Тэра прижалась губами к жесткой горячей щеке. Когда пальцы Сола надавили на позвонки у основания ее шеи, она застыла, едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть. По руке пробежали мурашки, в кончиках нескольких пальцев усилилось ощущение покалывания, как от крошечных электрических разрядов.

Сол оцепенел. Он мягко отстранил ее от себя, заглядывая глубоко ей в глаза.

– Что с тобой?

Она покачала головой. Пожала плечами.

– Проблемы с шеей. Больно сгибать.

Он вздрогнул.

– Из-за чего?

– Возможно, повреждены нервы в позвоночнике. – Тэра подняла руку и дотронулась до больного места. – Совсем чуть-чуть, ничего серьезного. Может быть, со временем наступит улучшение.

Она вспомнила разговор с врачом час тому назад. Анализ снимка, который ей сделали накануне.

Врач говорил негромко и спокойно.

– Небольшая потеря чувствительности в трех средних пальцах левой руки, – пояснил он. – Возможно легкое онемение кончиков пальцев. Не исключено, что через какое-то время это вообще не будет причинять вам беспокойства.

– Я скрипачка, – сказала она ему. – Солистка.

Она видела, что врач избегает смотреть ей в глаза.

– Ничего страшного, – проговорила она. – Я справлюсь с этим. Главное, что с моей девочкой все в порядке.

Сол потряс ее за плечо.

– Тэра, скажи мне все. Это излечимо?

– Нет! Ничего нельзя сделать. Это почти не скажется в повседневной жизни. И возможно, потом пройдет само собой. – Она смотрела на него с вызывающей храбростью.

Он взял ее за руку. Левую руку. Эту необыкновенную руку, которая умела находить нужные струны на скрипке и заставляла их звучать. Три злосчастных пальца – указательный, средний и безымянный – выглядели полностью нормальными. Но внешний вид был обманчив.

Сол вопросительно взглянул на Тэру. Она покачала головой. Распрямила пальцы, пошевелила ими.

– С ними что-то не так, – спокойно сказала она. – Я это просто чувствую.

Он промолчал. Тэра улыбнулась.

– Вряд ли кто-нибудь заметит это, пока я не выйду на сцену и не попытаюсь сыграть на скрипке.

– О, моя девочка! – простонал он, горестно закрывая глаза.

– Концертов больше не будет, – сдержанно сказала она, спрашивая себя, действительно ли он в глубине души рад этому. Она еще не вполне разобралась в своих ощущениях – шок притупил ее чувства.

Ей представлялось, что они оба совершили грех, за который теперь наказаны – разными способами. Взгляд на случившееся в таком свете и признание ошибок прошлого принесли неожиданное облегчение. А вместе с ним свободу строить другую жизнь.

Тэра ясно понимала, что все нужно строить заново. Идиллия, в которой существовали она и Сол, закончилась.

Сол проводил семинар студентов-дирижеров в Музыкальном центре в Танглвуде, штат Массачусетс, – месте летней дислокации Бостонского симфонического оркестра.

Сливки студентов высших музыкальных учебных заведений со всего мира каждый год собирались в Танглвуде, и значительную их часть составляли студенты, изучающие искусство дирижирования.

Сол уже пятое лето подряд выступал с бостонскими музыкантами в качестве приглашенного дирижера. В перерывах между репетициями и концертами он занимался с перспективными молодыми дирижерами, которые пытались показать свое мастерство на студенческом оркестре.

Ярким августовским утром, возвещающим начало еще одного жаркого дня, студенты собрались в театрально-концертном зале – большом, похожем на ангар здании с дверями из гофрированного железа, неуместно расположившемся среди зелени танглвудского парка. Студенты-исполнители возбужденно рассаживались на сцене, доставая из футляров инструменты. Студенты-дирижеры сидели в первом ряду перед сценой, впившись глазами в листы партитуры на своих коленях.

Тэра в одиночестве сидела в середине зала. Она обратила внимание, как молодо выглядят студенты. Большинству из них было около двадцати. Каждый год студенты казались все моложе, а она и Сол становились все старше.

