не было ничего, кроме вульгарной искусственной луны.

Что касается драматических сцен с драконами и монстрами, они были нелепы до смешного.

Тэра бросила взгляд на Сола. Он выглядел полностью удовлетворенным. Возможно, ему даже доставляло удовольствие видеть певцов в смешном облике.

Тэра вдруг почувствовала, что у нее стынет кровь. Неужели Сол теряет свой стиль? Это невозможно. Он еще сравнительно молод. Он в расцвете своей зрелости.

Ей приходилось видеть его гневным, высокомерным, вспыльчивым, деспотичным. Но никогда слабым или неумелым. Это было немыслимо.

– Милый, я совершенно выдохлась. Мне надо немного поспать, – сказала Тэра.