- А у нас здесь катастрофа грядет. И черносотенцы закон провели. О принудительном сокращении потенциально опасных биологических объектов. Понимаешь, что это значит?

       Ева приставила палец к виску и сказала:

       - Пиф-паф. И нет Тода.

       Его уже давно нет.

       - В моем мире такого не будет. Ни недовольных. Ни несчастных. Ни забытых. Каждый возлюбит ближнего своего как себя самого. Ты читал Библию, Тод?

       - Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерев мы можем есть, только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть.

       - Дальше, - потребовала Ева, дернув за руку. - Говори дальше! Слышишь, Янус? Он читал Ветхий завет!

       - И сказал змей жене: нет, не умрете, но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло.

       Ева обняла и, поднявшись на цыпочки, поцеловала Тода в щеку.

       - Умница.

       - И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его и ела; и дала также мужу своему, и он ел.

       - А потом Бог проклял их. Это был жестокий Бог, Тод. И скоро он умрет вместе со своим миром, чтобы дать шанс новому. И нарек Адам имя жене своей: Ева, ибо она стала матерью всех живущих. Так будет, Тод. И дети мои станут жить в мире, ибо иное будет невозможно для них.

       Ее глаза сияли светом веры.

       - И что я должен буду сделать, чтобы вы построили свой расчудесный мир?

       - То же, что ты делал раньше, - просто ответила Ева. - Умереть. Только сначала...

       Она протянула руку, и седовласый Янус вложил в нее инсулиновый шприц.

       - Вот. Это придаст твоей смерти иной оттенок.

       - Если откажусь, последует приказ?

       Шприц легко раздавить. Но у них наверняка имеется в запасе другой, а то и не один.

       - Да. Только приказывать не интересно. И эффективно лишь тогда, когда нужно тело. Я большего хочу. Вот мое яблоко. Возьми. Попробуй. Только так ты сможешь узнать, каково оно на вкус.

       - Лучше Адама угости. Где он кстати?

       Ева улыбнулась:

       - Разве сторож я брату своему?

       - Тебе причинили боль? - Айне, забравшись на колени, обняла Тода. Его сердце в груди стучало быстро, что косвенным образом свидетельствовало об испытываемом стрессе. Айне не знала, как локализовать последствия данного стресса.

       - Мне причинили эксперимент. Но это не имеет значения. Это было давно и... и теперь все иначе.

       Хорошо, если все обстоит именно так. Айне подозревала, что количество воспоминаний будет увеличиваться, усугубляя нынешний эмоциональный дисбаланс.

       Айне закрыла глаза. Так думалось легче.

       Хотя так тоже не думалось. Просто сиделось.

       Она устала. Раньше она уставала меньше, но это потому, что существовала в пределах бункера. Следовательно, нынешние симптомы свидетельствуют о негативном влиянии внешней среды на физические параметры. Айне следует как можно скорее попасть в бункер.

       - Ты спишь? - спросил Тод и, не дождавшись ответа, прошептал: - Спи.

       Непременно. Но немного позже.

       Тод переложил ее на кровать, укрыл и, выключив свет, сел рядом. Айне ощущала его присутствие. Она не собиралась засыпать, но в какой-то момент отключилась.

       Айне никогда не видела снов, но сразу поняла: это именно сон.

       В реальном мире пространство упорядочено и закономерно. Здесь же две лестницы поднимались, выходя из ниоткуда и уходя в никуда. Они изгибались и вращались, врастали друг в друга хромированными спицами.

       Айне стояла на одной. Спица была твердой. По краям ее возвышались темные шары. Стоило Айне двинуться, и шары вспыхнули, рождая частицы света. Впервые стал виден их дуализм.

       Вуалехвостые рыбы плыли по волнам, шевеля материальными плавниками. Они добрались до Айне, закружились в танце, пытаясь столкнуть ее. А лестницы ускорили вращение.

       - Скоро, - сказала одна из рыб, не произнося ни слова.

       - Что скоро? - спросила Айне, пытаясь поймать квант в ладонь.

       - Все скоро.

       Рыбы рассыпались, что в общем-то свидетельствовало о их ненадежности.

       - Вверх посмотри! - велел последний квант, перед тем, как полностью перейти в волновое состояние. Айне посмотрела. Сначала она ничего не увидела, но подсознание торопливо исправило ошибку.

       Сверху падал железный круг с зазубренными краями. Они рвали нити, и лестницы раскрывались. Они тотчас попадали в шарообразное облако, в котором мельтешили тени.

       Громыхало.

       - Что это?

       Оборванные концы нитей стремительно нарастали, и тени, садясь на них, обретали форму и размер. Они смыкались друг с другом, торопливо сплетаясь корнями, и вот уже разорванная лестница получала свое отражение.

       - Я знаю, что это! - хотела крикнуть Айне, но едва успела отскочить, как мимо с визгом и скрежетом пронеслась пила. - Я знаю...

       Под тонкой оболочкой облака скрывалось желеобразное содержимое. Гель растворил Айне, смешал и превратил одну из теней. Это было не больно. И еще познавательно.

       Став частью новой лестницы, Айне подумала, что на этом сон логически закончится. Но он продолжался. Структуры растянули, пространство между ними уплотнилось, образовав прозрачную перегородку. Пила, достигнув дна бездны, полетела вверх.

       Верх был низом.

       Деление продолжалось.

       Айне множилось, отдавая кусок себя каждой новой лестнице.

       Это было прекрасно. И когда пространство сна вывернулось наизнанку, Айне увидела сто тысяч шаров, завернутых в слоящиеся оболочки мембран. Внутри каждого билось двуспиральное сердце.

       Просилось на волю.

       - Скоро, - пообещала Айне, собирая шары в ладонь. - Уже совсем скоро.

       Они завибрировали и, звуковые волны, визуализированные в многомерности сна, накладывались друг на друга, пока не превратились в одну. Она сжалась пружиной, чтобы развернуться и выбросить Айне в явь. Последнее, что Айне увидела - множество ртов в своей руке и множество глаз за треснувшей переборкой мира.

       - И стала она матерью всех живущих, - сказали рты. А глаза закрылись.

       Сюрреализм увиденного и интенсивность пережитых во сне эмоций настолько выбили Айне из состояния равновесия, что она закричала.

       На крик не отозвались. И только тогда Айне поняла: Тода в комнате нет.

       Ушел?

       Ушел. Рюкзак был на месте. Дверь входная заблокирована столом. Створки окна закрыты, но не заперты. Лунный свет скользил по серебряной нити, протянутой между оконными ручками. Нить переползала на ту сторону и, вероятно, свидетельствовала о крайне неприятном сюрпризе для того, кто рискнет забраться в помещение.

       Или выбраться.

       Айне выползла из-под одеяла, отметив, что общая температура упала. Оставаясь положительной, она тем не менее была ниже физиологического оптимума. Холод проникал сквозь носки и байку, он же заставил вернуться в кровать.

       Лежать было скучно.

       И еще жутковато. Свет странным образом искажал находящиеся в комнате предметы, вырисовывал причудливые тени, в которых Айне виделись признаки самостоятельного существования. Этот самый свет активировал прописанную в генах мифологию ночи.

       Ее дополняли звуки, доносившиеся из-за двери и окна. Скрипение, потрескивание, четко идентифицируемые вздохи, которые не могли быть вздохами, являясь лишь специфичными акустическими эффектами пространства.

       Но аргументы не срабатывали.