Вот где проложили изыскатели трассу дороги! И как мастерски: поезда по ней ходят до сих пор с вагонами и локомотивами современных размеров и не встречают габаритных препятствий. Таков результат одинокого изыскательского костерка на неоглядном, доныне диком и безлюдном пространстве Забайкалья. После войны пришли на Яблоновый участок более мощные товарные паровозы — «декаподы» серий Е аи Е м, поставлявшиеся из Америки по ленд-лизу, и отечественные пассажирские ПЗ6 — «Победы», получившие такое прозвище у машинистов за красоту и благородство форм, ставшие легендой Транссиба и одновременно одиссеей эпохи пара на нашей железке. Еще эти паровозы называли «генералами» из-за характерных «лампасов» — продольной красной полосы вдоль всей длины паровоза. По воспоминаниям ветерана депо Могзон А. Е. Ефременкова, могзонские машинисты на 240-километровом плечедо Карымской вплоть до 1973 года успешно водили на «Победах» экспресс «Россию» Москва — Владивосток одним паровозом по крутым склонам и кривым забайкальского пути, преодолевая Яблоновый перевал и мастерски выдерживая расписание (машинисты говорят: «выдерживать ход»). И бежала «Россия» во главе с красавцем-паровозом по таким местам, где впору на каждом километре восклицать: «Какая же необъятная страна!»
А почему машинист точно знает, когда ему «сброситься» (то есть сбросить тягу), а когда «набраться» (набрать рабочие позиции контроллера и увеличить тягу)? Потому что он изучил профиль пути— именно то, что, собственно, и разведывает изыскатель. То есть тот ломаный в плане рисунок дороги, который и представляет ее точное расположение на местности. Машинист наперед знает, когда начнется подъем, когда он закончится и перейдет в ровный участок (его называют «площадкой»), когда начнется спуск и т. д. — и в зависимости от этого подбирает режим ведения поезда. Не сразу машинист выучивает профиль — для этого нужны время и наблюдательность во многих поездках, особенно если машинист ездит из своего депо не на один, а на несколько участков. Знание профиля пути — это основное знание машинистом дороги. Без этого привести поезд из пункта А в пункт Б просто невозможно.
Машинист размышляет во время ведения поезда: сейчас после этого спуска начнется горочка — но она маленькая, ровная, здесь можно тягу не добавлять — поезд разгонится на спуске, и его в эту горочку сила инерции сама вымахнет — зачем зря жечь топливо или электричество? А здесь наоборот — хотя и уклон идет, но разгоняться нужно еще и еще, потому что следом начнется такой подъем, что без разгона до предельно допустимой скорости на него и вовсе не забраться. Профиль бывает тяжелый или легкий, в зависимости от крутизны уклонов. В просторечии машинисты говорят: «Таскать по тяжелому профилю» — это значит водить поезда по участку с очень крутыми или затяжными (длинными) подъемами. А бывает профиль «перевалистый» — дорога идет понемногу то вверх, то вниз — тут машинист подбирает какой-то один ровный режим тяги, и поезд держит у него скорость сам, то немного прибавляя, то сбавляя ход, но зато без всяких лишних рывков и толчков в составе, которые случаются при наборе и сбросе тяги контроллером.
Всё это изыскатель, работая на местности, должен загодя представлять себе вполне реально, как заправский машинист. Недаром в царские времена студентам-путейцам непременно полагалась паровозная практика! Вот почему стремится изыскатель к поиску максимальной ровности будущей дороги — он знает ей цену. Но достичь плавного профиля, конечно, можно не всегда. Например, нельзя с ходу подвести дорогу напрямую к большой реке или горе, забраться на холм, спуститься в долину — нужно искать подходящее место для этого: где и как лучше всего вписаться в рельеф? И вот тут уже действия изыскателя определяются техническим заданием на планировку линии. Она может сооружаться, так сказать, по высшему разряду, как строили когда-то Мельников и Крафт первую Петербурго-Московскую дорогу. Может срочно прокладываться как линия скорее стратегического, чем хозяйственного значения, по так называемому облегченному варианту или как военная прифронтовая рокада — тогда это и вовсе будет «времянка».
