Женщины были заняты приготовлениями в нефе на ступенях алтаря. Они взглянули на нее с любопытством, видимо желая понять, не гостья ли она, по ошибке приехавшая слишком рано.

Джорджиана улыбнулась в ответ, покачала головой и кивнула в сторону пустой скамьи, чтобы показать, что она ищет лишь спокойствия и утешения, которые дает просто присутствие в церкви.

Они улыбнулись в ответ. Кивнули с облегчением. Продолжили разбирать огромные охапки тигровых лилий, чайных роз и больших, похожих на ромашки хризантем, с которых уже осыпалась желтая пыльца. Джорджиана преклонила колени, сложив руки в молитвенном жесте. Она не была религиозна и бывала в церкви только по случаю трех великих событий в жизни – рождения, свадьбы, смерти.

Тем не менее, она ценила благочестивую атмосферу церкви. Здесь она находила утешение, размышляя о том, что, может быть, есть какая-то надежда на загробную жизнь.

Джорджиана с отвращением вздрогнула. Она ненавидела мысли о смерти. О вызывающей ужас старости, когда обвисает лицо и дряхлеет тело.

Именно этот ужас удержал ее от поездки к матери в Калифорнию после ухода Сола. Джорджиана не солгала, когда сказала доктору Дейнману, что ее мать все еще красавица. Она на самом деле была красива. Если смотреть на ее лицо справа. Два года назад мать перенесла инсульт, и часть мышц левой стороны лица осталась парализованной. Джорджиана находила эти изменения жуткими. Угнетающими. Нагоняющими тоску.

Разумеется, она разговаривала с матерью по телефону. Много раз. Мать была просто в ужасе от поступка Сола. Но в то же время уверяла дочь, что рано или поздно к нему вернется здравый смысл. Джорджиана снова получит Ксавьера. У нее опять будет все.

Джорджиана встала с колен и села на скамью. Она провела руками по волосам, легко коснулась лица кончиками пальцев, с облегчением убедившись в гладкости и совершенстве его очертаний.

Она посмотрела в сторону алтаря. Яркий луч солнца блеснул на медных стержнях ступеней. Она мигнула, проверяя, реальный это блеск или один из радужных образов, которые, как горячий песок, обжигали ее веки.

Джорджиана осторожно проследила путь луча к полукруглому окну за кафедрой, улыбнулась и глубоко вздохнула. Бояться было нечего.

Женщины теперь украшали аналой гирляндами дельфиниума. Очевидно, они деревенские жительницы. Но получилось довольно мило, признала Джорджиана.

Она сожалела, что не может остаться и посмотреть на свадебную церемонию.

Она и Сол тоже венчались в деревенской церкви. Церковь была украшена двадцатью дюжинами белых роз. В то время в моде были пышные свадебные платья, со множеством кружев и оборок, длиной до середины икр. Но она, Джорджиана, надела узкое длинное платье из тяжелого шелка, украшенное единственной орхидеей.

Она улыбнулась, удовлетворенно отмечая свой изысканный вкус.

Сол был безупречным эскортом, стоящим ее красоты. Он был в элегантном сером костюме и выглядел таким суровым, таким величественным и неприступным. Сочетание красоты и недавно оперившегося, но уже высоко взлетевшего таланта. Ее добыча. Ее приз.

На день их свадьбы Солу было только двадцать три года. Он уже был пианистом-виртуозом, и число его ангажементов росло вместе с содержимым его кошелька.

Джорджиана посмотрела на переднюю скамью, ближайшую к ступеням алтаря. Перед ее глазами встал ослепительный образ молодого Сола, поднимающегося со скамьи, когда она под руку с отцом начала свой путь к алтарю. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее. Улыбнулся, изумленный ее великолепием в образе невесты.

Сол был одинокой и романтической фигурой. Он был сиротой, и его воспитывал дядя – аристократ, холостяк, который умер, когда Солу было шестнадцать лет. На свадьбу Сол пригласил единственного друга – своего музыкального агента.