В программе были Симфония номер пять Шуберта и "Петрушка" Стравинского. Двое студентов должны были дирижировать, а остальные наблюдать за ними и учиться.

За минуту до времени начала репетиции в главных дверях зала появился Сол и направился к сцене.

Все взгляды обратились к нему. Наступила благоговейная тишина.

Атлетически легко запрыгнув на сцену, Сол подошел и сел рядом с Густавом Сигалом, координатором дирижерского курса, затем кивнул первому из студентов-дирижеров, чтобы тот начинал.

Поднялся высокий и тощий как жердь молодой человек с густой копной вьющихся рыжевато-каштановых волос. Тэре было интересно послушать, как он справится с обманчиво-нежной музыкой Шуберта. Она несколько раз беседовала с ним за кофе и пивом в предыдущие дни. Ей понравились его открытость и восприимчивость, его восторженный энтузиазм. Сейчас она болела за него не только потому, что считала его способным студентом, но и потому, что не хотела услышать, как Сол обрушит свой ядовитый сарказм на доверчивую голову молодого человека.

Она облегченно вздохнула, когда студент без усилий добился от оркестра теплого и искреннего исполнения произведения. Даже Сол не мог придраться. Тэра с одобрением заметила, что будущий дирижер открыто проявляет признательность, когда исполнение ему нравится, что он предпочитает просить, а не требовать, сотрудничать, а не отдавать распоряжения.

Она решила, что у него большое будущее.

В конце оркестранты с теплой непосредственностью поблагодарили дирижера аплодисментами, а Сол грациозно склонил голову в знак признательности, что студент хорошо справился с заданием.

Следующий студент управлял оркестром, размахивая руками, как крыльями ветряной мельницы, наклоняясь и приседая с таким рвением, которое было более уместно в спортивном зале, чем на подиуме. Его словесные команды исполнителям "громче", "тише", быстрее", "медленнее" были ясно слышны сквозь музыку.

Тэра наклонила голову к партитуре, лежащей у нее на коленях, чтобы скрыть насмешливое изумление.

После завершения выступления Сол и Густав подозвали к себе обоих студентов и обсудили с ними их исполнение. Тэра слышала, как Сол ехидно подкусывал студента, потерпевшего неудачу:

– Итак, я вижу, вы – человек действия. Если вы оставите попытки стать дирижером, то сможете сделать отличную карьеру, регулируя движение на Трафальгарской площади в часы пик.

Тэра не могла выслушивать это дальше. Она тихо вышла из зала и прошла в садик, расположенный позади здания. Сод не заметит ее исчезновения. Он будет совершенно счастлив в течение следующего часа. Он получил одного достаточно хорошего студента, чтобы тратить на него время, но пока еще не настолько блестящего, чтобы представлять угрозу для его собственного мастерства, и одного достаточно безнадежного и тупого, заслуживающего применения полного набора насмешек из соответствующего репертуара Ксавьера.

Она задумалась, хватит ли ей времени, чтобы позвонить в Англию и поговорить с Алессандрой. Сейчас была половина первого, почти обеденное время. Дома должно было быть половина шестого вечера. Алессандра, наверное, вернулась с прогулки верхом и пьет чай, приготовленный Рейчел.

Алессандра была очень привязана к своей бабушке, хорошо ладила с Дональдом и всегда оставалась у них, когда Сол и Тэра уезжали куда-нибудь.

Рейчел и Дональд несколько лет назад купили уютный коттедж с соломенной крышей в деревне в Бедфордшире. При нем было два акра земли, включающей большой выгул и пастбище для двух-трех лошадей. Рядом с домом находилась старая конюшня. Алессаидра предпочитала держать свою гнедую кобылу Тоску здесь, а не в оксфордширском доме отца, где большую площадь занимал декоративный сад, и оставалось мало места для свободного пастбища.

Тоска всегда выдвигалась в качестве причины того, что Алессандра все чаще и на более длительное время оставалась у Рейчел и Дональда. Но Тэра подозревала, что дело не только в лошади и что сама Алессандра чувствует себя более свободно и раскованно в непринужденной атмосфере бедфордширского коттеджа, чем в доме своих родителей.