По высшему разряду — это значит с «максимальным спрямлением и облегчением профиля». То есть, если трасса дороги встречает на своем пути возвышение рельефа местности — скажем, холм, то путь не поднимают по его склону или не пускают в обход, а выкапывают сквозь холм выемку, которая позволяет уменьшить уклон пути и избежать удлинения его протяженности на обходе. Если по пути трассы встречается углубление — скажем, пойма реки, то путь не будут опускать в пойму, а соорудят над поймой высокую насыпь, по которой рельсы лягут ровной прямой линией.
А вот если задание на прокладку пути облегченное, то линия будет состоять из сплошных подъемов, спусков и кривых. Средств на ее строительство потратят меньше, чем при «высшем разряде» (что и делали железнодорожные «короли» в погоне за скорой наживой), а вот грузы возить по ней будет значительно тяжелее (чем круче на дороге подъемы, тем меньше допустимый вес поездов), да и общее расстояние дороги увеличится. Конечно, иногда скорейшее открытие дороги важнее качества ее проложения — например, во время войны. Но, как правило, любая экономия на профиле будущего пути крайне нежелательна, поэтому изыскатель «выжимает» из рельефа местности всё, что только может, используя каждую ложбиночку, каждый ровный или прямой отрезок. А уж в горной и скалистой местности точность работы изыскателя буквально миллиметровая (точнее — метровая; за каждым лишним метром глубины породы стоят лишние взрывные и «долбильные» работы).
При строительстве дорог частными лицами до революции были нередки случаи умышленного увеличения длины участка ради наживы хозяев, подрядчиков и десятников на лишних верстах. Об этом ходили в народе анекдоты, публиковались ядовитые фельетоны. Например, про линию Узловая — Елец: «А как построена сама дорога — любо-дорого посмотреть. Честь и слава г. Варшавскому, соорудившему такой изумительный путь! Вот человек, очевидно, уже совсем не склонный к экономии… на чужой счет! Это поэт, художник — все, что хотите. Прямая линия — вне законов красоты, вон ее, прямую линию! Геометрия говорит, что прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками, — что за дело г. Варшавскому до геометрии?.. Зигзаги выходят действительно страшные. Подошла, например, дорога к самому Ельцу, и вдруг ей опять погулять захотелось. Что там, в самом деле, хорошего в Ельце? Ну, опять назад, да и дела восемь верст крюку. Прикиньте-ка эти восемь верст на железнодорожную табличку, ан и окажется, что ребятишкам не только на молочишко, но и на австрийское баронство хватит! Оттого и приходится ехать чуть не целый день по крошечному пространству…» — это, между прочим, пишет в очерке «Елец. Из записной книжки скучающего туриста» В. И. Немирович-Данченко, будущий знаменитый режиссер, один из создателей МХАТа, а в молодости — репортер. Он, конечно, преувеличивает, но большая доля истины в его словах есть.
Иногда на строительстве просто экономили за неимением должных средств на нивелировку профиля. Вот, например, Московско-Виндавская дорога, которая построена в самом начале XX века одновременно и как стратегическая (согласно требованиям Генерального штаба России и ее союзника — Франции), и как коммерческая частным обществом «М.В.Р.». Она уже в самом начале своего пути, у Рижского вокзала столицы, лежит в кривой — и так и петляет всю дорогу в сплошных кривых до самой Виндавы (Вентспилса), своей конечной станции. Машинисты депо Подмосковная, Нахабино, Ржев, Великие Луки про нее говорят: «Дорога наша кривая, словно пописал бычок». Такие встречаются на ней крутые повороты пути, что приходится по ним гонять локомотив-смазчик — для того, чтобы покрытые маслом головки рельсов не так яростно врезались в кривых в реборды [10]колес локомотивов и вагонов. Когда раньше, до распада СССР, бывало, едешь по ней в Ригу на скором поезде номер 1 «Латвия» или номер 3 «Юрмала», на больших скоростях мотает в вагоне весьма основательно. Очень много крутых кривых и на соседней Московско-Савеловской линии, тоже построенной частным обществом Московско-Ярославско-Архангельской дороги в режиме экономии средств.