Мать Джорджианы проявила беспокойство по поводу недостаточного количества гостей со стороны жениха – из соображений несимметричного заполнения скамей в церкви. В таком событии, как свадьба, подобной неловкости не должно было быть. Родственники и друзья Джорджианы нахлынули толпой и без труда заполнили всю церковь, включая половину, предназначенную для близких жениха.

Это одиночество Сола, загадочность его происхождения никогда не казались странными Джорджиане. Это было частью его богоподобного образа. Джорджиане казалось, что Сол некоторым образом сотворил себя сам.

А теперь Сол создал реальную семью из плоти и крови, основал свою династию. Эта мысль наполнила Джорджиану восхищением.

Она склонила голову в последней молитве, прося Бога, покровительствующего этой церкви – кто бы он ни был, – дать ей благословение.

Тэра взяла со стоянки аэропорта свою машину и двинулась сквозь хитросплетение лондонских окружных дорог. Выехав на скоростное шоссе, она решительно нажала на педаль акселератора, позволив пятилитровому двигателю "ягуара" показать все, на что он способен.

Сол научил ее ездить быстро и недавно обеспечил замечательным образцом техники, пригодным для этой цели. Ускорение прижало ее спину к сиденью, вызвав улыбку удовольствия на лице. Она надеялась, что не слишком много мух бесславно погибнет на лобовом стекле машины.

Тэра наслаждалась хорошим самочувствием. Тошнота первых недель беременности, видимо, исчезла. Она чувствовала себя бодрой и здоровой, окрыленной свежим ощущением собственной значимости и новой целью.

Она дала себе слово, что в последующие месяцы будет заниматься скрипкой, по крайней мере, пять часов в день. Видимо, ей придется отложить выступления на публике до рождения ребенка, но после этого события она сможет давать концерты.

Она должна спланировать все заранее, чтобы быть полностью готовой. Тэра решила, что настало время найти добрую и любящую няню для Алессандры на неполный день, чтобы иметь возможность заниматься скрипкой столько, сколько необходимо.

Алессандра уже выходит из младенческого возраста, она достигла того уровня развития, когда с ней можно поговорить и убедить в простых вещах, думала Тэра. Она начала прикидывать в уме, какими словами она объяснит все дочке, чтобы малышка поняла и не слишком расстроилась.

Она представила, как Сол иронически поднимет брови, услышав эту новость, как он скажет: "Я ведь давно предлагал тебе это", – представила выражение его глаз.

Машина рванула вперед, как будто почувствовав нетерпение хозяйки, страстное желание добраться до дома и претворить свои мысли в действия.

Свернув на аллею, ведущую к дому, Тэра увидела полицейский автомобиль, припаркованный у входа. Она застонала, вспомнив, что последние двадцать минут ехала по шоссе со скоростью свыше ста миль в час.

Но когда она вошла в дом, то сразу же поняла, что произошло что-то гораздо более серьезное и угрожающее. Густая тяжелая тишина висела в воздухе, создавая атмосферу неподвижности и напряженного ожидания.

Мать вышла в холл навстречу ей. Ее лицо было смертельно бледным, в глазах стоял испуг. Она подняла руки, дотронулась до Тэры и тут же уронила их вниз, так, что они безвольно повисли у нее по бокам.

– О, Тэра!

Мать и дочь молча в ужасе смотрели друг на друга.

– Что? – выдохнула Тэра.

– Алессандра, – сказала Рейчел. Ее глаза лихорадочно блестели. – Малышка Алессандра, – повторила она низким шепотом. – О Боже, Тэра. Она исчезла. Ее украли.

Тэра почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– Украли? – Она непонимающе смотрела на Рейчел.

– Она почти не спала прошлой ночью, была очень беспокойной. А утром, когда я играла с ней в саду, заснула. Я положила ее в коляску. – Рейчел сделала паузу, собираясь с силами, чтобы продолжить.

Тэра пыталась сосредоточиться на словах матери. Их смысл ускользал от нее, прежде чем она успевала ухватить его.

– Я вошла в дом лишь на минуту. Зазвонил телефон; я подумала, что это ты. Оказалось, ошиблись номером. Когда я вернулась в сад, Алессандры не было.